— Ты все ещё хочешь свадьбы? Аулэ разрешил… — спросил Майрон тихим, полным обожания, голосом.

Эльф отстранился. И болезненно свёл к переносице гордые брови. Майа снова увидел в глазах любимого тень снега.

— Я не знаю, Майрон. Не знаю. Наверное, нам необходимо время, чтобы решить. Чтобы не было так спонтанно, как там, в покоях Аулэ. Наверно, нам стоит начать сначала.

— Конечно! — майя положил руки на грудь нолдо, но тот быстро, хотя и неохотно, снял их со своего тела.

Тьелпэ опустил голову и выражение его лица теперь нельзя было прочитать за ворохом длинных темных прядок. Но златоокий все равно ощущал ауру щемящей горькой нежности, той, которую чувствовал и он сам.

— Нет. Я не про это. Нам надо снова начать с дружбы.

Майрон отошёл на пару шагов и расстроенно прошептал:

— Ну что же. Мне нет здесь ответного хода. Это итак самое мягкое наказание за мои проступки.

И тут грусть оставила его прекрасный лик. Глаза майа заблестели хитринкой, он улыбнулся так же нежно и невинно, как в первый день их знакомства, и сказал:

— Хочешь быть в моей бригаде, друг мой?

Келебримбор тоже радостно улыбнулся, и они вместе стали собирать его чертежи и инструменты, чтобы вернуть на своё законное место в уютном уголке, что дальше всех от двери в цеху старшего мастера Майрона.

***Аулэ нашёл духа хаоса в покоях, где он блаженно разлёгся на неубранном ложе и попивал вино прямо из тонкого горлышка высокого стеклянно-зеленого кувшина.

Пламенный дух остановился на пороге, от промокших темно-коричневых одежд поднимался белый пар и струились набирающие силу новые язычки огня.

«Словно уголёк только что вырвался из костра», — подумал темный вала, а вслух лениво произнес:

— Тебя пока дождёшься, я уже второй кувшин допил. Но у меня всегда полон погреб новых. Так что давай снимай свои мокрые тряпки и садись. — Мелькор призывно похлопал рукой рядом с собой по смятой простыне. — Помянем и проводим в небытие твою счастливую семейную жизнь. Ты ж пришел плакаться мне на тяжелую позорную судьбу отвергнутого муженька?

— Потом как-нибудь всплакну. Мелькор, помоги мне! — Ауле поднял на темного духа красновато-золотистые очи. — Ульмо сильнее меня, я не справлюсь с ним один!{?}[Считается, что Аулэ по силе и могуществу третий вала после Манвэ и Ульмо. Ну а Мелькор, конечн, вне конкуренции))]

— Ооо! Даже так! — такого не ожидал и сам Мелькор. Он даже заинтриговано приподнялся на локте с постели. — Ну что же. Я всегда готов повеселиться, миленький. А уж если мой драгоценный сам просит… Только у всего есть цена.

— Говори!

— Все та же.

— Хорошо, обещаю! Но сначала отомщу! — сказал дух пламени тоном существа, полностью владеющего ситуацией. Как ему казалось.

Мелькор вдруг резко сбросил маску беззаботной расслабленности и подскочил. В этот момент Аулэ понял, что вся эта леность напоказ и усмешки, словно располагающие к дружеской лёгкой беседе, это все — обманный манёвр. Темный изначально, как только увидел гостя, уже был сосредоточен, словно затаившейся зверь, готовый к прыжку. Подтверждение не заставило себя ждать. Дух Тьмы, скрипнув блеснувшими в темноте клыками, схватил его за руку и рванул на себя.

— Я сыт по горло твоими обещаниями, Аулэ! Теперь я возьму аванс! — от строгого голоса повеяло вечными снегами, а там где лёд коснулся пламенной руки, затрещали маленькие взрывы. Мелькор добавил несколько смягчившись: — Не переживай, хоть наша давняя сделка все ещё в силе, авансы я беру исключительно поцелуями.

Серебро глаз темного стало ещё светлее. Пожирая свою добычу взглядом, он вцепился в губы мастера пронзительно целуя, закусывая сразу обе губы. Аулэ от внезапности и скорости грубых ласк призадохнулся, и Мелькор тут же углубил поцелуй, коснулся языком его неба, провёл по всему рту. Его руки спустились по спине огненного и сжали ягодицы, прижимая к себе плотнее.

Поцелуи перешли на шею и тут же превратились в лёгкие покусывания, с каждым разом, усиливая напор, стали настоящими, до боли и синяков, сильными укусами. Духа пламени вдруг изнутри обдало ледяным кипятком.

