На заправленную постель плюхается Чонин, по пути оставляя на полу полотенце и кофту Чана, которую он успел с него стянуть по пути в спальню.

До этого гробовую тишину заполняет сбитое дыхание, пошлое причмокивание и тихие хриплые постанывания. Сейчас последний шанс свернуть всю эту контору и спокойно отдохнуть, не переступать эту тонкую интимную грань, после которой их отношения выйдут на новый уровень.

Чан понимает, что они готовы к этому.

— Ыгх… —именно такой звук издаёт Чонин, когда Чан неожиданно касается возбуждённого члена, тут же ойкает, и заливается краской.

— Всё нормально, всё хорошо, — успокаивающе шепчет он, нависая сверху. Чонин слабо кивает. Чан целует его шею, прикусывает кадык и ведёт мокрую дорожку поцелуев от подбородка до ключиц.

Тут он застрял надолго: ключицы — любимое место у Чана, и слабое — у Чонина. Чану нравится, как красиво они выпирают, в ямочку спокойно можно было положить яйцо или налить воды — ничего не разобьётся и не разольётся.

Тело Чонина в целом было красиво. По сравнению с грубоватым строением чанового — накачанный шкаф: мышцы и рельефы, Чонин казался тростиночкой, хотя на деле таковым не являлся. Чан заставил его ходить вместе с ним в качалку, но массу он, почему-то, не набирал — из видимых изменений на животе лишь стали виднеться кубики пресса, и ровная грудь тоже пришла в форму.

Чонин был красив, и никто не отрицал это. Чан оставляет поцелуи на каждой родинке, которые он так хорошо знает, оставляет засосы на плечах, груди и шее — всё равно ближайшее время они планируют плотно засесть дома.

Чонин перебирает кудрявые пряди, сгорая от ласк Чана. С ним всегда так, будь это быстрая дрочка после тяжёлого дня или хороший отсос в порыве страсти — каждый раз, как в первый, каждый раз внутри взрываются фейерверки, а сердце разрывается от нежных чувств. Они не умеют по-другому.

Чан опускается до тазовых косточек, ведёт языком сначала по правой, затем по левой, после запускает язык в пупок. Чувствительная зона: слишком грязный приёмчик, слишком приятный.

— Ох, чёрт…

Чан спускается ещё ниже — ведёт носом по паху и прикусывает внутреннюю сторону бедра; член Чонина дёргается в нетерпении.

Ян уже давно потерялся в этом круговороте поцелуев и укусов, ему хочется, чтобы это продолжалось дольше, и в то же время, чтобы скорее прекратилось, чтобы перейти к «основному блюду».

А Чан в свою очередь спешить не собирается.

Он снова поднимается выше, теперь нацеливаясь на соски. Один из них он берёт в рот, старательно посасывая набухшую «бусинку»; другой то скручивает пальцами, то нежно поглаживает.

Чонин откровенно громко стонет, выгибаясь в пояснице; свободной рукой Чан начинает гладить его бедро, медленно опускаясь до колена, а затем резко поднимаясь наверх.

Когда Крис отрывается, чтобы перевести дыхание, Чонин улавливает момент и снимает с него футболку, негодуя от их неравного положения: он совсем голый, а Чан даже не удосужился снять носки.

Его пальцы тут же скользят по рельефному торсу и, не медля, сжимают набухший член через плотную ткань джинсов.

— Ого…

— А ты думал я железный?

Чонин уже ничего не думал.

Весьма ловко (как будто недавно не мог справиться со своими штанами), он расстёгивает ширинку и бесстыдно залезает рукой под фирменное бельё Чана. Чан издаёт то ли рык, то ли хрип, толкаясь в неё.

Общими усилиями они всё-таки снимают с него штаны с трусами, отправляя валяться их к остальным вещам.

— Чани, сними носочки, — ангельским голосом просит Чонин, что Чан понимает: если не снимет, кому-то сегодня не поздоровится.

Когда Чан выполняет нелепую просьбу и возвращается на кровать, Чонин тянет его на себя для поцелуя. Вплетая пальцы в волосы на затылке, он даёт понять, что не отпустит Чана ни на секундочку; сегодняшняя ночь создана для них. Для тех, кто так долго ждал, не переступив через свои принципы; для тех, кто был готов на это ожидание; для тех, кто действительно любит — и доказывать это не надо, это как аксиома.

