Когда преображение совершилось, актера отправили на кинопробу в присутствии Роберта Земекиса. «Тогда я впервые познакомился с Бобом, — рассказывает Вайсман, — он мне почти ничего не сказал. Он просто объяснил, что надо делать, и, похоже, все прошло хорошо».
Задним числом актер понимает, что все было решено в тот момент, когда после завершения сцены Земекис нагнулся к Дину Канди и спросил:
— Что думаешь?
— Думаю, мы получили Криспина, — ответил тот, — но без криспиновских проблем.
В тот момент никто из присутствовавших, особенно Вайсман, не мог предположить, насколько неверной была эта фраза. Он в своем блистательном неведении всех поблагодарил, снял грим и пошел домой. Его наняли и прямо перед началом съемок предложили роль Джорджа, а не дублера, как он сначала думал. «Юниверсал» провел переговоры с театральным агентом актера и предложил Вайс-ману 20 тысяч долларов. Агент не мог поверить такой удаче.
Как только начались съемки «Парадокса», исполнители, вернувшиеся в фильм, начали изображать своих уже прославившихся персонажей, а также их различные вариации, появлявшиеся в сиквеле. Лея Томпсон снова воспроизвела манерность Лоррейн, но с большим трудом смогла изобразить свою героиню в варианте Biffhorrifîc, когда та, по словам актрисы, превратилась в «пьяную диву, бедную старую алкоголичку Лоррейн». Мало того, что ей надо было сыграть эту экстремальную версию своей героини, но она была вынуждена играть под пластиковым гримом, который разработал для нее Кен Чейз перед своим уходом после двух первых недель съемок из-за спора о зарплате.
«Это было ужасно, — говорит она, — старящий грим вызывает кошмарные ощущения. Теперь используют какие-то другие, чуть более мягкие компоненты, но в то время грим был очень жестким. Он был ужасен. Тебе приклеивают что-то на лицо — у меня вся шея была в волдырях. Актерам грех жаловаться, нам очень-очень повезло, но каждый раз, когда вы видите на экране парики, грим и костюмы исторического периода, представьте себе, каково носить все это в течение двенадцати часов. Это просто мучительно».
Как бы ей ни мешал грим, но те изменения, которые были произведены с ее внешностью в сценах Biffhorrific, помогли актрисе справиться с ролью. Накладки, которые надевали на Томпсон, чтобы показать, что ее героиня сделала операцию по увеличению груди, вызывали здоровый смех на площадке. Однажды Стивен Спилберг пришел на съемки, уронил ключи в ее фальшивое декольте и, к большой ее радости, долго их там искал. Другой раз, когда актриса была только частично одета и сидела в кресле гримера, случайно проходившие мимо люди вскрикивали и только потом понимали, что на самом деле она не сидит с голой грудью. «Мне очень нравилась моя героиня в этом варианте, — говорит она, — мне нравилась эта сцена. Мне нравились декорации. Мне нравилось, как меня снимали выходящей из спальни, когда приходит Бифф. Это был огромный план, снятый с операторского крана, который они поставили среди потрясающих декораций, построенных в звуковом павильоне „Юниверсал“. Мне кажется, что эта сцена гениальна. Это одна из самых моих любимых работ. Я прыгнула выше головы, но думаю, что вся эта часть фильма потрясающая. Мне очень повезло, что я сыграла самые разные варианты одной личности в разных обстоятельствах, причем это был такой интересный персонаж. Теперь, когда я рассказываю о себе, то прежде всего вспоминаю про эти сцены, особенно Лоррейн в „Назад в будущее-2“. Никто не верит, что это я исполняю роль дивы, а я говорю: „Чувак, я снималась в этом фильме, когда мне было двадцать три года! Теперь я могу сделать это еще лучше“».
