— Анализы выявили у вас индивидуальную непереносимость препаратов для наркоза, — сказал доктор и я пытаюсь переварить то, что только что услышал, — в таких случаях мы чаще всего отказываем в донорстве…

— Нет, нет, — перебиваю его я, — должен быть какой-то способ.

— Есть один вариант, — Артур снова смотрит в бумаги, — мы можем поставить вам местный анестетик, но есть вероятность того, что вы все равно будете чувствовать боль…

— Плевать, — говорю я, — я готов на это.

Я ломал кости, рвал связки, мне даже удаляли зуб без анестезии, так что я смогу перенести какой-то там забор костного мозга. Доктор сует мне бумаги и на эти сутки я остаюсь в госпитале, так как процедура требует некоторой подготовки.

Меня отводят в палату и когда я переодел больничный халат, приходит медсестра и снова берет у меня кровь на анализ, после чего ставит капельницу. Я не нахожусь в одной палате с Шарлоттой, так как ее готовят к тому, чтобы уничтожить ее иммунную систему. Звучит жутко и я пытаюсь не думать об этом.

В последнее время я почти не заходил в социальные сети, но сейчас мне нужно как-то отвлечься. Беру смартфон. Я сам не знаю зачем, но захожу на страницу Тома. Он в Лос-Анджелесе. Гуляет с Крисом Хемсвортом или Робертом Дауни-младшим. У него другая жизнь. Неужели совсем недавно мы были вместе и были счастливы?

Я не говорю сестре и родителям про непереносимость наркоза, так как знаю, что Лотти запретит мне участвовать во всем этом. Но это мое решение и я не хочу менять его. Я с самого начала был настроен на то, чтобы помочь сестре, а сейчас у меня есть все шансы сделать это.

Я невольно вспоминаю наше с Шарлоттой детство. Как мы гоняли на великах по набережной Виктории, как принимали участие в соревнованиях по бегу. Мы всегда были вместе. И я не мог потерять ее.

— ХАРРИСОН! — ор Тома выдергивает меня из череды воспоминаний. Я потираю глаза, пытаясь вернуться в реальность. Мой большой избалованный ребенок растянулся на кровати и его карие глаза смотрят на меня с какой-то детской обидой.

— Хей, все в порядке, — я улыбаюсь ему. Мы уже второй день торчим в Монреале и завтра утром у нас вылет в Сидней, так что этой ночью следует хорошо выспаться. Я сижу на полу около кровати, и пока меня не затянул вихрь прошлого, мы смотрели «Железного Человека». Сейчас на экране уже пошли титры и Томас смотрит на меня, явно ожидая, что я скажу еще что-то, — ты сам то как?

Этот пресс-тур дается нам с трудом, так как Тому и Зендае задают слишком много вопросов о их отношениях и кажется, что оба устали от этого. Коулман понимала, что рано или поздно им придется снять маски, но пока ни она, ни я, ни Том, не знали как это лучше всего сделать.

— Нормально, — Томас пожимает плечами, — после пресс-тура у нас что?

— Сейчас, — я открываю на смартфоне расписание, — две недели отдыха, — что ж, самое то, это определенно то, что нам всем нужно, — потом у тебя съемки в «Удаленной местности» и «Паломничество».

— Полетели на Сейшелы после пресс-тура? — предлагает Том. Я его прекрасно понимаю, после того, как они с Зендаей сообщат о разрыве, будет еще больше вопросов и нужно будет отвлекаться от всего происходящего.

— Конечно, — соглашаюсь я, думая о том, что через неделю мы будем в Лондоне и я смогу встретится с сестрой.

========== Часть 9. ==========

Лондон встретил их проливным дождем и холодным ветром и это в середине июля. Это последний город тура и потом они смогут заниматься своими делами. Осталось потерпеть три дня. Водитель везет их в дом Тома в Вестминстере. Харрисон никогда не бывал тут раньше. Это жилье появилось уже после того, как они расстались.

— Довольно уютно, — сказал Остерфилд, когда они прошли в небольшой коридор со стенами светлого цвета. У входа стоял комод, а над ним висело зеркало в резной раме. Тесса тут же унеслась в глубь дома. Том был благодарен Роберту за то, что тот присмотрел за собакой на время той части тура, где он не принимал участие, а потом привез в Англию.

