— Доброе утро, — отвлекает его от просмотра появление на пороге Харрисона. Он мокрый от пота и кажется, все еще злится на Тома.

— Доброе, — виновато бормочет Холланд, — господи, я так виноват перед всеми…

— Не стану отрицать, — хмурится Остерфилд, сложа руки на груди. Он недоволен тем, что вытворил вчера на мероприятии его друг, — и знаешь, будь ты моим, то я сделал бы так, что ты не сел бы на свой очаровательный зад до выхода сиквела, — Харрисон усмехается и сев на кровать, целует Тома в макушку, притянув к себе.

— Будь твоим? — неуверенно бормочет Том, пытаясь понять слова, которые только что услышал. Ему что только что намекнули на возможные отношения? Да он с радостью бы все вернул. Холланд пару раз моргает, уставившись на блондина, — ты меня выпорешь? — с опаской бормочет он.

— Если это оградит твой паучий зад от дальнейших приключений, то за милую душу, — он кровожадно улыбается и от этого Тому становится не по себе. Он что действительно может отшлепать его за непослушание? От этого нутро Холланда пронизывает ток.

— Я больше так не буду, — бормочет он, уткнувшись в плечо Харрисона. Томас ощущает себя чертовски виноватым и разбитым, но он напился потому что боялся предстоящего разговора с Остерфилдом, но сейчас теплые руки парня сжимают его спину и Том ощущает спокойствие.

— Ты уверен, что готов вернуть наши отношения? — спросил Харрисон.

— Да, и мне плевать на то, что и кто скажет, — сразу же ответил Том

========== Часть 7. ==========

Харрисон понимал, что Тому предстоит сложный разговор с Зендаей. Она была хорошей девушкой и хотя все понимали, что отношения фиктивные, это все равно могло вызвать у всей троицы неприятный осадок, а ведь им с Томом работать как минимум еще над одним фильмом про Паука. Остерфилду было важно прояснить, в каком состоянии Холланд, но Том молчал. Он лежал у него на груди и смотрел на мелькающие картинки вечернего шоу.

День прошел довольно спокойно и они толком не смогли поговорить, так как сначала Том ушел на пробежку один, чтобы подумать о сложившейся ситуации. Они оба хотят эти отношения и почему-то именно в этот момент им овладевал страх и пока что Томас не знал, как с этим справляться.

— Том, давай поговорим, — просит его Харрисон и в ответ получает что-то нечленораздельное и непонятное, но в целом похожее на согласие, — я знаю, что тебе будет сложно… все эти разговоры с Зендаей, потом со студией. Ты уверен, что хочешь сделать это все прямо сейчас, перед пресс-туром? Это может вызвать кучу ненужных вопросов…

— Я хочу быть с тобой, — бормочет Том, не изменив своего положения. Он был похож на беззащитного котенка, которого хотелось оберегать и защищать.

— Ты итак со мной, — успокаивает его Остерфилд, положив руку на спину Холланда. Он в одних боксерах, а на ноги накинут легкий плед, так как работает кондиционер, — никто у тебя меня не заберет, я просто не хочу чтобы ты разрушил свою карьеру. Я понимаю, что это для тебя очень важно и ты долго шел к этому…

— Ты предлагаешь мне повременить с разрывом до конца пресс-тура? — уточняет он. Ему хотелось покончить со всем этим как можно раньше, но и понимал, что Харрисон прав. Пресс-тур запланирован на две недели и он понимал, что если сможет приложить все свои усилия, то возможно протянет. Опять же никто не заставляет его жить в одном номере с Коулман, так пара поцелуев и держаний за руки, не более.

— Да, — уверенно говорит Остерфилд. Он старался думать не как друг или возлюбленный Тома, а скорее как его ассистент и человек, изучавший продюсирование. Харрисон отлично понимал, что любой промах может им дорого стоить, — может нам стоит обсудить все это с Зендаей? — Коулман важное звено в этой цепи и если она не будет играть с ними на одной волне, то опять же, возникнут вопросы.

