– Что это?

– Сдача.

– Нормально скажи!

Повышаю голос и нажим на эмоциях усиливаю, но сам себя едва слышу, настолько пульс в висках долбит.

– Это то, что осталось от нас!

Разворачивается и так же стремительно удаляется, а у меня внутри… Нет, не ожидаемый взрыв случается. Лопастной нож мясорубки запускается. Все на хрен перемалывает.

Если бы это было три года назад, я бы однозначно пошел за ней. Сейчас уже не тот полоумный. Знаю, чем чревато.

Свирепо скомкав всученный гербарий, разжимаю ладонь и пускаю «ошметки» по ветру. Стискивая кулаки, сцепляю зубы. Крайне неторопливо вдыхаю через нос и еще медленнее выдыхаю.

Нет, я больше не тот… Отпускаю все, что у нас было. Счастье и боль. Все отпускаю.

Снова выдержанно воздух перекачиваю. Отвожу взгляд в сторону. Грудь на новом подъеме высоко вздымается и резко опадает.

Точка.

Вновь ей в спину смотрю. И… начинаю идти. Решительно нагоняю. Маруся оборачивается, вздрагивает и пускается бежать. Только за каким-то чертом мимо первой калитки, в сторону сада несется. Слабо соображаю, что творю. Реагируя, словно зверь на охоте, пускаюсь вдогонку.

В два счета, вашу мать, настигаю.

Дергаю ее за плечи на себя. К груди спиной притискиваю. Обнимаю – яростно, безумно и страстно. Обнимаю, черт возьми… Сам не верю, что это происходит в реальности. Глаза на миг, словно торчок, прикрываю. Внутри моментально такой обвал случается. Целыми гроздями валится. А я еще и запах Марусин вдыхаю. Одержимо вбираю в легкие. Обжигает ядом – больно и сладко.

Руки сами собой по ее груди движутся. Наблюдаю и грубо сминаю не столько плоть, майку в кулаки зажимаю. Дергаю в сторону, в первой, пока еще слабой попытке разорвать прямо на ней в клочья.

– Т-ты… Ярик… Прекрати…

Не слышу ее. Громко и сипло выдыхая, резко запускаю одну ладонь под ткань. Грудь сжимаю, святоша визгливо и звучно охает. Вцепляясь в запястье, пытается оттянуть мою кисть. Без шансов.

Впечатываю ее всем телом в себя. Разрушительная сплавка. После только с мясом отрывать.

– Ярик… – скребет ногтями по руке. – Ярик… Что ты…

Я – в огне. Адском пламени.

Растянутая горловина футболки ползет вниз, оголяя плечи. Тяну ее еще дальше, пока не показываются мои собственные пальцы на торчащем соске. Сжимаю его жестче и со стоном глаза прикрываю. Кусаю святошу за шею. Замираю, слушая, как она вскрикивает и надорванно идет на отдышку. Жадно всасываю нежную кожу, вбирая максимум одуряющего вкуса.

– Пусти… Сейчас же…

Я отпускаю. Чтобы провернуть и повалить в траву.

– Ты совсем… Что т-ты делаешь? – задушенно шипит, когда к земле притискиваю.

Дергая бедра, проталкиваюсь между ними. И дальше нахрапом по всему ее телу ладонями курсирую. Не могу остановиться.

Святоша, очевидно, доходя до отчаяния, сама меня, мудака, останавливает. Яростно хлещет по щеке. Только тогда замираю в ожидании привычного: «Ярик, ты животное!». Но вместо этого она реально злится, с дрожью выкрикивает совсем иное:

– Зачем? Зачем ты пошел к ней?! Мы же… Мы… Ненавижу тебя!

Сходу понимаю, о чем, точнее, о ком речь. Но это «мы»… Как оно полосует!

Не собирался что-то из прошлого обсуждать. В принципе нет никакого желания извлекать что-либо относительно того черного и болючего «вместе». Но она вытряхивает из меня все, что только можно. Кости по-новой ломает. А я еще до бега обороты набрал. Делаю прежде, чем думаю. Нет, сейчас я вообще ни хрена не думаю.

– Я тебе ничего не должен, забыла? Сама меня послала. Вроде как предельно ясно. А дружить я с тобой, уже сто раз сказал, не намерен. Даже не заводи эту тему, блядь!

– Не должен? Так, значит? – голос стихает, сорванным шепотом выходит. – Ты же сам говорил… Мы исчезающий вид, так? Ярик… Ты меня убил! Сегодня ты снова меня убил!

