Господи, поморщился он, это безумие! Глядя на нежный овал лица Оливии, он поймал себя на том, что мечтает прильнуть губами к бархатистому местечку у нее за ухом. Он сгорал от желания почувствовать, как ее руки обвиваются вокруг его шеи. Целовать ее, сгорая от страсти, а потом, набью обо всем, уложить на спину и раз за разом вонзаться и нее так глубоко, чтобы заполнить ее всю.

Чуть приоткрыв губы, Оливия подняла к нему лицо. От нее исходил чуть заметный дразнящий аромат роз. При одной мысли о том, как он накроет ее рот своими губами, Доминик ощутил, как все сжалось у него внутри, и невольно замер. И вспомнил тот первый и единственный поцелуй. Господи, мелькнуло у него в голове, он безумец, что привел се сюда...

Потому что готов был поцеловать ее снова.

Оливии достаточно было слегка повернуть голову, чтобы ощутить окружавшую его ауру мужественности. «О Боже, – беспомощно подумала она, – что это со мной происходит?»

Взгляд Доминика был прикован к ее губам. Внутри ее все сладостно сжалось. Теперь Оливия уже нисколько не сомневалась, что он намерен поцеловать ее.

И никогда в жизни она еще ничего так не хотела.

На темно-синем бархате неба сияла полная луна, бросая на землю призрачный свет. Все вокруг казалось нереальным – словно звездная пыль, отделив их своим серебристым покрывалом, унесла обоих в волшебную страну грез.

Притянув Оливию к себе, Доминик осторожно обнял ее, и сердца их забились в унисон. Они оказались лицом друг к другу, и когда губы Доминика медленно накрыли ее рот, Оливия едва не вскрикнула: ей показалось, что жгучее наслаждение заставит сердце разорваться. И в дальнем уголке ее существа проснулось желание, чтобы этот поцелуй никогда не кончался.

Доминик будто услышал ее мысли.

Казалось, поцелуй будет длиться бесконечно. Губы его были жаркими и настойчивыми, требовательными и упоительно нежными. Руки Оливии обвились вокруг шеи Доминика, запутавшись в его волосах, потом нежно скользнули по спине, и легкая дрожь охватила ее, когда она почувствовала, как под ее ладонью заходили тяжелые бугры великолепных мускулов. Доносившаяся издалека музыка изменилась: дикий огненный напев сменился сладостной мелодией, нежной и печальной. Это была настоящая серенада ночи. Время остановилось для них. Забыв обо всем, Оливия трепетала, мечтая о том, чтобы это волшебство длилось вечно.

Стук сердца эхом отдавался у нее в ушах. Вдруг кончик его языка игриво скользнул в ее рот, и восхитительная дрожь пронизала ее. Доминик словно пробовал ее на вкус. Затерявшись в океане страсти, она плыла по волнам наслаждения, не чувствуя прикосновения его жадных пальцев, нетерпеливо теребивших застежку корсажа. Она даже не заметила, как он стянул платье с ее плеч.

Только тогда Доминик наконец оторвался от ее губ и заглянул Оливии в глаза. В глубине его темно-синих, словно мерцающие сапфиры, глаз бушевало пламя – то самое пламя, которое пожирало его. Оливия, смущенно опустив глаза, вдруг осознала, что ее платье спустилось до талии и обнаженная грудь мерцает в темноте нежными переливами перламутра. Сдавленный крик замер у нее в горле. Оцепенев, она могла только молча смотреть, как Доминик жадно пожирает глазами то, что еще никогда не доводилось видеть ни одному мужчине.

С ее задрожавших губ слетел неясный звук. Она так никогда и не узнала, что хотела сказать, потому что в это мгновение Доминик снова властно завладел ее губами. Сильные мужские руки сомкнулись на тонкой талии девушки. Горячие пальцы огнем опалили ей кожу. Когда ладони его медленно скользнули вверх, мир завертелся перед глазами Оливии.

Он обвел кончиками пальцев изящные полушария упругой груди, и они, точно спелые плоды, казалось, сами опустились в его ладони. Соски мгновенно затвердели. Снова и снова умелые пальцы Доминика скользили вокруг напрягшихся бутонов, и Оливии казалось, будто уже не кровь, а жидкий огонь струится по ее жилам.

