— Повелитель, но я уже…
— Ты считаешь себя слишком старым, Северус? — усмехнулся Темный Лорд. — Брось, тебе же нет еще и сорока. Даже для никчемных маглов это не возраст, что уж говорить о волшебниках. Слизеринки более разумно смотрят на замужество, и наверняка среди них найдутся девицы, которые сочтут супруга постарше куда лучше неоперившегося ненагулявшегося юнца. Но мы что-то увлеклись этой темой. Скажи-ка мне лучше, дорогой соглядатай, в Хогвартсе сильный переполох поднялся, когда стало известно о моем возрождении? Ведь Поттер уже успел обо всем рассказать, не правда ли?
— Да, повелитель, конечно, он обо всем рассказал. Но вы не поверите, — Снегг усмехнулся, кроме Дамблдора его никто даже слушать не стал. А Фадж, который стал Министром после смерти Крауча и тоже присутствовал на Турнире, вообще обвинил мальчишку во лжи!
— Значит, Министерство решило, как страус, спрятать голову в песок? — в голосе Волдеморта слышалось явное довольство. — Не ожидал такой удачи! Впрочем, завтра все узнаем, посмотрим, что нам поведает «Ежедневный пророк» о смерти «лишнего» Седрика Диггори.
— Если повелитель желает, то может все увидеть своими глазами.
Снегг достал волшебную палочку, наколдовал стеклянный флакон, а потом, поднеся деревянный кончик к виску, извлек в сосуд несколько серебристых нитей.
— Здесь появление Поттера, а также мой разговор с Дамблдором, и то, как директор разоблачил Барти Крауча сына. Его уже нет с нами, милорд. Дементор из охраны Фаджа во время допроса выпил душу вашего верного слуги!
При этих словах лицо Темного Лорда исказилось от гнева, а Снегг быстро заговорил, оправдываясь.
— Я ничего не мог сделать, милорд, клянусь! Малейшая попытка с моей стороны оказать ему хоть какую-то помощь не только лишила бы вас возможности иметь своего человека в Хогвартсе, но также погубила бы и меня.
— Посмотрим! — раздраженно ответил Темный Лорд, призывая волшебной палочкой Омут памяти и выливая в него воспоминания из флакона. Потом погрузил в чашу лицо, в то время как Снегг почтительно замолчал в ожидании. Просмотрев воспоминания зельевара, Волдеморт, казалось, смягчился.
— Ты хорошо сделал, Северус, что позаботился о том, как бы остаться при Дамблдоре. А за Барти Фадж, конечно, поплатится своей собственной жизнью! Я вполне доволен твоей откровенностью со мной, и среди моих последователей ты один из немногих, к кому я не применял легилименцию. Мало кто сам так открывает мне свои мысли и сознание.
— Я всегда откровенен с вами, милорд! — спокойно отвечал Северус, чуть склонив голову в знак почтения.
— Что же, похвально! Однако тебе пора возвращаться в Хогвартс. Продолжай дальше следить за Поттером с Дамблдором и о каждом их шаге докладывать мне. Впрочем, я уверен, по пустякам ты меня тревожить не станешь.
— Разумеется, повелитель! Я немедленно возвращаюсь в школу и буду ждать ваших указаний.
— Идем, Северус! Мне тоже необходимо отлучиться из поместья.
Волшебники вышли из дома, дошли по гравийной дорожке до ворот, и Снегг сразу же трансгрессировал. Когда Волдеморт остался один, то резко оторвался от земли и, быстро набрав высоту, устремился к побережью Северного моря.
========== Глава 95. Побег ==========
Через час Волдеморт был уже далеко и от Малфой-мэннора и вообще от Британии. Путь его лежал далеко на северо-восток к маленькому каменистому острову. Близилась ночь, небосвод стал сине-черным, показалась полная золотистая луна, и в ее свете темный маг еще издалека увидел каменную громаду замка Азкабан над скалистым морским берегом: неприступные толстые стены, массивные башни, грозно смотрящие вдаль своими глазами-бойницами и, Волдеморт знал, темные серые подземелья, некоторые из которых почти столь же глубокие, сколь высокими были башни. В одном из таких подземелий в одиночной камере строгого режима для самых опасных преступников находился человек, которого Темный Лорд сгорал от желания как можно скорее увидеть. Это была женщина, его воительница, его Беллатриса.
