На последней неделе в преддверии праздника Том, как обычно, вместе с другими воспитанниками присутствовал на очередном уроке отца Доброделова. Со стороны мальчик выглядел очень сосредоточенным, и могло показаться, что он внимательно слушает священника. Однако это было не так. Смысл сказанных слов сейчас совершенно ускользал от Реддла, который, впрочем, и не пытался его поймать, потому что был занят лишь пристальным рассматриванием Доброделова. Теперь одиннадцатилетний подопечный приюта лишь удивлялся, почему даже будучи сильно потрясенным смертью единственной подруги, не замечал, как и еще один столь же добрый к нему человек изменился за эти месяцы. Священник сильно похудел, лицо его все время было покрыто нездоровой бледностью, дышал он тяжело, и потому даже говорить ему порой было трудно и приходилось собираться с силами. Одни только глаза по-прежнему светились добротой, мудростью и какой-то странной отрешенностью от обыденных забот. Часто они смотрели вверх, словно видели нечто незримое другим.

Когда занятие окончилось, Доброделов отпустил детей, и они быстро покинули помещение. Вышел вместе с ними и Том, но едва последний воспитанник миновал церковную ограду, мальчик поспешно вернулся во флигель, где располагался класс и жил сам священник. Сердце у Реддла билось вдвое быстрее обычного, от волнения кровь стучала в висках, приливая к бледным щекам, и нервы были натянуты как гитарные струны. Том видел, как Доброделов добрел до своей комнаты, устало опустился на стул и задумался. Он даже не слышал, как к нему зашел воспитанник. Подростка снедала страшная тревога и предчувствие чего-то нехорошего, очень-очень нехорошего. Он даже понимал, какой вопрос так мучает его сейчас и непременно должен был получить на него ответ.

— Святой отец? — тихо тронув священника за руку, окликнул мальчик.

— А, Том! — добродушно отозвался он. — Зачем пришел, малыш?

— Вы забыли сообщить нам, когда после праздника будет первое занятие. — начал Реддл издалека.

— Не сказал, это так. Но ты не волнуйся, вас всех непременно уведомят.

— Вы уведомите? — с замирающим сердцем воскликнул Том.

— А ты проницателен, мой мальчик! — многозначительно кивнул головой священник. — Нет, уже не я. Видишь ли, я со дня на день жду одну очень дорогую гостью, с которой я отправлюсь в далекое путешествие в вечность. Знаешь, очень скучаю по семье, но скоро увижу их. — После этих слов Реддлу все стало яснее ясного, но он все равно отказывался поверить им.

— Нет! — исступленно кричал он. — Этого не может быть! Говорите правду! — Со всей силой отчаяния чуть ли не приказывал Том.

— Я правда ухожу, Том! — кротко отвечал Доброделов.

— А гостья — это та самая, что посетила и забрала Мэри, смерть! — обреченным голосом проговорил мальчик. Все это не укладывалось у него в голове: человек вскоре должен умереть и не боится этого. В книгах, которые случалось читать Тому, он видел, как на сопроводительных к тексту иллюстрациях художники иногда изображали смерть в виде суровой, даже злобной женщины, старухи с косой и головой-черепом. И образ этот вызвал у ребенка трепетный страх, страх перед превосходящим по силе, неодолимым противником, который, кстати, уже сразил мать и подругу, а ему самому лишь чудом и на время удалось вырваться из его лап в день своего появления на свет.

— Ты боишься ее, ведь так, дружок? — с печальной улыбкой спросил Доброделов. — Но напрасно! Ведь этот враг уже давно повержен, и предстоящий праздник тому доказательство. Теперь ему отведена лишь роль проводника.

Тут священник встал, медленно подошел под пристальным взглядом Тома к своему небольшому письменному столу, вырвал листок из своей записной книжки, такой же, какую подарил ребенку и, что-то написав на нем, положил его в конверт и отдал Реддлу.

— Прочти это в воскресенье вечером! — попросил он Тома. — А сейчас иди, не задерживайся. Право, я не хочу, чтобы тебя в приюте наказали за то, что ты замешкался, никого не предупредив.

