— Неужели это та самая диадема Кандиды Когтевран, которая столько веков считалась утерянной?! — изумленно воскликнула Белла, но тут ее взгляд упал на надпись, выгравированную на внутренней стороне ободка «Ума палата дороже злата», и все сразу стало ясно.
Волдеморт взял диадему из рук девушки, водрузил ей на голову и невольно залюбовался.
«Настоящая королевна! — подумал он. — Ей все это идет как нельзя лучше, и кому еще носить такое?» Но при этом ничего не сказал, и лицо его казалось бесстрастным. Привычка использовать окклюменцию была доведена до автоматизма, а мысли надежно скрыты за ментальными барьерами.
— Взгляни на себя! — едва заметно улыбнулся Волдеморт и подвел Беллатрису к старинному зеркалу, сделанному не из стекла, а из серебряной амальгамы, и от этого лицо в отражении обретало какое-то странное чарующее сияние. Вообще-то девушку из чистокровного богатого семейства было трудно удивить роскошными украшениями, к которым, к тому же, она никогда не питала особой страсти. Но тут и она не смогла сдержать восторженной улыбки, которая очень ее красила и словно бы согревала и освещала изнутри это очаровательное, но холодное и надменное лицо.
Волдеморт самодовольно окинул Беллу пристальным горящим взглядом, скользя глазами по красивой шее, смугловатым округлым плечам и высокой упругой груди. Руки невольно сами потянулись к девушке, заключая ее в плотное кольцо сильных объятий, а длинные пальцы гладили бархатистую кожу. От волос струился пряный аромат темно-бордовой, почти черной розы, сладкой дурман-травы и теплого благовонного сандала. Темный Лорд как зачарованный упивался близостью своей теперь уже невесты словно хмельным вином. И как в Слизерин-Кэстле до сей поры не было никого из посторонних, так и в это холодное сердце никто еще не проникал столь глубоко. Тонкие бескровные губы коснулись девичьей щеки, а потом накрыли ее рот нежным, а затем все более настойчивым, страстным и требовательным поцелуем. Волдеморт расстегнул несколько застежек на ее платье, спустил его с плеч и ослабил шнуровку корсета, жадно пожирая глазами каждый вновь открывающийся его взору участок тела и любуясь безукоризненной красотой форм. Щеки, плечи и грудь Беллы покрылись румянцем от неимоверного смущения, ведь ей никогда еще не доводилось представать перед мужчиной в таком виде. И от этого девушка казалась еще прелестнее. А Темный Лорд, зная, что сердце и душа Беллатрисы уже навсегда принадлежат ему, что он имеет над ними полную власть, вовсе не спешил завладеть до времени ее телом. Он вновь уже натянул было платье обратно на плечи чародейки, но тут она сама обняла его за шею и стала несмело целовать в губы, закрыв от радости глаза.
— Беллатрис-с-са! — срывающимся от восторга голосом прошептал Волдеморт, подхватил ее на руки и унес в свою спальню.
Несмотря на охватившую его страсть, Волдеморт не мог не заметить, как сильно изменилась неуютная комната, где он провел много бесконечно длинных одиноких ночей. Стены, доселе обитые темно-зеленым шелком, неожиданно приобрели цвет нежной весенней листвы, а почти черный полог и покрывало на старинной кровати теперь светились серебром. Воздух тоже стал не такой как раньше, холодный и затхлый. Теперь, когда в камине жарко горело пламя, ощущалось приятное тепло. Дрова потрескивали в огне, источая аромат сандала, который смешивался с запахом стоящих в хрустальной вазе темно-бордовых роз и пленительно сладкой дурман травы.