— Обустраивала мама, — густо покраснев сказал Том, — я почти всегда был в Америке, а этот дом купил так как рассчитывал на длительные домашние съемки, но пока не получалось.

Он влюбился в этот дом с первого взгляда. Четыре спальни, кабинет, небольшой задний двор, где можно тренироваться и просто проводить время на свежем воздухе. Том всего пару раз жил тут больше одного дня, но по большей части коттедж пустовал.

Они прошли в комнату. Гостиная была соединена с столовой и кухней и имела выход на задний двор, через крытую террасу. В целом, было очень по-домашнему. На стенах висели фотографии и разные картины. Пол по большей части пол в комнате был покрыт светлым ламинатом, и только на кухонной зоне он был заменен на плитку. В гостиной стоял угловой диван, пара кресел, журнальный столик, синтезатор и стенка с кучей разных шкафчиков. На полочках стояли всякие маленькие безделушки и книги.

— Все потерпи три дня, — кинув свой рюкзак на диван, Харрисон обнимает Тома, прижимая его к себе. Они уже все решили. Через три дня все узнают о том, что роману Холланда и Коулман пришел конец. Харрисон ощущал, что Том готов к этому и он будет рядом с Холландом в этот сложный период. Да и Зендая улетает в Ванкувер, на другие съемки сразу после тура, а пока она, как и другие участники тура, живет в гостинице.

— Я безумно люблю тебя, — шепчет Холланд, смотря в любимые глаза и Остерфилд кривится в ухмылке. Как же сильно он любит этого кареглазого шатена. Он безумно рад тому, что они больше не в гостинице, а одни в доме Тома, где нет никого кроме собаки, но она им особо не помешает.

Харрисон целует его, прижимая к себе еще сильнее. Ему нравится то, что от волос Тома пахнет мятой и снегом. А сам Том очень горячий и нетерпеливый. Его дрожащие пальцы скользят по рубашке Остерфилда, освобождая из гладкого и блестящего материала пуговицы. Ему нравятся рубашки Харрисона, то, какой он деловой на всех этих мероприятиях. И то, какой он другой, когда они одни.

— Знаешь, я больше не допущу того, чтобы ты ушел, — сказал Харрисон и снова впивается в губы парня, кусая их. Ему всегда будет мало Тома. Он хочет вечно смотреть в его огромные глаза, гладить волосы. Том нужен ему как воздух и вода. Он уже не мыслит жизни без него. Без его смеха и улыбки.

Довольно быстро они оказываются в небольшой спальне на втором этаже и Том лежит в излюбленной позе — на груди Харрисона и тот бережно вытаскивает из его кудрей перья. Все же подушка не выдержала натиска их страсти и теперь эти перья были везде: на кровати, на полу и в их волосах.

— Мы распотрошили ангела, — усмехается Том, подняв с простыни перо и крутя его между пальцами. Все же это было круто, хотя все его тело буквально горит. Они слишком долго сдерживались и искали тот самый момент, когда смогут насладится друг другом. Теперь их ничего не останавливает.

— Нам можно, — улыбается Хез. Он рад, что Том хоть немного изменился с прилетом в Лондон. Это был определенно его город, где Холланд знал каждую улочку и каждый дом. Он ощущал себя тут в безопасности и комфорте, — завтра, пока ты будешь на конференции, я отлучусь? — спрашивает он совершенно спокойной. Ему стоит повидать сестру пока она дома. Скоро очередное плановое обследование перед блоком химии.

— Что-то случилось? — Том садится и обеспокоенно смотрит на Харрисона. Он озадачен.

— Все в порядке, — погладил его по руке Остерфилд, улыбнувшись, — так. Встречусь с семьей…

— Мы могли бы поехать вместе, — предложил Том. Нет, Харрисон точно не хочет втягивать его во все это. Он не хочет чтобы его любимый знал о том, что произошло с Шарлоттой, у него итак много своих проблем. Итак огромная эмоциональная нагрузка.

— Мы съездим к ним обязательно, но в другой раз, — обещает Харрисон, — все в порядке, Томми.

Том успокаивается и снова ложится на грудь Харрисона. Ему нравится эта поза. Его нежно гладят руки Остерфилда и это успокаивает. Том ни с кем не ощущал такого спокойствия, как с Харрисоном. Разве что с мамой, когда был малышом.