— Аулэ! Ты любишь меня? Люби меня сейчас же! — требовал Мелькор, лаская красивое тело огненного валы. Но затуманенный взгляд золотых глаз вдруг прояснился.

— Нет. Считай, что свою благодарность ты уже получил. Теперь выполни свои обязательства.

Мелькор злобно улыбнулся и наотмашь залепил мастеру хлёсткую пощечину. А потом взял его за подбородок и прошипел:

— Второй раз я тебя нежно приласкаю, клянусь.

— А кто тебе сообщил, что будет второй…

Аулэ не успел продолжить. Мелькор со всей нежностью на которую вообще был способен, поцеловал краешек разбитой губы и слизал струйку крови, а затем завлёк в терпкий, с привкусом вина, поцелуй.

Мелькор не наврал. Он осторожно, только кончиками пальцев гладил внутреннюю сторону его бёдер, оставляя по следам прикосновений морозные дорожки. Аулэ сам спровоцировал его на проникновение, пройдя требовательными руками по красивым мышцам груди, прильнув всем телом к Мелькору, обвив его бедра ногами и сильно прижав к себе. От трепетных прикосновений по гладкой загорелой коже и плавных скользящих движений внутри проходили волны сладостных судорог и жара.

— Только ради этого стоило было облечься в плоть, не так ли, Аулэ? — шептал на ухо Мелькор, протяжно вбиваясь в него и телом, и поцелуем. А рукой одновременно нежно и умело лаская его естество.

Впервые за все воплощение, Мелькор позволил себя опередить. Огненный застонал в надрыв, громко, почти жалобно, вскрикнул и в блаженстве всё-таки лишился и разума, и чувств. Следом и сам властитель хаоса излился и упал на грудь любовника тоже без сил.

***— Я не помню, зачем я пришел к тебе. Что-то было важное… — Аулэ сидел на ложе и обнимал привалившегося к нему спиной темного, блуждая легко и чувственно по его груди руками. — Я раньше помнил… А теперь забыл.

«У меня какое-то дело? Может меня вызывали на Таникветиль? Или я не подписал чертежи? И как там Майрон? Помирился ли с эльфом?»

Пытаясь собрать разлетевшуюся на куски память, он даже не подумал про прикованную цепью в чертогах пленницу.

Мелькор томно зажмурился, расплылся в довольной улыбке и накрыл горячую руку своей льдистой ладонью.

— Какие у тебя руки… ласковые, искусные. Как ты ими кувалду-то держишь? — задумчиво говорил он, покручивая несколько колечек на пальцах мастера.

— Я ими ещё и в морду хорошо могу дать. — Аулэ тут вспомнил, зачем на самом деле ярой кометой примчался в чертоги Мелькора.

— Ты вообще умеешь, оказывается, хорошо дать, — Мелькор обернулся за поцелуем.

Аулэ кривит ухмылку одним уголком, и в ответ целует темного медленно, долго, прикрыв снова вспыхнувшие желанием очи…

— А теперь накажем скользкого подлеца. — нежно прошептал прямо в губы Мелькору дух огня.

Темнейший со стоном отстранился от блаженного жара, накидывая на плечи чёрный камзол.

========== III. Красное. Глава 10. ==========

Душа Ульмо предчувствовала беду — утром Йаванна не пришла, как обещалась. Он несколько раз сам порывался отправиться в чертоги огня и выяснить, где возлюбленная. Даже, если прекрасная Кементари под давлением ли мужа, Божественного общества или просто совести решила остаться в законном и благословленном Творцом браке, Ульмо примет это решение смиренно и будет его уважать. Но он должен хотя бы удостовериться, что с ней в порядке.

Однако в гости к Пламени заявиться не так-то просто. Территорию своих огненных владений кузнецы охраняли от чужаков и стражниками из нолдор{?}[Аулэ считается покровителем этого эльфийского народа.], и дозором посменных майар и многочисленными заклятиями. А чужаками считались абсолютно все. Даже Ирмо, с которым Аулэ был очень дружен, не мог заявиться без приглашения и разрешения.

А уж с самим Ульмо их отношения всегда были натянутыми. Супруг Йаванны бесился и тихо завидовал, что Эру наделил его силой, меньшей, чем была дана владыке вод. Огненный вала хотел бы стоять по влиянию и могуществу сразу после Манвэ… даже не так. Тщеславный Аулэ сам бы желал восседать на таниквитильском троне и властвовать единолично.