— Ладно, я наберу ей с утра, — голос у Тома подавленный и его настроение явно тревожит Харрисона. С утра у них благотворительная акция в детском госпитале и там Том нужен бодрым, милым и улыбающимся. Харрисон понимает, что на Холланде лежит огромная куча обязанностей и норм, что он должен отвечать за многие аспекты своей деятельности. Он читал то, что пишут о Томе в интернете и порой это было чудовищно. Все это отражалось на Томе не лучшим образом, так как его мальчик был эмоциональным и принимал все близко к сердцу.

— Хорошо, — Хез привстает и целует Тома в плечо, — я очень сильно люблю тебя и я никогда тебя не брошу, — только спустя несколько минут он понимает, что эти слова были лишними. Том всхлипывает, а его глаза наполнились слезами, — эй, ты чего? — он помогает Тому присесть и прижимает его к себе.

Всё же все эти съемки, интервью, фотосессии и общение с фанатами съедают Холланда целиком. Ему срочно нужен отдых, но Харрисон понимает, что раньше окончания пресс-тура об этом можно и не мечтать. Но у них есть еще два дня, за которые он попытается вернуть друга в какое-то понятие нормы.

— Я бросил тебя… бросил и уехал в ЛА, — Томас рыдал, а Харрисон крепко обнимал его, пытаясь хоть как-то успокоить, — я не должен был уезжать….

— Том, все в порядке, — говорит Остерфилд. Ему самому невыносимо больно видеть Тома таким разбитым, — я понимаю, что так надо было. Но сейчас все хорошо. Ты рядом со мной. У тебя крутая карьера и все в порядке, тебе не о чем беспокоится, — он гладит его по спине.

Том еще всхлипывает какое-то время, пытаясь успокоится, но получается у него это не очень хорошо. Спасает только то, что рядом с ним Харрисон и он гладит его по спине и волосам, шепчет что-то успокаивающее.

Холланд смотрит в родные и любимые голубые глаза и едва заметно улыбается, приподняв уголки губ. Больше всего на свете он хочет всегда быть рядом с этим чертовски привлекательным блондином.

— Ты прав, — кивает Том, — мы подождем до конца пресс-тура.

========== Часть 8. ==========

POV Харрисон.

Я сижу в чистом и светлом холле отделения онкологии крупной лондонской клиники, где уже месяц находится Шарлотта. Сегодня у меня консультация у доктора Стоун. Он должен сказать о том, подойду я в качестве донора или нет. Я понимал, что от моего решения зависит многое, так как по статистике у родных братьев и сестер больше шансов быть донорами друг для друга.

Сказать, что я волнуюсь — ничего не сказать. Все эти страшные сказки про отторжение, про ухудшение состояния реципиента, что я читал в Интернете большую часть ночи. преследуют меня, как один большой ночной кошмар.

— Мистер Остерфилд, — наконец приглашает меня в кабинет Артур и я прихожу в просторное помещение, окна которого выходят на Темзу. Врач — полный мужчина лет сорока в сером костюме, приглашает меня присесть на диванчик, а сам идет за стол, — я получил ваши анализы, — он шелестит бумагами, а я молчу, так как боюсь услышать то, что я не подхожу по какой-то причине. В последнюю неделю я только что и делал, так это сдавал кучу анализов. Но это ничего по сравнению с тем, что приходится переносить Шарлотте.

— Там что-то не так? — все же не выдерживаю и спрашиваю я. Мне страшно и он это отлично видит.

— Все в порядке, Харрисон, — заверяет доктор, — у вас хорошие анализы и почти стопроцентная совместимость. Это значит, что ваш костный мозг подойдет вашей сестре и вероятность отторжения будет сведена к нулю…

— Но она есть? — перебиваю я его, так как мое гребаное воображение рисует не радужные картинки. Я даже боялся думать о том, что моя сестра может погибнуть. Нет, нет, нет, Шарлотта поправится, она будет самой красивой на выпускном балу. Ее светлые волосы будут развиваться, как и подолы роскошного платья, под звуки вальса. Я всеми силами пытаюсь подавить слезы, чтобы не показаться слабым.

— К сожалению, мы не можем дать полной гарантии, — он хмурится, но его зеленые глаза смотрят на меня уверенно. Он хороший врач. Я знаю. Читал кучу отзывов о нем. Он отлично знает свою работу и меня это успокаивает, — но проблема не в этом…

— Да? — я удивлен, — но тогда в чем? — тогда мне казалось, что нет ничего важнее спасения Лотти.