Пальцы разжались спустя удар сердца после того, как я глотнула воздуха по ту сторону.

Вода ласково гладила шею, приятный жар обволакивал тело. Пусть в моём распоряжении не было ни ранаханнских благовоний, ни душистого отвара из мыльного корня – только глиняная плошка с золой и жесткая мочалка из щетины – неважно. Главное, что я наконец-то могла вымыться, стереть, соскоблить с себя отвратительную запекшуюся корку слизи и грязи. Подкупив служанку, я забиралась в лохань по несколько раз в день, как только немного пришла в себя после прибытия в Бёрк. С её же помощью я раздобыла чистое платье, нижнее белье и лёгкие сапоги.

Всю одежду, что я носила в монастыре, по моей просьбе завязали в узел и сожгли.

Намокнув, волосы потяжелели и облепили плечи. Я запрокинула голову и погрузилась глубже, оставив на поверхности только лицо. Если бы только можно было раствориться в воде, стать речной наядой – говорят, в них превращаются утопленницы – чтобы стереть из памяти всё-всё-всё и спокойно доживать свой век, бездумно наслаждаясь журчанием ручьев и плеском волн.

Внезапно показалось, что дно лохани исчезло. Не успев даже вскрикнуть, я с головой ушла под воду. Что-то, похожее на огромную змею, обвилось вокруг пояса, дернув вниз с такой силой, что из легких вылетел последний воздух. Ужас сковал горло не тогда, когда, глянув наверх, я увидела быстро удаляющуюся над головой поверхность воды, а когда вспомнила, что сама заперлась изнутри. Щеколда была не из надёжных, и тот же Коннар мог с лёгкостью выбить её плечом, но…

Но я даже не могла закричать и позвать его на помощь.

Снизу потянуло холодом. Несколько мгновений я заворожённо наблюдала, как вверх быстро бегут пузырьки. “Змея” усилила напор. В ушах зазвенели крохотные серебряные колокольчики.

Я очнулась и принялась яростно выкручиваться из смертоносных объятий, беспорядочно колотя руками и ногами по шершавому телу. В ответ оно лишь сильнее сжималось, и рёбра затрещали, не выдержав напора.

Судорожный вдох. Глотку ошпарила струя воды, отрезавшая надежду на спасение. В отчаянии я рванулась вверх, к спасительному свету, и… Проснулась, вжавшись в жёсткий бортик.

- Сон? - слабо прошептала я и закашлялась от знакомой боли в горле.

Дрожащей рукой я вытерла холодный пот со лба и в изнеможении откинулась назад. Кошмары становились всё более и более реалистичными, но это всего лишь бесплотные видения, которые не могли дотянуться до меня из призрачного мира.

Я опустила глаза вниз и похолодела.

Или могли?

Талию опоясывала широкая красная полоса.

Тело действовало быстрее разума. Через мгновение я уже сидела на кровати, по шею завернувшись в простыню и испуганно глядя на лохань. Вода колыхалась, ловя золотистое сияние светильников. В этом колыхании померещилось, будто на дне шевельнулось что-то тёмное.

Тяжёлый удар в дверь грохочущим набатом разорвал тишину.

- Кошка! - голос Коннара хрипел не то от недосыпа, не то от ярости. - Ты не спишь, я слышал твой крик! Что у тебя там творится?!

Я не произнесла ни слова, уткнувшись подбородком в сложенные ладони и глядя перед собой.

- Кошка! - в тоне северянина появилась угроза. Дверь испуганно задрожала под очередным мощным ударом. - Ты же знаешь, что, если захочу, я могу зайти и без твоего разрешения!

- Всё в порядке, - бесстрастно произнесла я. - Мне приснился плохой сон. Уходи.

За дверью повисла тишина. Наёмник обдумывал мои слова.

- Три дня, - наконец, тихо, но жёстко повторил он. - Три дня ты не выходишь наружу. Три дня не желаешь меня видеть. Просто запираешься в этой шар’ракховой комнате безо всяких объяснений. И после этого я должен поверить, что всё в порядке?

Я медленно сползла на спину и свернулась в клубок, поджав колени к животу.

- А я и не прошу мне верить! Просто хочу отдохнуть. Я очень устала от всего. Даю слово, что объясню, если не всё, то хотя бы часть происходящего. Обещаю.

Коннар выругался вполголоса и угрюмо сказал:

- Надеюсь, твои объяснения хоть немного оправдают пребывание в этой дыре! Я скоро ракушками обрасту, пока твоё высочество изволит валяться в кровати днями напролёт!

