— Что произошло, Деннис?
— Ничего, миссис Коул. Мы просто гуляли и осматривали пещеру. Все хорошо.
Том брезгливо скривил губы, видя обеспокоенность директрисы, причем больше даже не детьми, а своим местом. После случая с Мэри женщина в самом деле стала уделять больше внимания тому, какие у воспитанников взаимоотношения, и просила других работников приюта внимательно следить, чтобы разногласия детей не доходили до открытых конфликтов и тем более драк и травли.
— Эмми, милая, может быть, тебе есть что сказать? — продолжала допытываться миссис Коул. — Скажи, не бойся! Реддл вас как-то обидел?
— Нет, — тихо отвечала девочка. — Он ничего нам не сделал.
— Тогда в чем дело? Почему вы такие пришибленные?
— Так… — мялась Эмми.
— В пещере было довольно темно, да и спуск к ней крутой, — спокойно вставил свои слова Том. — Вероятно, это и напугало их.
— Я не с тобой разговариваю, Реддл! — раздраженно отозвалась миссис Коул. — Ей-Богу с тобой одна только головная боль и никакого толку. Зачем ты повел их в эту пресловутую пещеру, а? Ну все, мое терпение лопнуло. Марта, позови немедленно мисс Круэл, пусть захватит розги. Деннис, Эмми, ступайте обедать! Голодные небось! — молчавшие как рыбы воспитанники быстро ушли. Посудомойка в сопровождении медсестры пришла довольно быстро, держа в руках несколько розог. Миссис Коул велела Тому снять рубашку и ложиться на скамью. Мальчишка вроде бы покорно исполнил приказ, но его темно-серые глаза при этом странно заблестели. Мисс Круэл так и не удалось выпороть Реддла, потому что все розги сломались. Видевшие это женщины недоуменно и со страхом переглянулись, а потом все втроем сверлили глазами этого странного мальчишку.
— Вот дрянь! — не удержалась директриса. — Марш немедленно в свою комнату и до конца недели не смей выходить из нее даже в столовую. Еду тебе будут передавать через дверь и раз в сутки водить до отхожего места. Все понятно?
Том ничего не сказал на это, а только высокомерно кивнул. Раз в день какая-нибудь работница приносила ему в комнату хлеб и воду сразу на сутки. Никому не хотелось ходить к мальчишке три раза в день и возиться с его едой, поэтому ни о каком горячем не шло и речи. По сути, одиночество и даже питание впроголодь не особенно удручало Тома. Он спокойно мог скоротать время за чтением. Но кроме этого занятия, Реддл, конечно же, размышлял и о том, что сделал в пещере. Раскаяния в содеянном он ни капли не испытывал. С тех пор, как Том начал открывать в себе разные странные способности, то перестал быть жертвой насмешек и поколачиваний от местных заводил. Если проводить параллель с миром животных, то мальчику вполне удалось отвоевать себе жизненно необходимую территорию, место под солнцем. Но в этот день Том перешел такую границу, за которой жертва сама превращается в мучителя. Начало происходить то, от чего предостерегал Доброделов. Однако Реддла это уже не волновало, ведь перед тем, как поступить подобным образом, он заставил замолчать свою совесть, словно засунул ей в рот кляп. Кроме того, роль мучителя пришлась ему куда больше по нраву, чем положение жертвы, а третьего мальчик не видел. В конце концов, оказалось куда проще причинять боль другому, чем терпеть ее самому.
========== Глава 8. Над головой сгущаются тучи ==========
Июнь, проведенный сиротами на побережье, пролетел для них быстро и незаметно. Они вернулись в приют, и напоминанием о чудесных днях остался загар на лицах, плечах, спинах. Каникулы продолжались, уроков не было, но вот занятия в воскресной школе возобновились. Теперь на месте доброго пастыря служил совсем другой священник Лицемеров. Тому Марволо Реддлу было достаточно одного внимательного пристального взгляда на холеное лицо нового настоятеля, чтобы понять: фамилия его говорящая, и как нельзя лучше отражает суть этого человека. Подросток с первого дня невзлюбил его, и надо сказать, что эта неприязнь была взаимной.
