В общем, сегодня пили, и пили много — до неприличия.

— Я хочу выпить за… — Чонин взмахивает бокалом, отчего оттуда проливается добрая половина. Придумать за что бы ещё можно выпить не получается, — просто хочу выпить.

— Мы так и поняли, — хихикает Феликс.

За это время Чан извёлся: он жутко волновался за Чонина, старался подсовывать ему самые лёгкие напитки, постоянно спрашивал о его состоянии, хоть и сам уже был достаточно пьян, чтобы положить на это болт.

А ещё Чонин сегодня безумно горячий. И возможно это первая причина, почему Чан так извёлся.

Расстегнулась и четвёртая пуговичка, оголяя аккуратную полосу между грудными мышцами. Чан умирает. По шее медленно сползает капелька пота, обходит кадык и оставляет за собой заметный мокрый след. Хочется выцеловать эту дорожку. Чонин садится на колени к Чану, потому что ему так захотелось. Он просто издевается.

Чан в свою очередь не упускает возможности коснуться Чонина там, где ему позволяют рамки приличия. Плечо, покрытое тонкой тканью рубашки — Чан даже чувствует текстуру кожи; колено, обтянутое джинсой (он всё ещё тащится, как школьник); и в конце концов, рука. Он переплетает свои пальцы с длинными, музыкальными — чониновыми, и чувствует себя дома, даже когда кругом шумная толпа, а колонки долбят так, будто хотят взорвать перепонки всем, кто сегодня здесь находится.

Возможно, такие места не для него. Чонин тоже потерял былой восторг от обстановки и из ярких эмоций на его лице можно было увидеть только отвращение. Он лениво потягивает свою газировку из трубочки, обводя глазами зал. Минхо с Феликсом смылись куда-то, оставив этих двоих наедине (угадайте по чьей инициативе), толпа постепенно начала сгущаться.

— Там какой-то парень сблевал на бюст девушки, — Чонин вглядывается в дальнюю часть зала и тут же отворачивается. — Интересно, как он потом будет смотреть ей в глаза?

Чан ухмыляется, пытаясь найти развернувшуюся трагедию, но быстро сдаётся.

— Вряд ли кто-то из них это вспомнит.

— Хочу… — Чонин закусывает губу, исподлобья смотря на Чана. Чан задерживает дыхание. — Домой.

Возможно сбежать отсюда было лучшей идеей. Лучшей за этот вечер. Чан оставляет сахарные прикосновения на спине Чонина, когда они стремительно пробираются сквозь толпу танцующих прямиком к выходу, целует его в загривок, когда они ждут такси, спрятавшись в тени дерева, и обвивает руками его плечи, когда Чонин пытается подпеть музыке, доносящейся из клуба, в которой слов нет вовсе.

Слова не нужны. Ни в песне, ни сейчас.

«Удивлён, что вы уехали только сейчас. Люблю вас, котики ;)» — пишет Феликс в смс-ке, которую Чонин получает уже в такси.

Когда они заходят в квартиру Чана, градус давления повышается на пару единиц. Они стоят друг напротив друга в тесной прихожей, Чонин опускает глаза на свои кеды.

— Сначала стоит снять пальто? — улыбается Крис.

Определённо стоит.

Чан аккуратно вешает его на плечики, расправляя каждую складочку велюровой ткани, снимает пару пылинок с ворота, наконец отправляет его в шкаф, и медлит, не решаясь поворачиваться обратно к Чонину.

— Чан…

— Да, малыш?

Чонин проводит рукой по линии позвоночника, затем обвивает торс руками, прижимаясь щекой к широкой спине.

— Я… я схожу в душ?

— Ты справишься там без меня?

Сейчас не справится.

У Чана натурально кружится голова, когда ему приходится наблюдать, как Чонин плавно стягивает с себя элементы наряда, будто специально, дразнясь (ему только кажется). Перевозбуждённый мозг принимает всё в два раза ярче.

На деле же трясущиеся руки Чонина не могут совладать с пуговицами на рубашке: алкоголь таки сделал своё дело.

— Помоги расстегнуть.

Чан подрывается со стиральной машины, на которой он удобно устроился — не хватало только попкорна, — и подходит к Чонину, перехватывая инициативу в его раздевании на себя.

Всё внимание сосредоточено на чёртовых пуговицах, а не на вздыхающем сверху Чонине, не на его вздымающейся груди и неразборчивых речах прямо на ухо. Пуговицы.

