Рой понимал, что разговоры здесь не помогут. Эдвард не тот ребёнок, который от одного грозного «нельзя» отступится от своих планов. Скорее наоборот, осуществит их в пику взрослым и возникшим на пути препятствиям. Но как ещё переубедить этого упрямца, Рой даже не представлял.

Ксинкс недовольно пискнул, когда Огненный сдвинулся с места. Он пересёк кухню в несколько шагов и остановился перед Эдвардом.

— Спасибо за вчерашнее.

— Ага, спасибо, — Эдвард показал ему язык. — С тебя мороженое, не забыл?

— А я-то думал, ты забудешь, — с притворным удивлением отозвался Рой.

Мальчишка возбуждённо замахал руками. Ксинкс отвернулся от маленького нахала и полез под мышку.

— А я так и думал, что ты так думаешь! Штрафное мороженое тебе!

— Не многовато?

— Так я Алу отдам, — Эдвард откинулся на стуле и едва уловимым шёпотом добавил: — Только ты это, не вздумай исчезать, как вчера, ага?

========== Глава 33 ==========

К тому времени как песчаное цунами улеглось, оставив после себя рыжую мглу, Энви успел потратить с десяток жизней, дважды посадить голос до хрипа и надышаться песком до того, что при каждом выдохе из носа вылетали песчинки.

Энви чихнул. Из горла вырвался утробный рык.

— Чёрт! — он в сердцах пнул горку песка, которая осыпалась с издевательским шелестом. — Глаттони, сожри этот день, чтобы он нахрен кончился!

Песчаный сугроб неподалёку зашевелился, и оттуда по-паучьи выкарабкался обжора. Он неуклюже замахал руками в попытке отряхнуться. Энви резво присел — и кулак размером с небольшую псину прошёл над ним.

— Замри! — рявкнул Энви. В горле запершило от песка, и гомункул согнулся в приступе надсадного кашля.

Глаттони раскинул руки в стороны и застыл, похожий на снеговика.

Откашлявшись, Энви сплюнул песок. Знойное солнце Ишвара с его бесконечными бурями ещё на войне достало так, что он лишний раз предпочитал сюда не соваться. Его воротило от рыжего и сухого моря до самого горизонта, от дерущего горло воздуха, который в период дождей становился невыносимо тяжёлым и душным, и мутной воды оазисов, где самые отчаянные даже пробовали купаться.

Сильнее этого его злили только сами ишвариты. Пустынные волки умудрились продержаться несколько лет на клочках земли, где и ресурсов-то толком не было, и всё это время Энви торчал здесь. Вынюхивал, интриговал, нарывался на пули, снова нырял в их лагеря в облике ишваритов — и так до тех пор, пока в ход не пошли самые ценные фигуры.

Государственные алхимики. Когда явились они, Энви прыгал от радости, но его быстро утихомирили.

Взрывом.

Лотос без колебаний подорвал его вместе с выскочившим из укрытия отрядом ишваритов. Вернувшийся в лагерь Энви искал его до самого вечера, то склоняясь к тому, чтобы придушить паршивца, то восторгаясь его способностью без жалости выкосить врага, не отвлекаясь на затесавшихся там же союзников.

Победило второе, и Лотос остался жить.

Энви с размаху запустил в рыжеватую пелену камнем. Вот кого бы сейчас пригнать и бросить в погоню за ишваритом! Почему Прайд сам не додумался выпустить на пару дней Кимбли, а послал его? Лотосу даже подходить не пришлось бы, достаточно бахнуть с вершины дюны алхимией!

Камень глухо шлёпнулся в песок, и снова всё стихло.

— Вот же Прайд гадёныш! Отправил сюда нас с тобой, а у него там спец дальнего боя под боком!

Глаттони потёр ладонью под носом. Если он и слушал, то пропускал мимо ушей всё, что не касалось еды.

— Так, ладно! — Энви рубанул ребром ладони по воздуху. — Давай подумаем, как нам твой обед найти?

— Обе-е-ед? — заинтересованно протянул Глаттони, склонив набок лысую голову.

Энви заходил вокруг него, в задумчивости потирая подбородок.

— Вынюхать его мы сейчас не можем. Следы крови тоже не вариант, мы их не увидим. Что нам остаётся?

Обжора почесал макушку.

— Звук, Глаттони, — прорычал Энви, заново раздражаясь на несообразительность брата. — С его-то методом он не может передвигаться бесшумно.