Тем более, если Пламя что-то подозревает, то появление на его пороге самого виновника измены может спровоцировать огненного духа на какие-либо нелицеприятные мысли и действия, и ещё больше усложнит жизнь возлюбленной. А быть может и вообще поставит ее под угрозу развоплощения.

Ульмо хмуро опустил голову.

Не совсем так.

Каким бы ни бы Аулэ деспотичным тираном, но владыка вод все равно чувствует перед ним вину и не знает, как смотреть ему в глаза.

Поэтому водный вала медлил, надеясь, на свою стихию.

Наступило следующее утро, но послушная вода, что пронизывает землю насквозь подземными истоками, омывает мир бесчисленными реками и ручьями, наблюдает за небом и землей чистыми глазами голубых озёр, дождями и туманами проникает всюду — не смогла принести никаких новых вестей о любимой. Последнее, что донёс недавний ливень — владычица природы зашла в свои чертоги, и больше ни одна капля из всего мира ее не видала.

«Но как же так? Ведь она должна была выйти в сад или в свои поля. Хотя бы мелькнуть на миг в оранжерее…»

Ужасная правда рухнула на Ульмо тяжёлой каменной плитой.

«Он запер ее в огненных чертогах. В палатах пламени нет ни капли влаги, потому и не видят ее мои помощники!»

Ульмо отбросил все сомнения и хотел было рвануть на выручку, но тут по перламутровым плитам его дворца к подножию кораллового трона затёк маленький ручеёк. Он ласково обнял ноги своего повелителя тёплой волной и сообщил звонким голоском, что видел, как владыка огня на пару с повелителем тьмы следуют через лес, а на плече пламенный вала несёт большой мешок.

К слову, ранее тот же самый ливень, который видел Йаванну последним, сказал и то, что пополудню прошлого дня Аулэ прилетел в чертоги Тьмы. Ульмо сначала не обратил внимания: Кементари рассказывала, что у ее супруга какие-то дела с Мелькором. Но теперь эта новость его встревожила.

Владыка вод, доверяя предчувствию, решил сначала проверить, чем занимаются огонь и тьма.

***Владыка вод вился через лес нежным молочным туманом над звонкоголосым ключиком, указывающим дорогу. Но тут проводнику пришлось покинуть своего повелителя — дальнейший путь лежал на старую одинокую скалу. Ульмо струйками белёсой взвеси плавно поднялся на горку. Там почти на самой вершине к каменной стене цепями был прикован кто-то в ворохе старой грязной мешковины. Кто-то живой!

Ульмо вышел из тумана и поспешил на слабый стон. В одно мгновение разорвав тряпьё, он с ужасом узнал вьющиеся волосы цвета корицы и зелёные тусклые глаза. Любимые черты с трудом узнавались за синяками, опухлостями и кровавыми царапинами.

Поражённый Ульмо потерял дар речи. Он только открывал и закрывал рот, словно рыбка, выброшенная на солнцепёк.

— Эру… Эру… любимая… — наконец, сказал он одними губами без голоса.

Пленница подняла на него глаза, вдруг встрепенулась, но в ее широко распахнувшихся и осветившихся ярко-зелёными огнями очах была вовсе не радость, а ужас. Дрожащими руками Ульмо пытался осторожно снять с ее рта повязку, припекшуюся к коже кровью. Когда получилось, Кементари едва разомкнула скованные кровавой корочкой губы и еле слышно прошептала:

— Беги! Они здесь!

Тут с двух сторон из-за скал появились Аулэ и Мелькор. Оба в чёрных доспехах с острыми лезвиями и с оружием в руках.

— У тебя нет ни одного шанса, морской гад! Не пытайся! — сказал темный, стукнув мощной рукояткой Гронда о каменистую землю, пробив в ней яму.

Водный вала понял, что это ловушка на приманку, но не спешил сдаваться в руки хищных валар. Светлый облик его быстро темнел, в глазах, ставших из васильковых свинцовыми, забились молнии. Ульмо запел заклинание призыва ста штормов. Небо над ним заволокло низкими чёрными тучами, из которых пошёл дождь. Тяжёлые крупные капли с шипением падали на боевые топоры огненного Аулэ. Дух пламени плотнее ухватился за длинные рукоятки. На полулунных лезвиях вспыхнула огненная вязь заклинаний.