Поднявшись вслед за ней, Уильям со своей обычной галантностью склонился к ее руке.

– Конечно, конечно, мисс Шервуд. Еще раз примите мои поздравления. Я искренне рад за вас.

Эмили удалось выдавить слабую улыбку.

– Благодарю вас, сэр. Вы очень добры.

Оливия мягко кивнула.

– Спокойной ночи, Эмили, – ласково сказала она. – Спи спокойно.

На мгновение ей показалось, что не стоило произносить этих слов: по лицу Эмили было видно, что она готова расплакаться. Но, справившись с собой, Эмили лишь сказала:

– Постараюсь.

Уильям и Оливия остались одни.

Оливия чувствовала, как нарастает напряжение. Этого она и боялась с тех пор, как, открыв дверь, увидела его на пороге. Она ни за что не открыла бы, если бы у нее было хоть малейшее подозрение, что это он. В глубине души она надеялась, что Доминик одумался и вернулся.

Звякнула ложка: Уильям осторожно поставил чашку на стол. Поерзав на кушетке, он сложил руки на коленях.

– Оливия, – наконец пробормотал он, – просто не знаю, что сказать... Наверное, я должен извиниться. В прошлую нашу встречу я вел себя по-скотски.

Вот именно, хотела сказать Оливия, но вовремя прикусила язык. Конечно, сегодня он держался безупречно. Но она никогда не забудет его искаженное злобой лицо и слова, брошенные им в их последнюю встречу... Не сможет забыть.

Впрочем, какое это имеет значение? Если Уильям одумался и желает помириться, что ж, она будет только рада. Подняв голову, она выдавила из себя любезную улыбку.

– Спасибо, Уильям, – сказала она тихо, чтобы не побеспокоить Эмили. – Считайте, что ваши извинения приняты.

Уильям придвинулся ближе, так близко, что колени их почти соприкоснулись. Оливия резко выпрямилась. Ну уж нет, подумала она, а вслух проговорила:

– Надеюсь, вы извините меня, я немного устала. Сегодня был тяжелый день. – И она попыталась встать.

– Нет, – заторопился он, умоляюще протянув к ней руки. – Пожалуйста, Оливия, подождите. Мне... мне надо кое-что сказать вам.

– Что же именно, Уильям? Я слушаю, – вынуждена была Оливия откликнуться на его слова, хотя ей вовсе не хотелось беседовать с ним. Она предпочла бы уйти, но не успела.

– Оливия, я хочу, чтобы вы знали. – Он посмотрел ей в глаза. – Ничего не изменилось. Я по-прежнему хочу жениться на вас.

«Ну а я не хочу выходить за тебя замуж!» – хотелось ей бросить ему в лицо. Но, сдержавшись, Оливия только со вздохом покачала головой.

– Уильям, – как можно спокойнее постаралась произнести она, – как вы не понимаете! Я не могу стать вашей женой.

– Но почему? Теперь вам уже не нужно будет постоянно думать об Эмили. Слава Богу, она видит. Конечно, я знаю, вы злитесь, потому что я раньше времени стал болтать о нашей помолвке, но я же извинился. Честное слово, мне очень жаль. Но что такое ссоры влюбленных!

– Нет, Уильям, это не ссора влюбленных. И мы с вами не влюбленные. И никогда не были ими. Именно поэтому я и не могу выйти за вас замуж. А теперь, думаю, вам лучше уйти. – Оливия попыталась встать, но он оказался быстрее. Она и глазом моргнуть не успела, как он притянул ее за руки и она оказалась в его объятиях.

– А я говорю, что, это обычная ссора влюбленных. Перестаньте злиться, Оливия. Поцелуйте меня, и забудем об этом. – И Уильям, крепче прижав ее к себе, стал искать ее губы.

Ахнув, Оливия уклонилась, и губы Уильяма, горячие и мокрые, ткнулись ей в шею. Она заколотила кулаками ему по груди.

– Немедленно отпустите меня, – прошипела Оливия, – иначе я позову Эмили!

Уильям медленно поднял голову и неподвижным взглядом уставился ей в лицо. Ледяные пальцы страха стиснули горло Оливии. Теперь в его глазах была такая смертельная ненависть, что у нее похолодело сердце. Губы его искривились в злобной усмешке.

– Все дело в нем, верно? Это ваш драгоценный граф во всем виноват! Вы ведь из-за него отказываете мне? Господи, просто поверить не могу... Что вы в нем нашли? Конечно, у него есть титул... но ведь все равно он цыган! Грязный цыган, такой же, как все его племя! Нищие попрошайки и воры – вот кто они такие!