Том Уилсон тоже считает грим для «Парадокса», мягко говоря, неприятным. Для большей части своих сцен ему приходилось гримироваться в течение шести часов, а иногда еще надевать увеличивающий его костюм, чтобы изображать в фильме разных членов семьи Танненов. Для того, чтобы появиться на площадке в 10 часов, Уилсон часто начинал рабочий день в кресле гримера в 3:30 утра. Он снимался около семи часов, а затем начинал более легкий, но тоже длившийся по меньшей мере час процесс снятия грима и возвращения к собственному «я». Иногда в соответствии с расписанием съемок ему приходилось начинать день в тяжелых накладках, а заканчивать с чистым лицом; так было, когда он снимался в сцене, в которой в 1955 году Старый Бифф дает Молодому Биффу спортивный альманах. Помимо того, что актеру приходилось играть в крайне неудобном гриме, у него еще после каждого дня съемок оставались тяжелые боевые раны — раздраженные и покрытые волдырями лицо и шея — побочный эффект от слегка токсичных химикатов, с помощью которых гримеры быстро снимали латекс с лиц актеров. Эти раны при необходимости просто замазывали новым гримом, чтобы Уилсон мог работать дальше.
Использование в тех же ролях актеров, игравших в первом фильме, кажется напрашивающейся идеей, однако это было новшеством. Бобы готовы были сделать все возможное, чтобы их задумка оправдала себя, так как считали, что зрителям будет приятно увидеть того же актера, когда Марти вернется в 1955 год. Во время прослушивания для первого фильма все актеры, пробовавшиеся на Лоррейн, Джорджа и Биффа, проходили проверку в гриме прежде, чем им предложили роль. Когда Томпсон поняла, что создатели фильма верят, что она сможет сыграть женщину настолько старше ее самой, то она поверила в себя и в тех, кто ей руководил. «Это настоящее волшебство, когда вы впервые видите Лоррейн в прошлом после того, как видели ее такой печальной и понурой в 1985 году, — говорит она. — Когда она впервые появляется в пятидесятых годах, то выглядит такой молодой и полной жизни. Эта метаморфоза делает мою героиню более глубокой. Именно из-за таких вещей люди ходят в кино. Как прекрасно, что создатели фильма поверили, что Криспин, и я, и Том Уилсон с этим справимся».
Несмотря на то, что каждодневная рутина съемок была примерно такой же, как и в первом фильме, атмосфера на площадке «Парадокса» была немного более напряженной, частично из-за огромных ожиданий публики и руководителей студии, но в основном из-за того, что снимать сиквел было технически сложнее, чем его предшественника. Прекрасным примером может служить сцена, в которой Риз и Фоули, два офицера полиции в исполнении Мэри Эллен Трейнор, тогдашней жены Земекиса, и Стефани Э. Уильямс, привозят Дженнифер в ее будущий дом в Хиллдейл. Режиссер хотел снять одним долгим планом снизу спуск полицейской машины, а затем открывающуюся дверь, из которой выйдут все трое. На площадке в тот вечер все нервничали, и некоторые члены съемочной группы были напряжены из-за того, что жена режиссера участвовала в небольшом каскадерском трюке — она с двумя другими актрисами должна была быть в машине, когда та опускалась на землю. Дело осложнялось еще и тем, что это была одна из последних ночей, когда съемочная группа могла снимать на углу Оукхерст стрит и Сомерсет Авеню в Эль Монте. Солнце садилось, свет исчезал, — и, конечно же, машина не работала. Проектируя эту машину, Тим Флаттери сделал специальный желоб, к которому можно было снизу прикрепить индустриальный вилочный подъемник и с его помощью поднимать автомобиль. В идеале должен был получиться чисто сделанный кадр, где не были бы видны никакие приспособления для комбинированных съемок. Так как подобную технику уже однажды использовали для съемок летящего ДеЛориана, Майкл Лантиери предполагал, что с этим автомобилем все получится также. Примерно за полчаса до съемки один из членов группы сел в подъемник и приготовился к пробному подъему. Он подцепил полицейский автомобиль, начал поднимать и…
«Он изгибается! Подъемник изгибается!» Задняя часть машины поднялась в воздух, а нижняя все еще была на земле. Команда спецэффектов пыталась поднять автомобиль с помощью подъемника неправильного размера. Человек, сидевший в подъемнике, выглянул из окна и выплюнул большую порцию жевательного табака: «Я знаю, блин, что он изгибается». И вместо того, чтобы остановиться, он продолжал поднимать машину, рискуя испортить не только механизм, но и автомобиль, который проектировали и конструировали в течение нескольких месяцев. Когда он наконец прекратил это делать, то задняя часть машины находилась примерно на высоте шести футов, а нос был направлен вниз, как у автомобиля на американских горках. Члены съемочной группы громко выражали свое изумление.
