— Слушайте. Я иду к могучему калавайя Контиго, вы можете сопровождать меня.
Искай и Катари радостно закивали и поднялись на четвереньки, ожидая приказаний. Но для начала следовало их накормить, чем Вася и занялся, ловко метая камни, к немалому восхищению зрителей. Кукурузные лепешки и жареные птички ушли влет и вскоре троица зашагала к великому Гудвину.
Дорога в местный Изумрудный город обходилась без желтого кирпича, а людоедов и саблезубых тигров на ней заменяли обычные полицейские. К ним в лапы путешественники попали в городке Комарапа, центре провинции Кабальеро. Оттого и полиции тут хватало, и даже имелась казарма, где стояла целая армейская рота.
Сото, дежуривший в тот день на рынке, опытным глазом вычленил из продающей и покупающей сутолоки нездешнюю троицу и остановил их для “проверки документов”. Таковых у индейцев, разумеется, не нашлось и Сото высвистал подкрепление, вести бродяг в участок. Знай Вася побольше о нравах боливийской полиции, он бы постарался вырваться и смыться, но воспитание XXI века с его верой в право и закон сыграло злую шутку. Местные фараоны немедленно пускали в ход дубинки при малейшем намеке на неповиновение и вот…
— Имя, фамилия? — приступил к делу писарь.
— Гжегож Бженчишчикевич, — заученно выплюнул студент.
Ну в самом же деле, не “Василий Егоров” и не “Тупак Амару”!
Спутники смотрели на него вытаращив глаза, а писарь лениво поднялся, лениво подошел к Васе и лениво спросил:
— Que??? [ii]
— Бженчиш…
Договорить не удалось — резкий, хорошо поставленный удар под ложечку вышиб из груди весь воздух, Вася согнулся пополам.
— Твое имя? — писарь повернулся к Искаю.
— Искай… Контиго, это мой брат Катари.
— А этот? — писарь брезгливо мотнул головой в сторону Васи, безуспешно хватавшего воздух ртом.
— Кузен, кузен наш, тоже Контиго.
— Куда шли?
Минут через десять с опросом было покончено, лейтенант тем временем докричался до Санта-Круса и появился из кабинета. Молодой парень, лет примерно двадцати пяти-шести, в зеркальных очках-каплях, шелковом шейном платке и со здоровенным хромированным револьвером в открытой кобуре нарочито жевал жвачку и вообще старался походить на американца. “Ковбой” — немедленно окрестил его самозванный касик.
— Это что за кабронес? [iii] — судя по раздраженному тону, лейтенанту досталось при разговоре со столицей департамента.
— Бродяги, сеньор лейтенант!
— Документы, вещи?
— Бумаг никаких нет, из вещей вот, — писарь протянул “Собрание отчетов католических миссий” начальнику и показал на Васю, — у него нашли.
— Где украл?
— Мне дал ее падре Луис.
— Луис Эспиналь Кампос? — утвердительно переспросил лейтенант.
Вася кивнул, хотя не был уверен в фамилии иезуита.
— Все ему неймется, просветителю…
— Коммунист, наверное, — предположил вернувшийся Сото.
Лейтенант бросил на него уничтожающий взгляд.
— Книжки раздает… — проникновенно пояснил толстый полицейский и попятился к двери.
— Ладно, я знаю куда вас пристроить, — радостно осклабился ковбой. — Сото, ты домыл машину? Тогда заводи фургон, поедешь за мной.
— Куда?
— Не твоего ума дело.
— Добрый день, сеньоры! — вот уж чего-чего, а звонкого женского голоса в прокуренном участке ожидать можно было меньше всего.
Эффект этот голос произвел необычайный — все полицейские в помещении немедленно подобрали животы, расправили плечи и сделали грудь колесом. А лейтенант даже снял свои зеркалки и, включив излучение любезности на максимум, ринулся навстречу гостье.
Было из-за чего: несмотря на простое платье, отсутствие косметики и собранные в пучок волосы, девушка была стройна, молода и очень хороша собой. Настолько, что Вася, считавший себя поклонником блондинок, зачарованно смотрел, как брюнетка, следуя приглашению расстилавшегося перед ней лейтенанта, проследовала в кабинет.
Дверь закрылась, полицейские выдохнули и только молча делали друг другу многозначительные гримасы, а затем вернулись к своим делам. Вася прекратил таращится на дверь и с удивлением понял, что его спутники были единственными, кто не отреагировал на гостью.
А потом дверь приоткрылась и черные глаза внимательно осмотрели Васю, отчего он покрылся мурашками.