Чародей отбросил серебристое бархатное покрывало, усадил Беллатрису на мягкую перину, ведя дорожку поцелуев по тонкой, изящной руке к шее и груди. Длинные белые пальцы вытаскивали шпильки из прически и нетерпеливо отбрасывали их в стороны, выпуская на волю блестящие черные кудри, и Волдеморт в очередной раз залюбовался роскошными локонами. Ладони волшебника, которые стали чуть теплее обычного, принялись стягивать платье и исследовать потаенные изгибы стройного девичьего тела, казавшегося совершенным в свете камина. От стеснительного волнения Белла почти никак не отвечала на ласки, просто окуналась в омут своих чувств и новых непривычных ощущений, целиком и полностью отдаваясь во власть уверенных мужских рук, скользящих по нежной упругой груди, пленительно тонкой талии и плоскому животу, округлым бедрам и длинным ногам. Темный Лорд не узнавал самого себя, не веря, что, оказывается, вообще способен испытывать подобную трепетную нежность. И тем не менее испытывал. А ведь раньше, случись ему оказаться в постели с женщиной, он всегда действовал весьма решительно, властно, эгоистично, а подчас и грубо. Теперь же он долго и умело ласкал Беллу, внимательно следя за ее реакцией на каждое прикосновение, терпеливо ожидая, когда целомудренная девичья стыдливость уступит место страсти.
Когда же огонь желания охватил волшебницу целиком, и она обвила руками плечи Волдеморта, расстегнув золотую с изумрудом застежку на его мантии, а темно-карие, почти черные в полумраке глаза ведьмы призывно заблестели, Темный Лорд мгновенно с помощью заклинания освободился от своих одеяний и прижался холодным телом к горячей и трепещущей Белле. Истерзанная, доселе никем не согретая, раздробленная и покалеченная душа рвалась наружу, чтобы соединиться с другой, единственной и бесконечно преданной ему. А Беллатриса неизбежную боль восприняла спокойно, лишь слегка закусила губу и зажмурилась, будучи безгранично счастливой от того, что дождалась именно этого чародея. Осторожное бережное обращение, ласковые прикосновения и нежные, словно подбадривающие поцелуи вскоре свели на нет все неприятные ощущения, и юная колдунья полностью расслабилась.
— Беллс! — услышала она, когда все закончилось, тихий шелестящий шепот у самого своего уха, а мгновение спустя чуть потеплевшие губы запечатлели на высоком лбу легкий поцелуй.
Потом они еще долго лежали, крепко обняв друг друга. Белла удобно устроила голову на плече Волдеморта, а он зарылся лицом в ее кудри, вдыхая аромат духов. Колдун не понимал причины этой непонятной метаморфозы, которая сейчас происходила с ним и со стороны казалась прекрасной. Нежный и ласковый Темный Лорд? Это что-то непостижимое, чарующий своей невозможностью оксюморон. Однако сейчас вопреки всему он был реален. Но Волдеморт и не хотел разбираться в том, что за муха его укусила, раз ведет себя столь нетипичным образом. Зачем, если рядом с Беллой, отдавшей ему свое сердце, так хорошо и тепло. Эта ведьма действительно запала волшебнику в его расколотую душу глубже, чем кто бы то ни было. Но и лицезреть ею же сотворенное чудо было суждено только ей, да и то на короткие и редкие мгновения, точно вспышки зарницы на темном ночном небе.
***
Беллатриса блаженно потянулась, скинула с себя одеяло и села в кровати, опустив ноги на темно-серый толстый ковер. Волдеморт пристально следил за ней своими пронизывающими насквозь глазами, но по лицу чародея невозможно было понять, о чем он думает. На прикроватном столике стояло золотое блюдо с фруктами, с которого Белла взяла и надкусила сладкий сочный персик. Тут юная женщина почувствовала, что несмотря на жарко горевший камин, воздух в спальне все же еще не прогрелся и невольно поежилась. Видимо, толстые каменные стены замка, веками не видевшие тепла, теперь жадно втягивали его подобно космической черной дыре, которая поглощает солнечный свет и не отдает назад ни капли. Однако мерзнуть волшебнице все же не пришлось: на ее плечи тут же опустилась мягкая теплая шаль из индийского кашемира. Чародейка обернулась и увидела, что Темный Лорд легонько взмахнул волшебной палочкой, и в комнату влетела маленькая золотая чаша с дымящимся горячим вином, пахнувшем пряной корицей.
— Выпей и согрейся, красавица моя! — как можно более мягко проговорил он.
Отпив половину, Белла протянула кубок возлюбленному, но он отрицательно помотал головой.
— Не хочу! — тихо прошелестел его голос. — Мне никогда еще не было так тепло. Допей сама и взгляни на чашу. Уверен, тебе она придется по вкусу.
Чародейка подчинилась, стала внимательно разглядывать опустевший кубок и вдруг невольно ахнула.