Облокотившись на покрытую мутными разводами столешницу, на высоком стуле сидел темноволосый молодой человек в синей рубахе со шнурованной горловиной и в чёрных штанах, заправленных в стоптанные запылённые сапоги. Вся его поза – задумчиво опущенная голова, пальцы, будто бы самостоятельно перебирающие струны небольшой лютни, чуть ссутуленная спина – говорила о том, что сейчас он не видит и не слышит ничего вокруг, для него существует лишь мир, нарисованный его песней. Он не очнётся, пока не закончит её.
Вряд ли он может быть ещё одним воплощением твари с Забытых Пустошей. Тогда в чём же кроется причина происходящего? Я ощутила слабый приступ зависти. Пиратская публика никогда не принимала мои песни с таким восторгом. Каким же секретом владеет этот музыкант?
Последние аккорды песни прервали мои мысли. Дотронувшись до струн в последний раз - мягко и бережно, будто благодаря лучшего друга – менестрель опустил свой инструмент и поднял голову.
Оторвавшись от завистливых дум, я невольно отметила про себя, что бродячий музыкант слишком красив для своего занятия. Правильные, утончённые черты лица в обрамлении чуть вьющихся густых тёмных волос до плеч больше подходили какому-нибудь богатому вельможе с родословной, уходящей вглубь столетий. Но чем больше я разглядывала его, тем больше росло внутри беспокойство. Что-то ещё крылось в этом человеке, какая-то жуткая тень, искажающая его красоту.
Не догадываясь о моих мыслях, музыкант встал и отвесил лёгкий поклон. Таверна взорвалась криками и свистом. На сей раз в них звучало неподдельное восхищение, несвойственное пиратам. Кто-то, заходясь в ажиотаже восторга, колотил кружкой об стол. Я с досадой почувствовала, как моя ревность к популярности менестреля усиливается.
“Молодец, парень!”, “А веселое знаешь что-нибудь?”, “Сыграй-ка песенку поживее, пока Серый не пришёл!” – доносилось со всех сторон. Чуть раздвинув губы в улыбке, певец поднял руку, прося внимания. Буря восторга поутихла.
- Спасибо вам за тёплый прием, - негромко проговорил он, но его голос, казалось, заполнил всё помещение, доносясь до самых дальних уголков таверны. - Но, увы, мне пора. Я покидаю Аэдаггу на рассвете, и у меня осталось несколько неотложных дел.
Его последние слова заглушил гвалт, на сей раз недовольный. Менестрель поморщился и приготовился ещё что-то сказать, как вдруг Сайрус Щука, выскочивший из толпы следом за мной, истошно заорал пьяным голосом:
- Ну и убирайся с Аэдагги! У нас тут есть певцы и получше, правда, Кошка?
Меня застали врасплох. Но я была польщена, что обо мне не забыли в пылу восхищения песнями менестреля. Не сдерживая самодовольства, я кивнула. Пираты обрадованно загоготали, а музыкант недоуменно посмотрел на меня, чуть сдвинув брови. Однако Сайрус не собирался на этом останавливаться и прокричал:
- Кошка, ну-ка, покажи этому красавчику, как ты умеешь петь! Пусть он узнает, что такое настоящая аэдаггская песня!
Толпа оживилась. Раздались подбадривающие выкрики и рукоплескания. Менестрель сдержанно улыбнулся мне и шагнул в сторону. Не успела я и слова сказать, как добрый десяток рук поставил меня на самый крепкий стол в “Трёх мечехвостах”. Оттолкнув наиболее назойливых поклонников, я отряхнула юбку, отбросила на спину волосы и оглядела толпу. Десятки глаз жадно пожирали меня. Распалённые лэем и песней менестреля пираты явно хотели услышать что-то своё, знакомое. И я знаю, что им нужно!
Я откашлялась, выпрямилась и, бросив горделивый взгляд на бесстрастно взирающего на меня менестреля, запела старую пиратскую песню о том, что все дороги в этом мире ведут на Аэдаггу. Рёв десятка глоток на миг сбил меня с толку, но никто этого не заметил: моряки упоённо подхватили припев. Растворившись в песне, я забыла обо всём на свете, чуть пританцовывая на скользкой столешнице. Хлынувший со всех сторон восторг, пусть и пьяный, взбудоражил кровь и вскружил голову.
Острое чувство опасности окатило меня ледяным потоком. Вместе с ним пришло настойчивое ощущение чьего-то пристального взгляда. Поперхнувшись словами песни, я резко обернулась и замерла, чувствуя, как стол уходит из-под ног.