- Ты по-прежнему свободен от клятвы наемника, - тусклым голосом произнесла я, поворачиваясь спиной к двери.

- Спокойной ночи, Кошка! - гневно гаркнул Коннар и, судя по звуку, саданул кулаком по стене рядом с дверью. Его сапоги прогрохотали мимо комнаты, и всё успокоилось.

Я лежала неподвижно, вслушиваясь в стук своего сердца и тонкое жужжание гнуса, налетевшего на свет. Это слегка успокаивало, отгоняя панические мысли о том, что сон может вернуться.

Колючие мурашки пронизали кожу на спине, возвестив о том, что моё одиночество снова нарушили. Тягуче-сладостная волна всколыхнула волоски у основания шеи, и я нехотя протянула:

- О хайлэ, Синеглазый. Давненько не виделись.

Ответа не последовало. Тогда я приподнялась на локте и оглянулась через плечо. Тёмная фигура стояла, почти вплотную приблизившись к постели. Синие огни глаз то потухали, то разгорались ярче, как два узких пульсирующих сердца. Сияние магических светильников рассыпалось, наткнувшись на Синеглазого, и образовывало сияющий нимб вокруг расплывчатых очертаний всего призрачного существа.

- Что, тоже явился попенять на моё затворничество? - вкрадчиво спросила я, отодвинувшись к стене.

Продолговатая тень метнулась вперёд и нависла прямо надо мной, чёрным пологом заслонив свет. Я ахнула от неожиданности и прижалась к спинке кровати. Синие огни ослепительно вспыхнули в паре ударов сердца от лица.

“Чудовища Междумирья разорвут тебя, если и дальше будешь подпускать их так близко!”

- Я никого не подпускала, - растерянно прошептала я. Синеглазый прищурился. Огни сузились, превратившись в острые лезвия.

“Твой страх манит их, как светильник в кромешной тьме влечёт насекомых. Погаси этот свет, Мелиан. Ты нужна ему живой!”

- Кому? - быстро переспросила я, чувствуя, как со дна измученного тела поднимается горячая волна разбуженного любопытства.

Очертания стали расплываться, а глаза меркнуть. Призрачный силуэт таял, отплывая прочь.

- Подожди! - я соскочила на пол, откинув простыню. - Может быть, наконец скажешь, кто ты такой и что от меня хочешь? Хэлль тебя побери, хватит говорить загадками! У меня уже от них голова трещит!

Последние чёрные клочки быстро растворялись в золотистом сиянии светильников.

“Скоро всё узнаешь сама”, - прошелестел в ушах бесплотный голос, и в нём промелькнула едва уловимая насмешка.

- Хэллев сатайред! - в бессильной ярости выкрикнула я и вдруг осознала, что иссушающий страх, сковывающий тело все эти дни, бесследно исчез. Вместо него в жилах застучал, набирая силу, обжигающий поток крови, вскипевшей от неясного, но волнующего предвкушения.

Дорожная сумка, позабытая в углу комнаты, сама собой раскрылась. Из неё со стуком выкатился Камень и скользнул к кровати. Я перевела на него взгляд и наклонилась, чтобы поднять.

- Страх, говоришь? - промурлыкала я, поглаживая прохладные бока. - Кажется, теперь ясно, как его отогнать!

***

Солнце медленно поднималось над Бёрком, окрашивая красным стены приземистых домов, сложенных из ракушечника. Город постепенно просыпался. Сонное оцепенение улетучивалось вместе с дымом ночных костров. Повсюду слышалось шипение: горожане выходили на крыльцо и деловито окатывали кострища водой, гася огонь до следующей ночи.

Я не выдержала и подошла к низкому плетню, опоясывающему один из домов. Прямо за ним отчаянно зевающая женщина в тёмно-коричневом платье забрасывала угли песком.

- Почему вы жжёте костры каждую ночь? - спросила я потому, что молчать было невозможно. Женщина утёрла тыльной стороной руки лоб и взглянула на меня ничего не выражающими глазами.

- Белые мухи, - недружелюбно пояснила она таким тоном, будто эти два слова всё объясняли.

- Что?

- Белые мухи, - с нажимом повторила она и махнула рукой в сторону гор, синей громадой возвышающихся над городом, - прилетают по ночам. Если не жечь костры, заберутся в ноздри и задохнёшься.