— Этот? Книгу? Знаете что, Фернандо, отдайте их мне. В школе как раз нужно отремонтировать класс, я думаю, они справятся.
— Но, сеньорита Исабель, они задержаные, я не могу без конвоя…
— Под мою ответственность?
Их вывели во двор перед одноэтажным зданием, крытым терракотовой черепицей. От прочих домиков в городке участок отличался лишь стеной с размашистой надписью Policia Boliviana и геральдическим кондором, изображенным шкодливой рукой местного художника-самоучки. О том, что это кондор, а не курица, догадываться приходилось по винтовке в когтях и белому венчику, намалеванному вокруг шеи пернатой твари.
Сото затолкал их в клетку, наваренную поверх полуторного джипа, на бортах которого еще можно было угадать белые звезды армии США. Лейтенант галантно усадил сеньориту в свой бежевый “Мерседес” и кавалькада тронулась.
За несколько минут неспешной поездки по городку, в котором жило от силы тысяч пять человек, Вася опять подивился неописуемой бедности, среди которой “Мерседес” лейтенанта смотреля не просто вызывающе, а прямо-таки хамски. Асфальта за пределами ста метров главной улицы не было в принципе, обшарпанные и латаные-перелатаные стены домиков, слепленных как бы не из кизяка, рассохшиеся двери со щелями, в которые легко можно просунуть руку… Нет, Боливия XXI века тоже богатством не блистала, но здесь бедность была прямо-таки запредельной, вопиющей.
Сото запер их в подсобке школы и укатил, а лейтенант еще минут пятнадцать говорил с девушкой, но не добился своего и высказал свое раздражение арестантам:
— Слушать сеньориту, как самого господа бога. Если кто-то попытается удрать — я его найду и выверну наизнанку. Поняли, кабронес?
Ремонта в Escuela Santa Rosa de Lima хватало: и кладку подправить, и рамы в окнах, и починить полуразвалившиеся столы и стулья… Занимались этим Искай и Катари, все время стараясь перехватить тяжелую работу у Васи, так что он больше белил старые стены такой же старой кистью.
Там с ним и заговорила Исабель, единственная учительница и заодно директор школы.
— Почему они забирают у тебя всю работу?
— Они считают меня касиком.
— Вот как? — черные брови поднялись вверх. — А мне они сказали, что ты потерял память.
— Не совсем, многое помню и умею, но вот какой сейчас год — не знаю.
— Апрель 1966 года.
— А что происходит в стране?
Из дальнейшего Вася узнал, что полтора года назад военная хунта совершила переворот, а сейчас управляет дуумвират из генералов Баррьентоса и Овандо. Имена генералов никаких эмоций не вызвали, за сто пятьдесят лет независимости в Боливии случилось без малого двести штук переворотов, своего рода рекорд, но помнить кого-нибудь из этого калейдоскопа — уж извините! Да и вообще, историю Латинской Америки им преподавали довольно обще, без упоминания проходных фигур. Вот какие нибудь Итурбиде, Сандино, Перон или там Уго Чавес [iv] — это да, а Баррьентес… А! он упоминался в дневниках Гевары! Да, Че убили при нем, и вроде после в Гавану сбежал министр внутренних дел и привез с собой дневники Че. Но это, как говорится, неточно.
У соседей обстановочка тоже стабильностью не блистала — помянутый Перон после свержения отсиживался в Испании, наблюдая, как в Аргентине происходят переворот за переворотом, а страну сотрясает вооруженное противостояние левых и правых.
В Чили было относительно спокойно, но тут Вася помнил, что впереди “Народное единство”, президент Альенде и путч генерала Пиночета. В Перу тоже традиционно чередовались военные хунты и демократические правительства, но там через пару лет произойдет левый переворот — об этом студент узнал, изучая как-то раз карту распространения автомата Калашникова по миру и наткнувшись на перуанскую “аномалию”. Бразилия два года как лишилась законно избранного президента и ныне существовала под пятой военной диктатуры. Единственным островком стабильности казался Парагвай — в нем как пришел двенадцать лет назад к власти генерал Стресснер, так и не собирался уходить. Почти во всех странах, кроме Чили, режимы человеколюбием не отличались, в диапазоне от мягкого авторитаризма до практически фашизма в том самом Парагвае. Причем и самых настоящих фашистов тут тоже водилось в количестве — после Второй Мировой войны многие нацики сдернули именно в Латинскую Америку, под крыло военно-авторитарных режимов. Эйхмана [v] израильтяне, кажется, в Аргентине поймали…