— Мелькор… хочу… — только и смог тихо прошептать Ауле, — и кинулся на его шею.

Темный вала небрежно чуть оттолкнул его от себя, освобождая пространство для движения, и рванул коричневую мантию. Золотые застежки разлетелись во все стороны.

Аулэ присел на ложе и потянул темного за собой, скользнул руками под его рубашку, исследуя сталь мышц под холодным бархатом кожи. Пожар неправильной, ядовитой неги захватил обоих. Темный, не прерывая горяче-льдистых поцелуев, безудержно сорвал с себя ставшую тесной одежду, в два рывка раздел и духа огня. Он прервался и любовно оглядел стройного, полностью обнаженного и взъерошенного мастера.

Но тут тональность ласк изменилась. Мелькор коленом чуть сильнее раздвинул ноги пламенного, а затем яростно схватил его за волосы на затылке и приблизил к себе. Заглядывая серебристо-стальным взглядом без тени усмешки и нежности, он медленно произнес:

— Тебе будет очень… очень больно… дорогой Аулэ, и совсем чуть-чуть, быть может, приятно. Но в последнем я сильно сомневаюсь. Я не шучу.

Не дожидаясь реакции на свои слова, он тут же разложил не сопротивляющегося мастера, на своём ложе, раздвинул широко его ноги, раскинул и прижал к простыням руки. А после ещё раз окинул взглядом и так кровожадно, как будто сейчас будет его не брать, а разделывать.

Боль была столь резкой и яркой, что Аулэ почудилось, что в него вонзился раскалённый двуручный меч. Он дрожал всем телом и отчаянно хватался за плечи темного. Но радовать Мелькора своими криками не желал, лишь впивался зубами в его шею, чтобы хоть немного облегчить свои муки. Темный это прекрасно понимал и ещё больше заводился. Его толчки становились все быстрее и яростнее.

Аулэ подумал, что наверняка лишился рассудка, потому что в какой-то момент снизошло странное впечатление. Боль показалась мастеру прекрасным цветком, алым и кроваво-огненным. Цветок медленно раскрывал свои лепестки, и сам Аулэ раскрывался и стремился ему навстречу. Мастер, сгорая в огне, исступленно застонал. Мелькор, опьяненный этим, свирепо усилил скорость и напор.

Тело Аулэ в ознобе скручивало в кольца и спирали. Едва дыша от сводящего с ума желания, он слышал, как дух Тьмы рычал, прокусывая в очередном месте его кожу. И вдруг на смену горячим губам и клыкам пришли руки. Они чутко огладили синие по краям и наливающиеся кровью ранки и сомкнулись на шее, разом перекрыв весь воздух. Огненный распахнул золотые глаза, что налились пламенем, и захрипел.

На грани потери сознания Аулэ подумал:

«Это моя плата за унижение и боль Йаванны. Я сейчас развоплощусь, и я это заслужил».

И тут случилось то, чего Мелькор и добивался. Тело Аулэ на пороге забвения полностью объяло золотое пламя. Мелькор ослабил удушающий захват и тряханул его, приводя в чувства. Темный заворожено смотрел, как огненный мастер в полуобмороке мотнул головой вперед, а затем, запрокинув ее назад, упал на край ложа. Длинные каштановые пряди в полёте колыхнулись, повторяя эту яркую дугу, опалив темному щеки, а, коснувшись пола, вспыхнули настоящим костром. Аулэ чувствовал, что он на грани оргазма. Но Мелькор, никого вперёд не пропускает, ни в дверях, ни в сексе.

— Да ты огонь, милый! Гори, мое пламя! Целуй меня жарче! Сожги тут все вокруг, пусть не останется ничего! — последние мощные удары вскипятили всю кровь Пламени. И к вершине близости они пришли вместе.

Мелькор, кончив, но все ещё дотрахивая любовника опадающим членом, и все целовал и целовал его, попеременно вливая вино в рот, и себе, и огненному. И снова целовал. Ярко, страстно, до потери сознания. Аулэ в прострации отвечал на эти поцелуи, но ему уже было все равно, что с ним делают. И все же он крепко держал Мелькора в своих объятиях, запустив руки в шёлк его чёрных волос и не желая отпускать.

Они замерли в руках друг друга на время, которое не считали и вряд ли могли бы определить, даже если бы захотели. После Мелькор приподнялся на локте и стал сцеловывать с лица огненного винные струйки. Духа хаоса снова накрыла головокружительная волна темного желания.