— Прикуси свой поганый язык, стервец! — прошипела директриса. — А то устрою тебе сладкую жизнь!
— Только попробуйте! — Глаза мальчика гневно сверкнули, а на лице появилась хищная гримаса, похожая на звериный оскал.
Миссис Коул отшатнулась, испытывая поистине мистический страх перед этим непонятным странным мальчишкой. Через несколько секунд она снова заговорила, но уже опять просительным и даже ласковым голосом.
— Том, дорогой, но они ведь не сделали с ней того… э-э-э, в чем ты их обвиняешь. И с лестницы не толкали. Что если ты не так понял их слова?
— Он все правильно понял, дорогая миссис Коул! — послышался голос священника-доктора.
Том глянул на него и не поверил своим глазам: лицо сделалось суровым, глаза смотрели с непривычной строгостью, а мягкий голос, оказывается, мог быть и твердым как сталь.
— Мэри пришла в себя, и как только очнулась, сразу же рассказала, что с ней случилось, потому как очень боится за других девушек. С вашей стороны, миссис Коул, было бы непростительной ошибкой подвергать опасности честь и жизнь воспитанниц. А сейчас позвольте мне пройти к телефону и связаться с сотрудниками главной городской больницы. Благо там у меня есть очень хорошие знакомые доктора. Необходимо отправить туда Мэри как можно скорее. Может, еще не поздно… Также я приглашу и полицию.
Директриса и медсестра не осмелились возражать, а Том умоляюще посмотрел на священника.
— Пожалуйста! — дрожащим голосом проговорил мальчик. — Позвольте мне зайти к ней.
Доброделов подумал несколько секунд и согласился.
— Хорошо, только недолго, Том. — И мальчик сразу же открыл дверь в комнату.
Бледная Мэри неподвижно лежала на кровати, ее тонкие ручки покоились поверх одеяла, а голова была забинтована. Том легонько взял ладонь девушки в свою и тихо позвал.
— Мэри! — На удивление, она сразу открыла глаза.
— А, здравствуй, Том! — послышался слабый голос. — Хорошо, что ты пришел, и я могу попрощаться с тобой.
— Попрощаться? — со страхом спросил мальчик. — Куда это ты собралась? Ты непременно поправишься! Должна поправиться, слышишь?
— Я отправляюсь в далекое, но очень счастливое путешествие, мой дорогой друг. Скоро увижу маму, папу и брата, — с улыбкой сказала девушка, в то время как глаза у нее уже не сияли.
— А меня, своего друга, значит, бросаешь, да? — с отчаянием и обидой вскричал мальчик.
— Не расстраивайся, Том, и не сердись! На твоем жизненном пути, я знаю, встретится человек, который будет тебе куда ближе меня. Сумей только узнать его, да не просмотри!
Боль, которой Тому еще не доводилось испытывать, и невероятное отчаяние охватили одиннадцатилетнего подростка. В душе воцарился такой смертный холод, что он обжигал сильнее огня. Чувство это все росло и, казалось, что разорвет изнутри. Но, к счастью Тома, оно нашло спасительный для мальчика выход и полилось из темно-серых глаз.
— Прощай! — чуть слышно прошептал Том и отвернулся, не в силах больше смотреть на, без сомнения, умирающую подругу. «Предательница! Предательница! — стучала в голове одна мысль. — Вот и заводи друзей, когда даже лучшим из них, оказывается, нельзя верить. Даже они могут оставить».
Не помня себя, Том вышел обратно в коридор.
— Реддл, ты что, ревешь что ли? — изумилась Марта, глядя на подростка пристальным взглядом, как будто увидела его впервые. — Том, — тон медсестры смягчился. Она осторожно похлопала мальчика по спине и, обхватив за плечи, подвела к ближайшему стулу. — Подожди, пожалуйста! Миссис Коул и святой отец пошли встречать врачей и полицию. Расскажешь все, что тебе известно.
Том лишь одеревенело кивнул, потому как язык его не слушался. Потом он все же поведал прибывшим стражам порядка о случившемся, после чего с трудом доплелся до своей каморки и рухнул на узкую кровать, застланную тонким одеялом.
Через три дня Мэри все-таки умерла, несмотря на все усилия врачей. После того, как это известие достигло ушей Тома, то он последующие двое суток не выходил из своей комнаты, позабыв о еде и воде, ничком лежа на кровати. На третий день, когда должны были состояться похороны, мальчик спустился в холл. Увидев посередине гроб, ребенок в страхе шарахнулся и, поспешно выскочив на крыльцо, стал напряженно всматриваться в простиравшуюся перед ним длинную улицу. Вскоре показался человек, которого Том с таким нетерпением ждал. Это был Доброделов, явившийся в приют, чтобы прочесть молитвы. Едва подойдя к крыльцу, священник наткнулся на Тома, руки которого были с силой сжаты в кулаки, а выражение лица сделалось каким-то хищным, и во взгляде была жесткость. Слезы уже не текли. Похоже, Том за эти два дня выплакал все, что было положено за свои одиннадцать лет. Глаза были сухие и горели недобрым огнем.