– Доминик не такой! – безуспешно стараясь оттолкнуть его, крикнула Оливия.

– Ах, он уже «Доминик»! – Уильям презрительно свистнул. – Знаете, я ведь видел вас обоих в тот день у реки... Жаль, что этот ублюдок не утонул! Право, жаль!

В эту минуту Оливии наконец удалось довольно сильно ударить его кулаком в грудь. Не ожидавший этого Уильям слегка ослабил хватку, и Оливия вырвалась у него из рук. Подскочив к камину, она схватила увесистую кочергу и обернулась к нему.

– Не думаю, что графу понравилось бы, узнай он, что сегодня вечером вы были здесь, – сказала она. – Но если вы немедленно уйдете, я, так и быть, не стану говорить ему об этом. – Она сама не верила в свои слова. После того, что случилось нынче вечером, Доминик вряд ли захочет вступаться за нее.

Уильям щелчком стряхнул с рукава невидимую пушинку.

– В этом нет необходимости, Оливия. Я ухожу. Но запомните одно: ваш цыганский лорд не вечно будет здесь, в Рэвенвуде. Он исчезнет, и что тогда станет с вами? – Отвесив ей преувеличенно галантный поклон, он усмехнулся. – Не трудитесь провожать меня, Оливия. Я сам найду дорогу.

С этими словами он выскользнул за порог, и тяжелая дверь с грохотом захлопнулась у него за спиной. Поставив кочергу возле камина, Оливия бессильно прислонилась к стене и только тут заметила, что ее колотит дрожь.

В гостиную заглянула встревоженная Эмили. Видимо, грохот двери поднял ее с постели.

– Оливия, ты здесь? А где Уильям? Как, уже ушел? Мне показалось, я слышала крик.

Оливия не знала, плакать ей или смеяться, но все же взяла себя в руки.

– Да, милая, он ушел. Отправляйся спать.

Прошло, наверное, минут пять, пока Оливия немного успокоилась. Приоткрыв ящик комода, она принялась искать ночную сорочку. Отыскав наконец, потянула ее к себе, и в это мгновение аккуратно сложенный вчетверо кусок тонкого полотна выскользнул из ящика и упал на пол.

Платок Доминика, вспомнила Оливия. Тот самый, который он приложил к ее оцарапанной щеке вечером на дороге, когда они впервые увидели друг друга.

Колени Оливии вдруг подкосились, и она опустилась на пол. В горле ее встал комок, глаза защипало. Она еле удерживала подступавшие слезы. Часто и глубоко дыша, она старалась не заплакать. Все это время Оливия хранила платок у себя. Десятки раз порывалась вернуть его Доминику... и все-таки не решилась. «Почему, – гадала она, – почему я этого не сделала?»

В памяти всплыли презрительно брошенные слова Уильяма: «Нищие попрошайки и воры – вот кто они такие!» Нищие попрошайки и воры...

Она прижала платок Доминика к своей груди... будто это была его рука...

Нет, печально подумала она, Доминик не вернется. Он слижком горд. Что же касается слов Уильяма, может, он и прав...

Да, Доминик вор. Вор, укравший ее сердце.

Оливию грызла тревога за сестру. С ней происходило что-то непонятное: Эмили с каждым днем таяла на глазах. Она стала бледной и вялой, почти ничего не ела. Теперь, когда Андре навсегда исчез, жизнь, казалось, потеряла для Эмили всякий интерес. Может, конечно, Оливия и ошибалась, но ей представлялось, что если бы Эмили по-настоящему ненавидела Андре, то все было бы по-другому и самое страшное сейчас осталось бы позади. Она несколько раз пыталась вызвать сестру на откровенный разговор, но Эмили каждый раз решительно пресекала все ее попытки.

– Не хочу даже думать о нем, – твердила сестра.

Ха, фыркнула про себя Оливия. Так она и поверила. Скорее всего Эмили с утра до ночи только и думает о нем. Оливия все больше убеждалась в этом.

Эмили все еще любила Андре...

Но что же можно сделать? Ничего... Оливия в который раз напомнила себе, что Эмили больше не ребенок, и не в ее силах помочь сестре. Даже если бы Оливия знала, что делать, она вряд ли решилась бы на это. Только сама Эмили, заглянув в свое сердце, могла найти ответ на все вопросы.