— Вау, детка, как ты умеешь!
И не такому приходится учиться, чтобы наверняка быть уверенным в защите. Уж лучше разок быстро натянуть резинку ртом, чем потом вычищать из себя сперму и ускоренно глотать контрацепцию. Хватило одного раза, благо, что тот альфа ничем не болел. Надеюсь, агрегатом своим ты владеешь лучше, чем чешешь языком.
— Входи уже.
— Какая нетерпеливая конфетка.
Чёрт, больно, слишком сильно ударил.
— Меньше слов и следов не оставляй.
Да, вот так, приятно, резко, горячо. Удовольствие разливается по телу, течёт по венам, перемешиваясь с кровью и разносится быстрым потоком по всему организму. Руки скользят под футболкой, пальцы сжимаются на сосках, но это неприятно, больно, он прилагает слишком много силы. Неважно, лишь бы аритмичные движения внутри не прекращались. Жарко до дрожи от рваного ритма, в паху полыхает, почти болит, но амплитуды недостаточно. Хочется глубже, сильнее, чтобы узел тоже проникал внутрь, растягивая до предела. Похоже, это максимум, что он может из себя выжать, приходится помогать рукой, чтобы получить хоть часть необходимого удовольствия. Ну же, ускорься хоть немного, что ты как черепаха?
— Чёрт, я всё.
Спасибо, я заметил, скорострел, не в этом плане нужно было ускоряться. Даже раз не кончил, только зря уговаривал. Кто бы мог подумать, что альфа, имея такой шикарный запах, окажется таким хреновым любовником. Радует, что хоть пальцами и ртом ты работаешь лучше, чем членом.
— Сильнее, ещё немного. Да, вот так.
Лучше, чем совсем ничего, хотя на члене кончать куда приятнее, чем на пальцах, лучше бы ты технику секса тренировал, чем в минете практиковался.
— У тебя даже семя сладковатое, действительно, конфетка. Надеюсь, ты ничем не болеешь.
— Нормальные люди интересуются здоровьем партнёра до того, как глотают его сперму. На твоё счастье, я абсолютно чист.
— Тогда может всё-таки по кофе?
— Нет. — Телефон звонит очень вовремя, меньше придётся тратить время на пустую болтовню. — Да, Хэнк. Уже иду, не волнуйся. И я тебя.
Не стоило так далеко отходить от супермаркета, пакеты хоть и не тяжёлые, но нести неудобно. Поясницу немного тянет, стоит попросить Хэнка сделать массаж, а если он не сильно устал, то можно устроить неплохое продолжение.
— Не иди за мной, мой мужчина не оценит, если увидит хвост в виде альфы.
— А твой трах на стороне мужчина ценит?
А вот говорить со мной таким угрожающим тоном довольно опрометчиво.
— Давай я тебе пищу для размышлений подкину. Мой любимый — коп, и я, кстати, тоже. — Значок иной раз творит чудеса, хорошо, что в этот раз не оставил его дома. — Ты получил, что хотел, я почти получил, так что разойдёмся мирно. Сейчас я сверну за угол, а ты сделаешь вид, что мы никогда не пересекались, и пойдёшь своей дорогой. По твоему лицу вижу, что мы друг друга поняли.
Старушка Бетти стоит почти у самого входа в «Смарт». А вот и ты, любимый, ждёшь, нетерпеливо перебирая пальцами по потрёпанному рулю, но почти сразу выходишь, стоит только увидеть пакеты в руках.
— У нас же полный холодильник, что ты опять понабрал, Коннор?
— Когда ты ворчишь, то становишься ещё милее. — Это не должно было сорваться с языка, но твоё удивление того стоит.
— Коннор, меня даже двадцать лет назад сложно было назвать милым, а сейчас уж подавно.
— Можешь говорить что угодно, но для меня ты самый красивый, милый, заботливый и вообще самый лучший, и я недавно в очередной раз это осознал. А теперь поцелуй меня, мой лейтенант, и поехали домой, у меня снова поясница разболелась, поэтому я очень надеюсь на массаж.
— Хорошо, будет тебе массаж.
— С продолжением.
И не нужно так тяжело вздыхать, сам ведь тоже не против.
— Маленький чертёнок, знаешь же, что я не могу тебе отказать, когда ты так смотришь. — Как же наигранно ты вздыхаешь, но хитрый взгляд выдаёт тебя с головой, любовь моя. — Кстати, что ты делал в той стороне? — Было глупо ожидать, что ты не спросишь.
— Услышал странный шум, решил перестраховаться и посмотреть. Зря волновался, там просто чья-то кошка гоняла вокруг баков крысу, но проверить стоило.
