Гном пошевелился и привстал с колен.

– Орки перешли Драконий хребет? И ты сам это видел, …лорд? ― Он смотрел на Матиуша с подозрением.

– Зови меня ― Ардо.

– Ардо… Пустой камень? Ну, если хочешь… Так, где это произошло?

– Они пришли из-за Эльды. Мы называем эти места Овечьи Холмы. Это несколько дней пути от истоков реки на Чейн-Тугане.

– Рукин сын! Значит, началось… ― гном выглядел обеспокоенным.

– Началось. С Воссоединением всё пришло в движение. Старый мир сорвался с привязи, как дикий осёл, и теперь пытается лягнуть любого зазевавшегося. Если бы дело ограничилось только появлением новых людей ― этих потомков беглецов, уже этого было бы с лихвой. Они владеют сильной магией. Разрушительной. Король Стевариус хорошо запомнит свой урок. Не знаю, кто мог бы с ними померяться силой ― лишь майры. Но и это была бы только часть осла…

Матиуш извлёк из сумки бутылочку и вытащил зубами пробку. В сосуде из древесной тыквы плескалась рака, настоянная на мелиссе. Тонкий лимонный запах разлился в воздухе, когда Матиуш отхлебнул из горлышка.

– Но уруктаи… Пионерам Урбанта в противостоянии с врагом помог выстоять господин Клорин. Майра сжалился над ними. Наверное, наши предки были чисты сердцами и помыслами, раз смогли завоевать его любовь. Но кто поможет нам? ― Лорд Хеспенский протянул тыквенную бутылочку между прутьями клетки. Крылья крупного гномьего носа дрогнули, и рука решительно перехватила угощенье.

– Орки, конечно, зло и породу эту я ненавижу, ― сказал гном, после того, как крепко приложился к горлышку. ― Это существа с искалеченной душой. Молот мне на ногу… Их даже не назовёшь свободным народом. Их разум поражён злом и они охотно служат Кипаги. Но Воссоединение это то, что должно было случиться. Неполный мир это как одноногий гонец. И смешон и жалок. Люди думают, что история это то, что происходит только с ними, они забывают, что свой путь есть и у других народов. Великий город Нодгар ― не цитадель орков! Дохлое вымя… Это сердце и родина огнебородов. Теперь мы можем вернуться из изгнанья домой. На свою исконную землю. А орки… Пусть наконец вскроются все гнойники. Тело будет чище.

Собеседник, поколебавшись секунду, сделал ещё глоток и протянул сосуд обратно.

– Наша история не сохранила, откуда приплыл маркграф Урбант на эти берега, ― сказал Матиуш. ― Но ведь и он был изгнанником из каких-то краёв…

Вечером, когда солнце уже опустилось за неровную полосу тяжёлых туч на краю мира, возле солярия раздалось чьё-то злое бормотание.

– Проклятый, проклятый Глок. Больше никогда не сяду играть с ним в кости. Опять содрал с меня всю монету, да ещё вперёд ему должен остался…

В своей клетке заворочался Йиржи:

– О, приятель, как ты кстати. Выпусти меня до ветра.

Моряк остановился и сумрачно воззрился на Симуса.

– Ну чего ты ждешь? Ключ же боцман у рулевого держит.

– Да я этот замок и ножом открою… ― он сунул руку за пазуху и вытянул мешочек с игральными зариками. ― Сыграем разок, сквайр? Я тебя и выпущу.

В глазах моряка мгновенно вспыхнули азарт и предвкушение игры.

– Да я ж слышал: ты напрочь проигрался. Тебе и поставить-то нечего, ― ответил Йиржи. ― Как тебя жжёт-то, приятель. С такой жаждой нельзя кости в руки брать ― обязательно продуешься. Как ты свои башмаки Глоту ещё не спустил…

– На одежду нельзя. Если боцман узнает, что кто из команды играл на еду или одежду ― вышибет на берег в первом порту, а прежде шкуру батогами спустит.

– Ну и дело… Так пустишь или вахтенного кричать?

Блеск в глазах моряка погас.

– Давай быстро… ― Он выпустил Йиржи и уселся в ожидании на груду канатов. Глаза его теперь были устремлены на клеть с гномом. Сосед Матиуша неторопливо устраивался на ночлег.

– А ты чего, подземный недомерок, никогда не просишься в гальюн? ― обратился к нему игрок. ― Под себя ходить привык? Как крот? Или ты ходишь камнями? А может золотыми самородками, и оттого сейчас ты терпишь. От жадности, чтобы ни с кем не делиться? А? ― И моряк захохотал, хлопая себя по колену.