Том нехотя повиновался и побрел вон из флигеля, потом миновал ограду и вскоре уже был в приюте. На этот раз он пропустил мимо ушей недовольный выговор директрисы и едкие оскорбительные слова Бишопа. Даже угроза наказания розгами оставила его равнодушным, и не потому, что он мог, при желании, сломать орудие наказания, как уже проделал это один раз. Но повторять такой трюк выглядело бы очень подозрительным. Однако сейчас ему не было до этого дела, напротив, физическая боль заглушила бы боль в душе. Вернувшись в свою каморку, Том аккуратно положил конверт в свой дневник.

В воскресенье Том присутствовал на праздничной службе и видел, что на лице у Доброделова написана радость, так что мальчику даже показалось, будто весь этот ужасный разговор — всего лишь сон, плод разыгравшегося воображения. Однако еще и вечер не успел настать, как другой священник, который помогал Доброделову, пришел в приют и сообщил, что святой отец отдал Богу душу.

Услышав об этом, Том побледнел как полотно, бросился к себе, достал конверт, дрожащими руками вскрыл его и жадно прочел: «Последний же враг истребится — смерть!»

После похорон Том чувствовал себя совсем потерянным, как будто оказался один в холодной ледяной пустыне в разгар полярной ночи. И хотя всю неделю стояла изумительная погода, а прогулки в такое время были просто восхитительными, но для Реддла словно бы не существовало ни весеннего солнца, ни лазурного чистого неба, ни нежно-зеленой листвы. В сердце мальчика царила зима, а слова о победе над смертью воспринимались как жестокая насмешка. Где же эта самая победа, если пристанищем столь замечательного человека стал деревянный ящик? И тем не менее мальчик, когда увидел тело в гробу, не мог забыть улыбку на застывших губах, словно в последние мгновения жизни Доброделову привиделось что-то очень хорошее, счастливое. Но ум ребенка, хоть порой и острый как иголка, отказывался понимать это. Кроме того, после всех этих событий в нем поселился удушающий страх, страх смерти, которую он воспринимал как врага. И этот самый враг под конец заставит и его довольствоваться тесным угрюмым приютом. Другие, куда менее одаренные и вообще бездари, останутся, а его в этом мире уже не будет. А этого Реддл стерпеть никак не мог, гордясь своими необычными способностями и на основании этого считающий себя исключительным и несколько выше других. Он уже был себялюбив. И смерти боялся с каждым днем все сильнее и сильнее, до одурения боялся.

========== Глава 7. Переступая черту ==========

Тем временем на смену весне неожиданно подкралось лето. Все текло своим чередом, ничего не изменилось в жизни приюта и его обитателей, а Том только дивился, как это мир не перевернулся. Учебный год закончился, и Реддл в очередной раз стал первым учеником, хоть этот факт и оставил его равнодушным.

В последний учебный день довольная миссис Коул сообщила сиротам, что в этом году они поедут на лето не просто за город, а на побережье, и средства для этого благодаря стараниям почившего священника и доктора имелись. Такова была его последняя воля, чтобы дети побывали на море для укрепления их здоровья. Естественно, что предстоящая поездка и сборы к ней служили основными темами разговоров.

В назначенный день к зданию приюта подъехали несколько автобусов, в которые немедленно забрались вместе со своими пожитками дети и сопровождающие их взрослые. Все за исключением угрюмого и равнодушного ко всему Тома были очень довольны, если не сказать «счастливы». Реддлу же казалось, что он просто плывет по воле какого-то очень сильного и непреодолимого течения, а в конце его ожидает гибельный водоворот. В руках мальчик держал небольшой сверток с вещами, а в них была спрятана бесценная и все еще пустая книжечка в твердом переплете с черными корочками.

Спустя несколько часов езды прибыли на место — небольшую прибрежную деревню, где помимо домов местных жителей было построено и довольно скромное жилье для приезжих, которым оно сдавалось в аренду на время отдыха.