Сильная мужская рука легла ей на плечи, и девушка почувствовала, как какая-то неведомая сила мягко опустила ос в прохладную траву. Где-то в самой глубине ее существа проснулась тревога, предупреждающая о близкой опасности... и утихла в волнах наслаждения. Но внутренний голос настойчиво зашептал ей на ухо, что этого не должно быть... Доминик опустился на нее, и Оливия чуть слышно сдавленно ахнула, ощутив непривычную для нее тяжесть его сильного тела. Нечто твердое и горячее настойчиво вжималось ей в живот, и это почему-то особенно вселяло в нее тревогу. Конечно, Оливия была невинна и чиста, но наивной ее нельзя было назвать. Внезапно она будто проснулась. Их поза, объятия – все говорило о том, что они чуть было не стали близки. Обезумев при мысли о том, что могло произойти, она отвернулась и прерывисто вздохнула.

– Остановитесь! – крикнула она куда-то ему в плечо. – Прошу вас, остановитесь! Не надо!

И сразу почувствовала, как напряглось его тело. Одно мгновение ей казалось, что он не слышит ее. Губы Доминика жадно искали ее рот. Он снова склонился к ней, и Оливия содрогнулась при виде голодной страсти, написанной на его лице. Руки его крепко обвивались вокруг нее. Но вот Доминик глубоко вздохнул, и тело его немного расслабилось.

Он скатился с нее и, приподнявшись на локте, склонился к Оливии. А та дрожащими пальцами старалась привести в порядок платье, беззвучно благословляя небеса за то, что в темноте не видно, как пылает ее лицо. Лицо Доминика было в тени. Впрочем, сейчас Оливия старалась на него не смотреть.

– Простите, я не хотел вас напугать, – тихо проговорил он.

– Вы меня не напугали. – Она даже заставила себя улыбнуться. Как ни странно, ее слова были чистейшей правдой. И не его она испугалась, а того, что испытала сама... того, что он заставил ее испытать... неведомым способом пробудив в ней чувства, о которых она и не подозревала.

Доминик с тяжелым вздохом взъерошил волосы. Потом вскочил на ноги и помог подняться Оливии.

– Пойдемте, я отвезу вас домой, – глухо пробормотал он.

По дороге оба молчали, но, как ни странно, это нисколько их не тяготило. Остановив коляску, Доминик легко опустил Оливию на землю, и она невольно затрепетала, когда горячая, шершавая ладонь снова коснулась ее руки. Доминик проводил Оливию до самых дверей. Остановившись, он вдруг заглянул ей в глаза.

– Оливия, есть кое-что, о чем мне хотелось, бы с вами поговорить... – начал он.

На его суровом, как обычно, лице не было и тени улыбки. Ястребиный профиль, твердая линия мужественного рта, темные сверкающие глаза... Оливия невольно с тревогой мглядывалась в его лицо.

– О чем?

– Вы как-то обмолвились, что хотели бы отвезти сестру в Лондон и показать ее хорошему врачу.

– Да. Я так и сделаю, как только накоплю достаточно денег.

– Я бы мог вам в этом помочь.

– Спасибо, сэр, – нерешительно отозвалась Оливия. – И в самом деле благодарна вам... вы и так были слишком щедры ко мне. Но с этим... с этим мы должны справиться сами.

Ей показалось, что он начнет спорить. Но он лишь молча кивнул. Может, она не в меру упряма, тоскливо думал Доминик, может, гордость мешает ей согласиться принять то, что она считает милостыней, но, как бы там ни было, ему ничего не остается, как примириться. Все будет так, как она решила... и тут он не в силах ей помочь.

Его взгляд остановился на ее губах. И девушка почувствовала, как внутри ее вновь поднимается сладостная боль.

Сердце заколотилось, и в голове молнией мелькнула мысль о том, что она опять сгорает от желания почувствовать его губы на своих.

– Спокойной ночи, Оливия. – Доминик резко повернулся и исчез в темноте.

Он так и не поцеловал ее на прощание... но, Господи, как же она этого хотела!

Андре незаметно пробрался между шатрами и выскользнул из табора. Если он поедет верхом, то добраться до дома Эмили будет делом нескольких минут. Конечно, он сильно рисковал, но ему было все равно. Сейчас он был не в состоянии думать ни о ком, кроме Эмили. Его табор мог сняться с места в любой день. И тогда он потеряет ее навсегда.