Гном не повернул в сторону бузотёра и головы, но он, несомненно, слышал оскорбления: движения его стали куда размереннее, плечи горделиво развернулись.

– Благородный человек не станет оскорблять пленника, ― сказал Матиуш. Голос его был спокоен, но опытный человек услышал бы в интонации железо. ― Этим он лишь принижает себя. Ты же хороший моряк, Ишу. Срывать зло после того как проигрался… на том от кого не ждёшь ответа. Не будь же слизняком.

– Благородный не станет? А я, значит, слизняк. Не тебе чета… Ты не очень-то, длинноносый лорд. ― Матрос засопел и положил руки на пояс, на котором висел кривой кинжал. ― Не очень… Не учи меня, а то знаешь… Всякое может случиться на реях ― и бывалые моряки срываются.

Ишу пощёлкал клинком, вгоняя его в ножны и вытаскивая оттуда. Но в глаза Матиуша он посмотрел только раз, а затем предпочёл избегать его насмешливого взгляда. Ему было удобнее сделать вид, что он уел единорога, а продолжать наскакивать на гнома ему просто наскучило. Пришёл Симус, моряк закрыл солярий и с облегчением убрался с палубы.

– Рукин сын… Мы гномы ― любим поесть, но если есть такая нужда, можем не принимать пищу несколько лун… ― сказал гном. Он уже знакомым жестом дважды потрогал себя за мочку уха. Очевидно, что это означало какие-то затруднения.

– Это пустой злой трёп. Кабацкие прибаутки. Тут нечего объяснять, …огнебород.

– Да, конечно, но я благодарен тебе, Ардо, что ты готов вступиться за сына Аулы. ― Гном поднялся и церемонно наклонил голову. ― Не хочу в твоих глазах быть невежей. Меня зовут Оин, я сын Диса.

– Я рад, Оин сын Диса, нашему знакомству, ― ответил Матиуш и протянул руку сквозь прутья клетки.

Ответом ему было крепкое рукопожатие.

На следующий день Матиуш выторговал у боцмана пузырек туши и небольшой кусок пергамента с расчётами предыдущей загрузки трюма. Мела взять было негде, поэтому соскоблив верхний слой и удалив таким образом записи, Ардо сделал по памяти набросок Восточного Предела. Той его части, которая лежала вдоль Драконьего хребта. Он хотел узнать, как на языке прежних хозяев назывались горы и реки. Без этого нельзя было понять настоящую историю края. К удивлению, только лесные массивы, небольшие реки и плоскогорья приняли от людей новые названия. Такие вершины этого мира, как: Одинокий Малыш, Старый Керт; реки: Эльда, Биска ― носили эти имена ещё и в прежние эпохи. Люди каким-то образом переняли их. Может, гномы ушли не сразу, а может, названия эти пионеры Урбанта услышали от полуросликов или лесных людей.

Было чему подивиться и гному.

– Какой межеумок назвал наши северные угодья Овечьими Холмами!? ― восклицал Оин, удерживая палец на череде нарисованных дуг. ― Что за мухоблудская насмешка? Мы редко выбираемся на открытые холмы, поросшие лишь длинноволосой травой. Западные ветры вечными сквозняками чешут им гривы, но почему ― овечьи? Словно они ни на что больше не годятся. Мы называли эти области Доридортом ― малой кузней. Изумрудная трава скрывает под собой залежи угля, а пойменные луга ― самородного болотного железа. Ценное богатство для рук наших кузнецов. Эти холмы и светлые леса считали своим домом береттеи, хваты и гоблины. Всем хватало места в прежние времена. Это орки изгнали полуросликов, и сделали из лесных гоблинов подручных для своих мерзких дел, превратили маленьких охотников во всеми презираемых падальщиков.

– Фюргарты называют своё королевство ― Элендорт.

– Хм… Пусть хоть так. Это значит ― мастерская солнечного света.

– Значит, ты тронулся в путь… ― сказал Матиуш. ― И именно теперь. Что же послужило тому причиной? Я думал, что мне никогда не доведётся увидеть ваш народ. Ты захотел своими глазами увидеть заветные земли предков?

Лорд Хеспенский надеялся, что этим вопросом не пересёк какую-то невидимую черту. Гном сдвинул брови и провёл крепкой квадратной ладонью, разглаживая пергамент на коленке.