— Почему? — Не поприветствовав, резко в лоб спросил он священника.
Доброделов пристально посмотрел на мальчика и ответил:
— Пойдем к тебе, Том. Там и поговорим.
Когда оба оказались в каморке мальчика, священник спокойно обратился к нему.
— Итак, Том, что же ты хотел у меня узнать? Я постараюсь тебе ответить.
— Да уж, сделайте милость! — съязвил подросток. — Не знаете ли, почему это Бенсон до сих пор живой, а? — злобно спросил Том. — Ему все, значит, что с гуся вода, а удел Мэри — деревянный ящик?
— Мэри отошла ко Господу, как ты знаешь, а Бенсон будет наказан за свой поступок. Его непременно осудят.
— Осудят? — вскричал мальчишка. — Наказан? Заключение вы считаете для него достаточным наказанием? Да чтоб он сдох, тварь! — Том задыхался от ярости. — Пусть ему там кирпич на башку свалится. Да Мэри стоила миллиона таких, как он. И я, между прочим, тоже. Не собираюсь я подставлять вторую щеку, знаете ли! И где эта ваша справедливость?
Пока Реддл заходился гневным криком, Доброделов смотрел на него долгим и очень внимательным взглядом. Ему в своей жизни уже приходилось слышать подобные измышления от взрослых людей. А сейчас они слетали с губ одиннадцатилетнего мальчишки. Однако он заговорил с Томом совсем не как с ребенком и таким же строгим стальным голосом, какой подростку уже довелось слышать, когда священник недавно обращался к миссис Коул. Это был словно набатный колокол, упорно пытавшийся дозвониться до ума, сердца и совести Тома, но мальчик не желал внимать, хоть умело это скрывал.
— Ты на ложном пути, Том! — строго и в то же время встревоженно заговорил Доброделов. — И я очень хочу, чтобы ты сейчас, а не когда будет поздно, понял: твоя гордыня и желание мести погубят тебя, мальчик! Заведут в такие гиблые дебри, о которых даже помыслить страшно. Отвечая злом на зло, ты рискуешь стать много хуже того, кому мстишь. А тот, кто не прощает других, сам не может рассчитывать на милость. Подумай хорошенько обо всем, а мне пора. Меня зовет мой долг.
Тут Доброделов встал и направился к двери, провожаемый угрюмым взглядом мальчика. Было совершенно ясно, что спасительные предостерегающие слова прошли мимо его ушей.
========== Глава 6. Последний враг истребится - смерть ==========
После похорон Мэри Том стал еще мрачнее и нелюдимее, чем раньше. Он с головой погрузился в учебу, стараясь забыть свое горе. Но в библиотеке теперь показывался очень редко, только в случае крайней необходимости и совсем на короткое время. Просил побольше книг, сколько разрешали взять: и необходимых для учебы, и для дополнительного чтения. Но из всего, что теперь читал Том, не было ни одной детской сказки. К ним мальчик охладел мгновенно и навсегда. Слишком уж сильным был контраст между ними и реальной жизнью. Подавляющее большинство сказок имело хороший конец: добро, ха-ха, торжествует, зло, ха-ха, наказано. Но в жизни, как оказалось, часто все происходит совсем по-другому и абсолютно наоборот. Со сказок Том переключился на учебники и труды по истории, литературе и даже философские трактаты. Вскоре приютская библиотека перестала его удовлетворять. Том получил разрешение миссис Коул посещать более обширную городскую и время от времени отлучаться для этого из приюта, чему мальчик был очень рад. Он стал часто гулять один по улицам Лондона, порой доходил до набережной Темзы и часами задумчиво смотрел на реку, неустанно катящую свои воды. Мальчик регулярно пропускал обед или ужин, но его это мало волновало, а другим и подавно не было дела, не из-за черствости или равнодушия, просто у работников приюта всегда находились более насущные дела, чем вникание в душевные переживания воспитанников. Доброделов, правда, был теперь особенно внимателен и добр к Тому, и потому подросток с трудом дожидался воскресенья, прилежно выполнял все просьбы, учил наизусть библейские стихи или псалмы, оставаясь при этом к ним безразличным и равнодушным, потому что поступать так, как они учили, совсем не собирался.
