Каракал перемахнул через преграду и устремился по улице прочь.

Из чада улиц Энви вырвался на простор вокзала. Цель он приметил издалека: ишварит подбирался к последнему вагону товарного поезда. Раненую руку он подвязал, даже повязку соорудил, но кровью от него всё равно несло за милю.

Энви с урчанием спрятался за колонну с выщербленным верхом. Людей на станции было всего ничего, и это играло на руку им обоим, но в философском камне осталось маловато жизней, чтобы без опаски выскакивать на них в облике пустынной кошки.

Энви потрусил в обход. Он бесшумно следовал за ишваритом, сокращая расстояние с каждым шагом. Глаттони поскуливал под боком.

Ишварит упёрся рукой в ребристую стенку вагона. Он едва стоял.

Энви подобрался на длину прыжка.

Из-под лап полетел мелкий мусор.

Каракал взвился над плитами. Мужчина отклонился. Когти вспороли воздух у горла ишварита, скрежетнули по стенке вагона.

Треск разряда ввинтился в уши, пронзил череп, пронёсся до самого хвоста разрушительной волной.

Энви отступал вслепую, шатаясь на трёх лапах — четвёртую разбило до костей зубастой алхимией ишварита. Вокруг кричали. Сквозь звон в ушах он различил щелчок затвора.

Воздух со свистом взрезали пули.

Крики сливались в ураган, из которого вылетали только отдельные слова. Нос забил едкий запах злости и страха.

В кого они стреляли — в ишварита, в Глаттони, в обоих?

Энви повёл перед собой слезящимися от боли и резкого света глазами и различил лишь туманные силуэты.

Из разорванного горла вырвался с кровью хриплый рык.

Разряды ядра лизали обнажённые мышцы и кости, заново выстраивая их структуру, застывая над ними пластинами укреплённой чешуи.

Об защищённое плечо с глухим стуком срикошетила пуля.

Со свистом втянув воздух, Энви повернулся к её хозяину. Глаза не восстановились до конца, но он уже различал серое лицо с круглыми, как у рыбы, глазами и редкой щетиной на подбородке.

Справа раздался резкий хруст. Его на пару мгновений перекрыл пронзительный вопль. Пахнуло свежей кровью и нечистотами.

Повисла тягучая тишина. Её нарушало только торопливое чавканье Глаттони.

А затем воздух изрешетило пулями.

Энви перескочил ближе к Глаттони, но брата уже потрепало парой десятков металлических жал. Их выдавливало из-под кожи под треск разрядов и звон пуль об плечевые пластины Энви.

Под лапами хлюпала кровь обжоры и его жертвы.

— Энви-и, я их съе-ем?

Глаза обжоры светились, как у кошки. Энви ощутил, как шерсть под пластинами встаёт дыбом, подобно иглам. Он чуял голод существа, которое подсознательно видело добычу в нём самом.

— Сдурел? — зашипел на него Энви, прикрывая его чешуйчатым гребнем на спине. — Не трать жизни впустую!

В прорезях пластин на морде Энви видел, как заметались люди. Злость испарялась с их лиц, обнажая первобытный страх животных, которые встретили высшего хищника.

Энви шагнул к ним. Людская волна всколыхнулась и подалась назад.

Гомункул вперился взглядом в их предводителя — коренастого мужика в рабочей куртке с нашивкой гильдии. Его обветренное лицо покрылось бледностью, а вена на шее вздулась и потемнела.

Мужчина направил на него дуло пистолета.

— Бро-ось, думаешь меня этим впечатлить? — сипло рассмеялся Энви.

Гомункул подобрался к нему вплотную. Человек смотрел на него сверху вниз, презрительно кривя губы, словно осознавал, кто перед ним на самом деле.

Алые искры брызнули у передних лап, взвились по пластинам к холке. Человек шагнул назад, плотно сжав побелевшие губы, и сдавил в руках ствол огнестрела.

Теперь уже Энви возвышался над ним, ошалевшим от превращения настолько, что не смел сдвинуться с места.

— Глаттони, ты сожрал чёрта со шрамом? — не поворачивая головы, прорычал Энви.

— Не-е-его, — неразборчиво пробормотал толстяк сквозь набитый рот.

Энви фыркнул и подкатил глаза, прижав уши. И как его ответ трактовать?

Гомункул покосился через плечо на клочки одежды под ногами брата. По залитой кровью ткани сложно было понять, кому она принадлежала раньше.