— Не может? — удивлённо переспросил Глаттони.

— Не заморачивайся, а то мозг лопнет. Мы и так нехило потратились из-за чёртовой бури, — Энви резким взмахом руки убрал свесившиеся на скулы пряди. — Ну, ему тоже нефигово прилетело. От меня, ха!

Энви встряхнулся, распуская вокруг алые разряды. Оголённую кожу скрыло жёстким мехом, не пропускающим песок и солнечную отраву, уши вытянулись кисточками вверх и развернулись вперёд.

К пыльной земле приложил ухо крупный каракал. Пусть запахи перемешались в такое месиво, что и Глаттони едва можно учуять, слух его не подводил.

Толща песка завибрировала от далёкого взрыва. На пару мгновений всё стихло, а затем послышалось сдавленное рычание. Ишварит пробивался сквозь песок и боль с восхитительным упорством.

Энви постоял так ещё немного, определяя маршрут. Судя по направлению, ишварит полз у самой границы Ист-сити.

Поздновато он прятаться решил. Даже дотяни он до черты города, свалится в ближайшей канаве от потери крови и сил, а после устроенного Глаттони переполоха никто ему не поможет.

Кошачья пасть изогнулась в подобии усмешки. Всё же Глаттони молодец, что зачистил трущобы Ист-сити. Одной проблемой меньше.

Энви потрусил сквозь песчаную мглу. Звуковой след вёл его прямиком к добыче, и через полчаса-час он с Глаттони оказался у опустевшего посёлка. Ишварская язва примыкала к Ист-сити с востока, и ещё несколько дней назад полнилась пустынными выродками. Отец позволял им жить здесь, потому что угроза из них выходила такая же, как из беззубой собаки, но за пару-тройку лет эта собака отъелась, обзавелась новыми зубами и больно укусила, подорвав железнодорожные пути.

Что ж, собака получила заслуженный кнут.

Энви обошёл лужу с чёрной жижей, от которой несло илом, гнилью протухшей рыбой, и остановился на пустом перекрёстке. Сбитое напрочь дыхание доносилось за пару кварталов отсюда.

Ишварит был близко. Так близко, что Энви ощущал вкус его крови.

— Чу-ую, — Глаттони шумно сглотнул слюну, дразня и без того взбудораженные инстинкты.

Энви хлестнул его по боку хвостом.

— Не бросайся вперёд меня! Он может быть ещё опасен.

Глаттони состроил такую физиономию, словно вот-вот расплачется. Энви равнодушно отвернулся. Ласт его уловки ещё могли пронять, но Энви подобные сопли только раздражали.

Энви остановился у куска камня, который раньше был стеной, с любопытством потянул носом. Пахло кровью, известью и прогорклым маслом.

— Твоя работа? — каракал потёрся щекой о засохшее пятно у самого края стенки, отломанной неровно, словно её выгрызло чудище размером с дом. — А чего всё не убрал?

Глаттони задёргал носом. Он дышал прерывисто и шумно, рвался вперёд со страстью почуявшей кровь гончей. Дикий голод гнал его вперёд, туманил разум и взгляд, бугрился под прилипшей к телу рубашкой отростками рёбер.

Глаттони нужно было отвлечь, пока крыша окончательно не съехала.

Энви толкнул его на дорогу, заметённую песком и мелким мусором. Глаттони устоял. Уперевшись кулаками в каменные осколки пути, он медленно повернулся к брату с приоткрытым ртом.

Каракал с рычанием прижался к земле. Шерсть вздыбилась, клыки обнажились до самых дёсен. Глаттони наклонился к нему так, что их глаза оказались на одном уровне, и прижался нос к носу.

— От тебя вку-усно па-ахн…

Энви с размаху заехал когтистой пятерней ему по скуле. От удара обжора налетел спиной на хлипкий забор, запнулся и завалился за него с глухим вскриком. Каракал перескочил через забор, навис над братом так, что он оказался зажат между лапами, и впился взглядом в глазки-рисинки. Сквозь муть голода в них проступало недоумение.

— Я тебе не жрачка, понял?!

Лицо обжоры сморщилось, как размякший пластилин.

— По-онял.

— Тогда вставай!

Глаттони замешкался. Раздражённо зашипев, Энви вздёрнул его за шкирку зубами и швырнул на забор. Глаттони неуклюже взмахнул руками, но его это не спасло: миг спустя он уже висел поперёк досок. Хлипкая древесина заскрипела под его весом.