Чан разводит ноги Чонина, пристраиваясь между ними, и Ян даже (почти) не смущается, когда Чан разрывает поцелуй и начинает рассматривать его.

Начиная с колена, Крис «вышагивает» двумя пальцами вниз, к бедру, и останавливаясь у ягодицы, он чуть сжимает её. Чонин с интересом наблюдает за происходящим.

— Ты — воплощение всех моих сексуальных фантазий, — шуршит хрипловатым от возбуждения голосом Чан.

Чонин прикусывает губу и закидывает голову назад, когда Крис размазывает капельки предэякулята по всему члену, и вскрикивает, когда он целует головку, и тут же отстраняется, улыбаясь, как ребёнок, который натворил шалость.

— Малыш, ты готов? — со всей серьёзностью спрашивает Чан. Чонин непонимающе хлопает глазами. — Я буду тебя растягивать. Не знаю, делал ли ты до этого сам… — Чан сбивается с мысли, видя, что Чонин кивает.

— Да, я…

— Ты трахал себя пальцами, как мило.

Чонин садится, наклонясь к уху Чана: он что-то задумал и сейчас его очередь заставлять чужие уши краснеть.

— Знаешь, я не раз представлял тебя на месте этих чёртовых пальцев.

— Чонини… — стонет Чан.

— Даже двух, — он интонационно выделяет «двух», — не хватало. — Чонин ведёт кончиком носа по скуле Чана, заставляя мурашки пробегать стадами от пяток до макушки.

Чан сжимает свой член в руке, несколько раз проходя по длине. Чонин не думает останавливаться:

— Я представлял, как ты будешь сжимать мои бёдра, входя в меня, представлял твоё лицо. — Чонин горячим дыханием обжигает шею, после проводя по ней языком. Чан закрывает глаза. — Крис, я так хочу почувствовать тебя…

Чану хватило одной лишь мысли, что Чонин дрочил себе пальцами, чтобы сойти с ума.

Ян победно улыбается и кладёт свою руку поверх чановой, и теперь их руки в унисон двигаются на члене Криса.

— Я безумно люблю тебя, солнышко, — настроение Чонина меняется — он и сам не понял, что на него нашло, но эффект был явно хороший.

— Ты такой пьяный сейчас, Господи…

Они сближаются, но не для того, чтобы поцеловаться: они ловят дыхание друг друга; приглушённые стоны Криса пробивают электрическим током. Они соприкасаются лбами, смотря друг другу в глаза. В них — океан любви и уверенности. Уверенности в завтрашнем дне и в самих себе.

Чан не доводит себя до пика, приложив титанические усилия, чтобы прекратить дрочить; он наконец уделяет внимание и Чонину, которого, в целом, расклад событий и до этого устраивал.

Ян откидывается на подушки и самостоятельно разводит колени под пристальным взглядом Криса, пока тот, по наитию, ищет в тумбочке смазку.

— М-м-м… Чувственная ваниль тебя устроит? — Чан читает название на этикетке.

— Я сейчас сам превращусь в чувственную ваниль.

Чан щёлкает колпачком и по комнате разносится сладковатый, дурманящий аромат ванили. Он обильно покрывает лубрикантом пальцы, а затем сфинктер, и зачем-то кожу вокруг него, проводя по нежным участкам особенно трепетно.

— Ох… — тянет Чонин.

— Всё хорошо?

Чонин нечленораздельно «угукает» и подавляет в себе желание уйти в подушку. Это безумно смущающе. Чан много раз дрочил ему, много раз отсасывал, — за два года стеснение уже пропало, но именно сейчас, именно сегодня, его хоть отбавляй.

Чистой рукой Крис сжимает протянутую руку Яна, другой — плавно поглаживает промежность, размазывая смазку.

Палец на одну фалангу входит без труда, — Чонина пробирает дрожь.

— Умничка, — хвалит Чан, проталкивая его глубже.

— Чёрт… Блять, — голос Чонина срывается на сиплый полушёпот. Когда это делает кто-то другой, ощущения различаются в корне.

Когда Чан добавляет второй палец, Чонин выгибается в пояснице, а потом самостоятельно насаживается на них глубже.

Если быть честным, Чан не может оторвать взгляд, а если быть ещё честнее, то он готов кончить без рук, хотя и притронуться к себе хотелось невероятно.

Когда Чонин начинает поскуливать от нетерпения, пальцы Чана начинают двигаться на манер ножниц, растягивая и готовя стенки под свой член.