Глаттони тоже уставился на клочки с задумчивым видом. Широкий нос задёргался, как у кролика.

— Не по-омню, — повинился братец.

Энви развернулся к нему всем корпусом, срываясь на вопль возмущения:

— Что значит не помнишь?! Глаттони! У тебя же есть хоть какие-то мозги!

Глаттони подцепил двумя пальцами клочок ткани и, обнюхав, засунул его в рот.

Энви выругался заливистой трелью каракала.

Толстяк вдруг вскинул голову и ткнул пальцем в мужчину с гильдейской курткой.

— Он тебе ещё ну-ужен?

От его вопроса мужчина покрылся потом. Его лицо окаменело, но взгляд беспокойно метался по сторонам в поисках путей отступления.

— Вам нужен только ишварит, верно? — хрипло спросил рабочий. — Я видел, он был жив. Он не мог уйти далеко. Верно, спрятался в вагоне.

Энви зашёлся тихим смехом. И десяти минут не прошло, а человечишка уже готов сдать собрата неведомо кому, лишь бы его оставили в покое!

— Ве-ерно, — Энви склонился над ним, обдал лицо жарким дыханием зверя, но мужчина не отстранился. — Хочешь помочь нам его поймать, да? Хм-м, дай-ка поду-умать, — гомункул потёр морду тыльной стороной лапы, обвёл долгим взглядом братию за спиной рабочего. Из нападавших осталось меньше половины. Смелыми они были, когда ещё не поняли, что противника так просто не застрелить. Теперь же они готовы были сбежать в любой момент.

Глаттони двинулся к ним, но Энви хлестнул хвостом у его ног. Братец шлёпнулся там, где стоял.

— Не отсвечивай, пока я думаю, — хвост дёрнулся из стороны в сторону, выражая недовольство.

Энви тянул с ответом. Он ждал, когда у кого-то из людишек лопнет терпение, и он первым кинется проверять вагон. Наслаждался властью высшего существа над смертными, как Отец — над своими созданиями, испытывая на прочность их хрупкую волю.

Помнится, Лотос как-то упоминал, что уважает людей, чья воля похожа на самый крепкий алхимический сплав. Для Энви люди были одинаковы. Какой бы силой духа они ни обладали, у каждого найдётся слабое место, на которое надавишь — и человек осыпается тысячей осколков.

Различались они лишь тем, что у одних оно было на виду, а другие его надёжно прятали от окружающих и от самих себя.

Эти смертные явно относились к первым.

— Ваш запас жизней ограничен, так ведь? — вдруг спросил мужчина в гильдейской куртке.

Энви вздрогнул. Человечишка вырвал его из размышлений неуместным вопросом.

— М-м-м, до-опустим, — Энви пустил по телу алые искры, на всякий случай усиливая чешуйчатые пластины. — Угадаешь, где его предел?

— Значит, схватка с тем парнем для вас сейчас опасна, — продолжал мужчина, глядя в сторону. — Пожалуй, вам стоит постоять здесь.

Гомункул презрительно фыркнул. Смертный так хотел сохранить видимость того, что контролирует ситуацию и решает, куда ему идти? Жалко смотреть.

— Валяй, — Энви мотнул головой на крайний вагон. — Можешь прострелить ему башку, только притащи его сюда. У тебя там как, пистолет заряжен? — взволнованно спросил он. Смертники смертниками, но терять пешку на первом же ходу — это слишком.

— На полную, — мужчина дёрнул уголком рта и повернулся к подчинённым. — Майкл, проверьте средние вагоны. Райнер, передние на вас.

Мужчина направился к двери вагона, когда Энви остановил его гневным рыком:

— Погоди-ка! Где гарантия, что вы не свалите вместе с ишваритом, а?!

Смертный остановился у самой двери в вагон. Энви с трепетом наслаждения наблюдал за тем, как спокойствие сходило с его лица.

— И что вы предлагаете? — севшим голосом ответил он. — Я не могу в одиночку обходить весь поезд. Мы не имеем права настолько задерживаться.

Энви отшвырнул лапой камень. Вот же зараза! И заложников не оставишь: запрыгнувшие в поезд запросто могут ими пожертвовать ради своих жизней.

— Тогда вот что, — Энви с трудом придерживался спокойного тона. — Мы зайдём туда все вместе. Я и Глаттони будем держаться позади. Эй, зараза ненасытная, подъём!