Вдруг перед троими хозяевами особняка прямо из воздуха появился молодой человек в странной одежде, темно-серые глаза которого метали багровые молнии. В этих глазах были и неодолимая жажда мести, и свирепая злоба, и ядовитая ненависть, но пощады не нашлось ни капли. Реддлы замерли от удивления и ужаса, ибо не надо было быть легилиментом, чтобы увидеть в этих страшных взглядах свою смерть. Все они мгновенно поняли, кто сейчас стоит перед ними. Том Реддл старший прекрасно помнил, как расстался с ненавистной ему женщиной, которая все же носила его ребенка.

— Это он! — обреченно взглянув на родителей, тихо пролепетал отец Тома.

— Узнал, да? — злорадно усмехнулся волшебник. — Хотя мы с тобой, папаша, никогда раньше не встречались.

— Господи, Том, как же он похож на тебя в юности! — невольно воскликнула миссис Реддл.

— Мама так хотела! — многозначительно отвечал маг. — И имя с фамилией дала мне твои, ублюдок! Ах, да! — с издевкой спохватился Том. Реддлы побледнели. — Я ведь забыл представиться. Том Марволо Реддл, студент уже седьмого курса школы чародейства и волшебства «Хогвартс». Ее последнее желание перед смертью через час после родов было, чтобы я стал похожим на тебя. И оно, видимо, исполнилось. Смотри!

Том взмахнул волшебной палочкой Морфина, два раза от души выкрикнул: «Авада Кедавра!» Гостиная осветилась двумя всполохами яркого зеленого света, и через миг чета Реддлов лежала на полу без малейших признаков жизни.

— Что ты наделал, мерзавец?! — в ужасе закричал отец Тома.

— Кто бы говорил! От мерзавца и слышу! Ведь ты же убил мою мать, лишил меня родителей, не так ли? Ну а я жажду отплатить тебе тем же, мой дорогой несостоявшийся папаша!

— Тебя за это посадят! — в отчаянии пробовал было пригрозить Реддл старший.

— Сомневаюсь! — усмехался сын. — Даже мракоборцы из Отдела магического правопорядка мне ничего не сделают, а уж примитивная магловская полиция тем более бессильна, мой дорогой женоубийца. Ты ведь тоже столько лет избегал возмездия!

— Она сама во всем виновата, мерзкая колдунья! Если бы я только знал, кто она такая — за километр бы стороной обходил! А после того, как ее гадкие штучки перестали действовать на меня, эта глупая уродина возомнила, что удержит меня своим пузом! Да любому нормальному мужчине на нее смотреть противно!

— Хотел бы я знать, что у вас произошло, папаша! — шелковым голосом, в котором особенно сильно слышалась ненависть, заговорил Том. — Нет-нет! Можешь не утруждать себя рассказом! — остановил он отца, видя, что тот открыл было рот в безумной надежде оправдаться. — Я сам посмотрю. Легилеменс!

Меропа Реддл стоит посередине просторной гостиной, опустив голову. Из ее косящих и покрасневших глаз ручьем текут слезы, а руки нервно теребят подол свободного платья, которое все равно не скрывает ее круглый живот.

— Том, постой! Куда ты? — плакала волшебница.

— Куда угодно, лишь бы подальше от такой дряни как ты!

— Том, я ведь это не со зла! Хотела как лучше! — пыталась оправдаться женщина, но натыкалась лишь на ледяную жестокость в глазах мужа, словно на каменную стену.

— И у тебя, гадкая колдунья, еще хватает наглости так говорить! — гневно вскричал Том. — После того, как столько времени давала мне свое пойло! Да без него я бы ни за что не связался с такой уродиной и оборванкой! — Молодой мужчина брезгливо скривил губы. Он бросил на диван чемодан и торопливо доставал из шкафа свои вещи. — Но теперь этому пришел конец. Между нами все кончено, ясно?

— Но у нас же будет ребенок, Том! — с мольбой в голосе говорила Меропа. — Если ты захочешь, я больше никогда-никогда не буду творить волшебство, не возьмусь за палочку! — Она уже окончательно убедилась, что муж так по-настоящему и не полюбил ее, и теперь все ее надежды удержать любимого были связаны с ребенком.

— А ты еще и дура, как я посмотрю, если рассчитываешь так остаться со мной! — с издевкой сказал Реддл старший. — У тебя. У тебя, а не у нас будет ребенок! Я не собираюсь воспитывать неизвестно какого ведьмовского недоноска под стать твоему ненормальному брату. Я не желал быть с тобой и не хочу его.

— Нет, пожалуйста! Я не знаю, что мне делать! Отец и брат меня не примут, а работать по-вашему я не умею.