Впрочем, и другие дети были от Лицемерова явно не в восторге. Им не нравились его излишняя нравоучительность и чрезмерная строгость, когда кто-то из детей допускал ошибку, читая заученный стих Библии или псалом. Воспитанник в этом случае неизменно получал выговор, сопровождающийся упреками в лености и нерадении о благе своей души. По этой причине большинство ребят старались вообще не ходить на занятия в воскресной школе, пользуясь любым благовидным предлогом: от поручения сотрудниц приюта выполнить какую-нибудь работу до ссылок на плохое самочувствие или даже симуляции болезни. Так в некогда полном классе хорошо, если находилась половина или даже третья часть от того количества воспитанников, что раньше посещало школу. Новому настоятелю это, конечно, было не по душе.
Спустя пару недель, когда его терпение лопнуло, то он сам явился в приют, дабы лично высказать недовольство директрисе и прочим сотрудникам.
Было как раз время завтрака. Дети и работники, включая миссис Коул, собрались в столовой. В этот день здесь стоял противный запах пригорелой запеканки — не очень-то любимого детьми блюда, даже в обычном виде, а сейчас и вовсе несъедобного. Даже те из ребят, кто отличался хорошим аппетитом и был совсем неприхотлив в еде, теперь нехотя ковыряли ложками свои порции и, давясь, пытались хоть в малой степени заморить червячка, чтобы можно было дотерпеть до обеда. Большинство же, попробовав одну ложку, больше не притронулись к своим тарелкам.
Миссис Коул, скрепя сердце и про себя сетуя на непредвиденные расходы, все же распорядилась прибавить к завтраку белого хлеба и сыра. Наблюдая эту картину, Лицемеров неодобрительно покачал головой.
— Дорогая миссис Коул! — вежливо, но при этом назидательно обратился он к директрисе. — Не пристало так баловать эти юные создания. Вижу, вы искренне печетесь об их благе, но не надлежит ли вам проявлять большую заботу об их душах, нежели телах? Им бы следовало поучиться смирению и терпеливому снесению испытаний, которые выпали им на долю. Ну, а испорченный завтрак — прекрасный к тому случай. Сегодня я как раз собирался поговорить с вами о том, как сильно ваши воспитанники подвержены высокомерию, что даже многие из них регулярно игнорируют занятия.
Том сидел за столиком, который стоял совсем рядом с Лицемеровым, и по мере того, как он говорил, в мальчике все сильнее и сильнее закипала злость и на этого настоятеля, рядящегося в одежду мнимой добродетели, и на его слащавые речи, а главное, на несправедливость, как он полагал, этого мира, якобы сотворенного всемогущим Творцом. «Почему? Ну почему так? — лихорадочно размышлял Том. — Почему такие вот волки в овечьей шкуре топчут землю, смотрят на солнце, дышат воздухом, коптя при этом небо, и никакая беда их не касается? Зато те, кому бы еще жить и жить, уже давно покинули мир. Выходит, они слишком хороши для него и потому не приспособлены к жизни в нем и уходят так несправедливо рано».
Тут Том встал и бросил на стоящего рядом с ним Лицемерова пристальный взгляд. Мальчик был достаточно высок ростом, чтобы установить прямой зрительный контакт. Все взоры устремились к Реддлу, священник невольно вздрогнул, а миссис Коул, не зная, что у этого непонятного мальчишки на уме, и какой номер он сейчас отколет, забеспокоилась.
— Реддл, немедленно сядь на место!
Лицемеров, тоже на дух не переносивший мальчишку, увидел в этом прекрасную возможность в чем-нибудь уличить его.
— Том, дорогой! — елейным притворно ласковым голосом заговорил Лицемеров. — Ты что-то хотел спросить у меня, мальчик?
— Да, святой отец! — невозмутимо отозвался Реддл. — Не будете ли так добры сказать нам, что вы сегодня кушали на завтрак? — нарочито вежливо спросил Том, в то время как на его губах змеилась презрительная усмешка, без слов красноречиво говорившая: ну явно не подгорелую запеканку. — Может, вы покажете нам пример смирения и терпения?
— Что? — опешил настоятель.
— Реддл, замолчи немедленно, паршивец ты этакий! — послышался крик директора.