— В следующий раз лучше дождись меня, ты знаешь, что я не люблю, когда ты шаришься по каким-то подворотням один.
Иной раз ты одной интонацией отчитываешь лучше, чем собственные родители в школьные годы.
— Мне приятна твоя забота, Хэнк, но я не за красивые глаза стал детективом, могу за себя постоять в случае опасности. Не волнуйся.
Тяжело вздыхаешь и молчишь, знаешь, что я прав, но в следующий раз тоже будешь волноваться. Стереотип о том, что все омеги поголовно слабые, слишком крепко сидит в головах у людей.
После вечерней прохлады в машине очень тепло, спокойно, даже музыка не грохочет, а тихо струится из динамиков. Не знал, что у «Рыцарей» и медленные песни есть. Так комфортно, расслабляюще, и тряска под едва слышное дребезжание усталой подвески, которую давно стоило перебрать, навевает сонливость. Сегодня обойдёмся без разговоров, слишком сильно хочется спать…
— Почему ты вчера не разбудил меня, Хэнк?!
Сказать, что я недоволен, это ничего не сказать. Очень не вовремя было это благородство.
— Ты уснул так крепко, что не реагировал на тряску, на голос, даже не хмыкнул, когда я перетащил тебя в спальню. Я и массаж тебе сделал, как обещал, но ты так и не проснулся.
— Но я хотел…
— Я знаю, чего ты хотел, но пойми, ты всегда спишь очень чутко, а тут даже глаз не открыл на столько действий! Ты устал, нужно было полноценно отдохнуть, а приласкать тебя я могу и вечером. Не переживай, оторвусь сразу за два дня.
За твой настрой и такое обещание я тебе готов простить всё, мой лейтенант. Только не факт, что получится дотерпеть до вечера, но я очень постараюсь.
— Иди в душ, нам выезжать через пятнадцать минут, если снова не хочешь встрять в пробку.
От горячих, сухих губ с горьким привкусом кофе не хочется отрываться, а тёплые ладони приятно согревают спину. Хочется стоять так вечно, чтобы не было никакой работы, никаких забот, только ты, я и наши чувства. Но ты прав, нужно собираться, день обещает быть сложным, неудовлетворённость сидит внутри, больно прогрызая себе путь на свободу. Вот нужно было вчера так обломаться. А ведь всё, что требуется от альфы — это глубоко, грубо и качественно трахаться, но некоторые особи, как выяснилось, не обладают этим талантом. Придётся выкручиваться самостоятельно, не зря в своё время подготовился.
Коробка с фаллосом успела слегка покрыться пылью, но сама игрушка в полном порядке. Тяжёлый, большой, анатомически правильный — почти идеальная копия члена, которая приятно растягивает, давит на мышцы, дарит такое желанное ощущение наполненности. Этого хватит, чтобы продержаться хотя бы до обеда, во время которого можно будет немного позабавиться.
— Спина до сих пор беспокоит?
— Немного, думаю, скоро пройдёт.
Игрушка ощущается слишком явно, ходить немного неудобно, но пока доедем, получится полностью привыкнуть. Так сладко, возбуждающе, отчего смазка вырабатывается ещё сильнее. Хорошо, что в убойном одни беты, не придётся переживать за усилившуюся выработку феромонов. Только Рид заметит, снова будет плеваться ядом и прожигать своим ненавидящим взглядом, к которому невозможно привыкнуть даже спустя столь продолжительное время работы в департаменте. Пусть смотрит, вытерпит, как обычно, хотя если и сорвётся, то тоже будет не критично, может, потянет хотя бы на троечку в качестве партнёра на один раз.
Стоит только переступить порог, как детектив Рид оборачивается, давясь воздухом, и немного бледнеет. Злится, заводится с пол-оборота, но молчит, едва сдерживая кипящую внутри ярость. Всё-таки Гнев ему подходит больше, чем Жадность*. Может, как-то табличку на столе заменить? Хуже ведь не станет, сильнее ненавидеть вряд ли возможно.
Всё утро его глаза преследуют, сверлят спину, отдаваясь неприятным зудом внутри. Детектив взвинчен больше обычного, дёргается, слишком резко хватается за бумаги, что даже режет палец, и неприлично громко хлопает ящиком стола, доставая очередную конфету. То и дело бросает взгляд на часы, нервно поджимает губы и, не выдерживая, идёт за очередной порцией кофе. Сквозняк приносит едва различимый запах, который растворяется настолько быстро, что даже не удаётся разложить его на составляющие. Это уже интересно, интригующе, ведь Гэвин обычно очень хорошо контролирует свои феромоны, лишь изредка во время очень ярких вспышек гнева давая себе волю. Почему не получается вспомнить, как он пахнет?