— Да мне плевать, что с тобой будет, мразь!

Меропа на несколько секунд замолчала, видимо, пытаясь смириться с неизбежным. Наконец, женщина заговорила, и слова давались ей с трудом, а голос дрожал.

— Хорошо, Том. Если такое твое решение, то я приму его и больше тебя не потревожу. Я все равно люблю тебя и поэтому больше не хотела использовать любовное зелье, чтобы быть с тобой. Я все же надеялась, что ты полюбил меня по-настоящему или останешься хотя бы ради ребенка, однако ошиблась. Но, Том, помоги мне хотя бы встать на ноги, нормально родить и научиться какому-нибудь вашему делу. Это тебе и твоей семье будет нетрудно сделать, ведь вы же богаты.

— Не имею ни малейшего желания устраивать твою судьбу, ведьма. Захочешь жить, как-нибудь выкрутишься, а нет — туда тебе и дорога. Но от меня тебе не видать ни пенса!

С этими словами он быстро застегнул чемодан, который упаковывал во время разговора, и стремительно вышел из комнаты, оставляя нелюбимую, однако беременную от него женщину. Ушел, не оглядываясь и не удостаивая Меропу даже взгляда.

========== Глава 44. Лорд Волдеморт ==========

«…Ночь. Понедельник.

Очертанья столицы во мгле.

Сочинил же какой-то бездельник,

Что бывает любовь на земле.»

А.Ахматова

Том, наконец, прекратил просматривать воспоминания отца, вынырнув из его сознания. Реддл старший не сводил взгляда с волшебной палочки, так как имел возможность воочию убедиться, что можно творить с помощью этой невзрачной на вид деревяшки. От внимания сына это, конечно, не ускользнуло.

— Боишься, да? — со злорадной мстительностью прошипел Том. — Теперь понял, что это ты, мерзкий магл, был недостоин целовать пол, по которому ходила моя мать — чистокровная волшебница из древнейшего рода, прямых потомков самого Салазара Слизерина. Хотя такому ничтожеству, как ты, это имя ни о чем не говорит. А между тем, благородная волшебница в мучениях умерла от воспаления легких, когда оказалась на улице среди зимы и едва добрела до магловского приюта. Перед смертью она успела только дать мне твое поганое имя, — по мере того, как Том говорил, желание мести и ярость разгорались в нем все сильнее и сильнее. — Нет! — запальчиво вскрикнул он, сверкнув гневными, налитыми кровью глазами. — Легкой смерти, простого проклятья ты не заслуживаешь! Круцио!

Старший Реддл у ног Тома извивался от непереносимой боли, отчаянно голося, сбивая ковер и царапая ногтями паркетный пол. Юноше эта месть, вид неимоверных мук доставлял наслаждение и какое-то злорадное удовлетворение. А между тем пыточное, как и смертельное проклятье, не оставляло никаких следов, по крайней мере для неволшебников. Когда жертва лишилась чувств, Том просто плеснул ему в лицо водой, которая полилась из волшебной палочки, а потом снова начал пытку. Однако всему приходит конец, и сыну, в жестокости своей превзошедшему отца, наскучили однообразные крики и душераздирающие вопли. Авада Кедавра на миг осветила лицо старшего Реддла зеленым светом, всколыхнула на его голове черные волосы и мгновенно убила несчастного, который уже начал мечтать о смерти, лишь бы прекратилась эта мука, пусть даже такой ценой.

Через секунду тишина в комнате нарушалась только частым дыханием Тома, который с волшебной палочкой в руке стоял над тремя мертвыми телами. Со времени смерти плаксы Миртл прошел едва ли год, а Реддл уже снова убил. И если после гибели Миртл Том какое-то время испытывал сожаление, отчасти вызванное страхом, что закроют Хогвартс, то сейчас у него и в мыслях не было о чем-либо жалеть. Убийство ученицы было непредумышленным, можно даже сказать, несчастным случаем, тогда как столь безжалостную расправу над родным отцом он замышлял давно и тщательно спланировал. Страшные, почти необратимые вещи происходили в этой ожесточенной и уже раздробленной душе. Том не чувствовал ни капли раскаяния в этом тройном убийстве, и даже не искал его. В этот день даже не одна, а сразу три Авады Кедавры вылетели из волшебной палочки, отобранной у Морфина. Из головы у него не шла сцена расставания родителей и последующий предсмертный поступок матери, когда ее последними словами стала просьба назвать сына в честь отца. «Как можно было так поступить после всего, что папаша сделал с ней?» — не прекращал задавать он себе один и тот же вопрос.