– А ты меня – нет? – этим ревом больше чувств выдаю, чем могу себе позволить.

– Я тебя три года ждала! Три года! На других даже не смотрела. Верила, что ты вернешься, и все наладится. Но ты… Сволочь! Животное! Ненавижу!

Вот сейчас это и происходит… Натяжка. Детонация. Взрыв. Грудь на куски.

Ждала? Ни с кем, значит? Ждала?

Дрожит кровавая масса. Холодцом идет. Только я себя уже не пытаюсь собрать.

– Ждала? – хрипом выдыхаю и, поймав пальцами ее подбородок, не позволяю отвернуться. Не отпущу, пока не ответит. А она молчит, и молчит. Вся дрожит подо мной и упорно молчит. – Маруся… – как же трудно выговаривать эти звуки. Они, на хрен, продирают мне глотку. Вынуждают глаза слезиться от вполне реальной физической боли. – Повторяй! Ждала?

– Ждала, – кажется, что вот-вот заплачет. Может, так и надо… Я смогу ее вылечить. Пусть плачет сейчас. Она всхлипывает и зажмуривается. Пока веду пальцами по ее щекам, рвано дышит. Я – тоже. Высоким разорванным хрипом. А потом Машка открывает глаза и вновь меня гневом окатывает. – А теперь… Завтра пойду и тоже с кем-нибудь пересплю! Хватит!

– Только попробуй, блядь!

– Попробую!!! Так и сделаю!

– Шею тебе сверну, на хрен. И закопаю прямо тут, под деревом.

– Вперед! Я тебя с того света достану. Я тебя, Градский, с того света… Три года не трогала. А теперь покоя тебе не дам! Ясно тебе? И плевать мне на все! Смерти я не боюсь! Ничего не боюсь. Больше ничего.

Я все это переварить попросту не способен. Живого места не оставила. Никаких, блядь, фильтров. Все прямо в душу.

– Закрой рот, – сам зажимаю ладонью, потому как она явно не собирается останавливаться. – Твою мать, Маруся, не взрывай меня! Молчи. Не смей так говорить!

Пока я ей все это вербально втрамбовываю, щипает и царапает. Завтра буду как дворовой кот после бойни. Со святошей такое не впервой. На эту хрень мне начхать. Я ее отпустить не могу. Не после того, что она сказала.

Я ее теперь никуда не отпущу, блядь.

Только вижу ведь, что святоша на грани истерики. Не ломать же ее силой, в самом деле.

Я и сам… Набросился, как скотина. Разнесло в щепки. Собрать бы теперь в кучу. Осознаю, что нуждаюсь в перезагрузке.

Рывком поднимаюсь, и Марусю следом на ноги вздергиваю. Все еще смотрит на меня, как на последнюю тварь.

– Виноват. Больше не трону. Поговорить надо. Спокойно. В дом пойдем.

Ответом служит жест, который мне в ее исполнении с детства хорошо знаком – средний палец. Хорошо, что не с двух рук.

– Не пойдешь, значит? – звучу якобы мирно и сдержанно.

Только дыхание все еще срывается.

– Конечно, нет, – выпаливает подорванным шепотом. – Теперь нет!

– Стой, – прихватываю за локоть, когда слинять намеревается. – Выдохни и подумай…

– У меня нет на тебя времени, – чеканит, не давая закончить. – Так ты днем сказал? Вот и у меня! Отпусти, – дергается в сторону.

Я отпускаю, но преграждаю путь.

– Не выслушаешь?

Глаза в глаза. И время будто останавливается. Только сейчас мы не сплетаемся, как раньше. В воздухе сцепляемся.

– Нет.

Понимаю, что не выйдет нормального диалога, пока не успокоимся.

– Когда?

– Что «когда»?

– Когда ты будешь готова говорить?

– Никогда!

– Послушай, святоша, блядь…

– Больше я тебе ничего не должна.

Она тупо обходит меня и, петляя между деревьями, чешет к калитке.

Твою мать…

Да, я виноват. Но и Маруся…

Черт возьми…

Иду за ней, но держусь на расстоянии. Она пару раз оглядывается, словно для того, чтобы убедиться, что не одна, и, не сбавляя темпа, продвигается к дому. Так и добираемся до парадного крыльца.

Я должен что-то сказать, но ничего разумного на выбросе эмоций в голову не лезет. Поэтому молчу, позволяя ей захлопнуть перед собой дверь.

Ждала… Ждала…