В дверях таверны стоял капитан Коннар.
Наши глаза встретились. Он нехорошо улыбнулся и поклонился, по ранаханнскому обычаю скрестив руки на груди.
54 - пилозуб - разновидность акулы. Обладает вытянутыми челюстями, усеянными несколькими рядами скошенных к глотке зубов; при захвате жертвы “перемалывают” её при их помощи;
55 - Белая дева/Дева Луны - верховная богиня в космогонии княжества Хайань; считается покровительницей плодородия, весны и любви;
56 - сыновья Хэлля - верховные демоны Нижнего мира в космогонии Алдории. Всего их шесть, покровительствующих основным человеческим порокам;
57 - Весёлые кварталы - кварталы, где живут проститутки;
58 - традиционное алдорское приветствие;
59 - аналог - брать быка за рога. Источник - алдорская легенда о Саане-избавителе, великом герое, победившем бога Хэлля и загнавшем его в Нижний мир. Саан победил, ухитрившись моментально схватить бога за глотку - самое уязвимое его место;
60 - Легенда, записанная в Хрониках литанээ, гласит, что их род берёт своё начало от Алайи - Праматери, родившейся в Мёртвых снегах на окраине мира. У Алайи было ожерелье из самоцветов, которое она сорвала со своей шеи, как только оказалась под животворящим солнцем; это ожерелье она подбросила высоко вверх. Взмыв в воздух, оно порвалось, и самоцветы рассыпались пригоршней разноцветных сверкающих звёзд. Их подхватил ветер и в мгновение ока разметал по четырём материкам. Каждый самоцвет, упав на землю, дал начало Семье литанээ, одарив каждую семью уникальными свойствами каждого отдельно взятого камня. Например, роду Сапфиров была дана способность наделения мудростью, Дому Берилл - просветлять разум и насылать болезни на врагов и т.д;
61 - аюра - болотное растение, обладающее тонким, лимонно-мятным ароматом; внешне похожа на гибрид ромашки и мелиссы.
========== Глава 7 ==========
Сказать, что встреча потрясла меня – значит, утверждать, что тропический ливень – безобидный дождик. Дыхание перехватило, а на месте мыслей в голове образовалась звенящая пустота. Я не испытывала такого ужаса с того момента, как увидела в кошмарном сне Сокола!
Время замедлило своё течение. Вокруг всё стало несущественным кроме наёмника. Он оставался у двери и в упор разглядывал меня.
И тут я совершила самый глупый поступок за последнее время.
Я с трудом заставила себя подавить приступ паники, спрыгнула со стола и нырнула в толпу. Сквозь шум и гам не было слышно ничего, но твёрдая уверенность, что капитан всенепременно захочет потолковать со мной по душам, преследовала по пятам и заставляла ускорять шаг. Этот разговор вряд ли обернётся чем-то хорошим.
В “Трёх меченосцах”, как и в большинстве таверн острова, позади стойки трактирщика находился неприметный чёрный ход на случай, если кому-то из гостей понадобится срочно ретироваться.
Например, мне.
Не обращая внимания на недоумённые взгляды и ощущая погоню кожей, я обогнула стойку слева, столкнувшись с давешним менестрелем. Он хотел что-то спросить, но я досадливо отмахнулась и, пробормотав извинение, скользнула за полки, уставленные мутными бутылками с выпивкой. Там виднелась едва заметная щель, из которой слабо тянуло свежим воздухом, перебивающим “ароматы” таверны. Наугад ощупав стену и нашарив пальцами небольшое углубление, я изо всех сил дёрнула на себя дверцу и опрометью бросилась во тьму переулка, кое-где прорезаемую жёлтым дрожащим светом магических светильников.
Проскочив пару кварталов, я забилась в укромное место – угол, образовываемый домами, скрытый в глубокой тени от нависающей сверху пристройки. Сердце колотилось как бешеное, но всё же удалось немного отдышаться и собраться с мыслями. Тело съёжилось от холода – в преддверии сезона дождей ночи становились холодными, а плащ я в спешке оставила в “Трёх меченосцах”.
Какого Хэлля я кинулась прочь? Вот уж глупость так глупость! Я расписалась в том, что не только знаю капитана Коннара, но и прекрасно поняла его жест и явно враждебное ко мне отношение. Уверена, что, не поддайся я панике, вполне смогла бы уболтать капитана или вообще притвориться, что впервые его вижу!