Холодные пальцы то и дело касаются оголённой кожи, вызывая волны мурашек у Яна. Он перехватывает руку Криса и тянет на себя, прижимаясь к нему всем телом.

— Мы поцелуемся уже сегодня, или нет?

— Нини, рубашка! Душ? Я не знаю.

Абсурд. Оба весь вечер медлят, ходят вокруг да около, боятся, как дети.

Чонин пьянее (и смелее — но только сегодня), первым подаётся вперёд, сокращая расстояние. Он касается кончиком носа носа Чана, фыркает и игриво улыбается.

Последняя пуговичка была расстёгнута.

Тонкая воздушная ткань медленно сползает с острых плечей, Чан не может отказать себе в удовольствии взглянуть на это.

— Ты волшебный, — заворожённо шепчет он. — Ты сегодня весь вечер меня с ума сводишь, малыш.

— Теперь можно, — неоднозначно отвечает Ян. Рубашка летит на пол.

Руки на талии, на шее и груди; пересчитывают рёбра, и когда насчитывают по двенадцать с каждой стороны, снова опускаются на талию, впиваясь в тонкую молочную кожу короткими ногтями.

Звук шуршания грубоватых ладоней о кожу сводит с ума. Этот вечер сводит с ума.

— Крис… — имя почти теряется в стоне, вызванный губами на ключицах — останутся отметки — Чан с этим не осторожничает.

— Чонин, душ.

— Чёрт…

— С брюками справишься?

Дрожь от опьянения усилилась в сочетании с дрожью от возбуждения — он выхватил самое неудачное комбо.

Крис хмыкает и хлёстким движением, как по волшебству, вытягивает ремень из шлёвок{?}[Петли на брюках, куда вставляется ремень.], отбрасывает его к рубашке и также быстро расстёгивает пуговицу на штанах, целует Чонина в губы, и вылетает из ванной, как ошпаренный.

Чонину требуется пару минут, чтобы собраться с мыслями, и только потом он залезает под холодную воду, судорожно растирая плечи и шею.

Что там ему сегодня рассказывал Феликс?

Через пол часа звуки воды из ванной затихают, и вместо этого слышится:

— Крис!

Он тут же оказывается у двери (и когда это его научили летать?).

— У тебя всё хорошо?

— Да-да, зайди пожалуйста.

В довольно крохотных размеров ванной, как в парилке. Повсюду пар, зеркала запотели, Чонин стоит в ванной весь красный.

— Зачем же ты мылся такой горячей водой? — Крис помогает Чонину вылезти из ванной, подняв его на руки.

— Не знаю, не получилось отрегулировать…

— Дурачок, — по доброму усмехается Чан, вытирая влажное тело парня полотенцем, накинутым на плечи.

Пар выветривается в открытую дверь, но всё равно бóльшая часть остаётся в комнате, отчего находиться здесь было душно и жарко, а дышать тяжело.

Или, может, совсем не поэтому?..

Может, потому что голый Чонин с румянцем на щеках опять слишком близко? Может, потому что взгляд его слишком томный, а приоткрытый рот с пухлыми губами так и призывает к поцелую?

— Ещё не поздно просто уйти спать… — мямлит Чан, прижатый к раковине напором Чонина.

— Я тебя убью.

— Чонин, ты…

— Да, Крис, я уверен. Я уверен в тебе, в себе, в том, что мы делаем, и вообще, блин, во всём! Я ждал этого два года, и ещё больше ждать не хочу! Не могу…

— Я ждал больше, — Чан впускает руку в волосы Яна, притягивает его к себе, и, наконец, целует. Полноценно, так, как он умеет: глубоко, влажно, и безумно сексуально. Чонин всё ещё ведомый, он всё ещё не научился брать инициативу в поцелуе на себя, и всё, что ему остаётся — позорно поскуливать от Чана, который умело играется с нижней губой: оттягивает, покусывает, и тут же зализывает укусы.

Чонин отступает назад, упираясь в стиральную машинку позади него, Чан подхватывает его за бёдра, усаживая на неё, но тут же разрывает поцелуй и останавливается.

— Нет, давай сегодня без подобных экспериментов, — говорит он и за руку выводит Яна из ванной.

Чонин согласен на что угодно. Возбуждение разливается по всему телу ещё с прихода домой, желание подрочить в душе и действительно лечь спать было большим, но желание сделать это с Крисом было определённо больше.