Тогда, тринадцать лет назад, лишившись силы, тела и едва успев понять, что произошло, чародей сразу же бросился к ней, потому как знал, что Белле можно доверять, и она совершит волшебство, которое вернет его к жизни. Но было уже поздно. Беллатриса отправилась к Долгопупсам, пытаясь разыскать его, и попалась аврорам. А он, хоть и живой, но будучи меньше, чем духом, чем самым захудалым привидением, ничем не мог помочь. У него только была возможность бессильно наблюдать, как Белла, попытавшись сбежать, потеряла их ребенка. А потом маг видел суд. Если до этого момента он еще раздумывал, а стоит ли бороться дальше, и нужна ли ему вообще жизнь в такой форме, то после того, как увидел Беллу, все сомнения оставили его.
Действительно, эксперименты колдуна с крестражами сработали: он не погиб даже от обернувшегося вспять заклятия, а значит, в самом деле стал бессмертным. Но видит Мерлин, не о таком бессмертии он мечтал. Крестражи позволили ему вопреки воле врагов остаться на этой земле, однако у него оставалась и возможность покинуть ее, уйти, но он не ушел. Белла не смогла разыскать его, пойдя по ложному пути, но даже находясь в Азкабане, сумела удержать его на краю пропасти, именуемой отчаянием. Шутка ли, могущественному чародею — и вдруг превратиться в столь беспомощное существо слабее распоследнего магла! Он не ушел, потому что в этом мире остался человек, которому он был по-настоящему нужен, который всеми фибрами души желал и ожидал его возвращения. В самом деле, никто другой так этого не хотел. Те, кто пытались его низвергнуть, ликовали; трусы, отрекшиеся сразу после его исчезновения, скорее опасались, чем стремились приблизить его возвращение. А большинство из сторонников, попавших в Азкабан, оказались там не из преданности, а просто потому, что не смогли оправдаться перед судом. Даже Родольфус и Рабастан, которые были верны своему повелителю и разыскивали его, и те до конца не верили в его возвращение. Да и сам Волдеморт тогда сомневался, удастся ли когда-нибудь вернуть себе тело. А вот Белла не усомнилась ни на миг. Она одна услышала его отчаянный крик, и одни только слова, гордо брошенные в лицо самому Министру магии, казалось, вернули Темному Лорду часть его сил. И в этот момент маг понял, что просто обязан возродиться, терпеть, перевернуть мир, совершить невозможное, но вернуться. Вернуться и отомстить. Страшно отомстить, так, чтобы все эти ликующие глупцы горько пожалели. Отомстить за себя, за неосуществившиеся планы и порушенное будущее, которое волшебник уже считал своим! Отомстить за злоключения Беллатрисы в Азкабане, за их неродившегося ребенка да и за других потерянных сторонников!
Волдеморт тогда удалился в леса Албании, прячась от недругов, кое-кто из которых не поверили в его гибель, например, Альбус Дамблдор, и годами выжидал благоприятного случая. Но за все это время не проходило ни дня, ни часа, ни минуты, чтобы он не думал о своей ведьме. Ведь это единственное, что ему оставалось. Способность мыслить, да еще, пожалуй, вселяться в другие живые существа — единственные свидетельства его бытия в этом мире. Маг никогда не предполагал, что в этом своем химерическом существовании ему придется на протяжении тринадцати лет буквально понимать значение изречения магловского философа Декарта: cogito ergo sum — я мыслю, следовательно, существую. В зале суда, когда закованная в цепи Беллатриса, как королева, восседала на позорной скамье подсудимых… О, эта картина непрестанно стояла перед глазами и стала неиссякаемым источником тех сил, которые были нужны ему, чтобы изо дня в день заставлять себя влачить столь жалкую жизнь. Даже через разделяющее их пространство Волдеморт ощущал силу, которую Белла вложила в свое ожидание и которой не было у десяти человек вместе взятых. Так могло ждать только по-настоящему верное сердце и безотчетно преданная душа. Он чувствовал, как ведьма ежесекундно напряженно ждет боли, которую причиняло жжение в черной метке, когда колдун вызывал кого-то из своих последователей. Но непрестанные думы о Беллатрисе невольно заставляли вспоминать и о страшном месте, в котором она сейчас находилась и, конечно же, о тех, кто ее туда отправил. И тогда в Волдеморте разгорался костер бешеной злобы, подпитываемой надеждой на возрождение, которую давала ему эта единственная в своем роде ведьма. В эти моменты желание вернуться становилось особенно сильно, и черный маг, бесплотная тень, словно вгрызался в такую же бесплотную, но желанную мысль, вертя ее так и этак, выворачивая на все лады. Жить любой ценой, пусть даже так! Ждать и терпеть, терпеть и ждать! Кто ждет, тот непременно дождется! И тогда уже не только образ Беллы, но и лютая злоба, неодолимое желание мести помогали ему воспрять духом, и колдун начинал верить, что все его ожидания сбудутся.
