— Знаете, детектив, я ни о чём не жалею. Будь у меня возможность вернуться в прошлое, я бы поступила точно также. — Вот тебе, блядь, и раскаяние подъехало. С таким вступлением ей точно присяжных не разжалобить — Вы бы только слышали, как он стонал, почти скулил, он со мной в жизни себя так не вёл. Иисусе, до сих пор перед глазами картина, как его трахает этот пацан. Да я до сегодняшнего дня думала, что у омег член только для декора, и мысли не было, что они его могут по назначению использовать.

Сколько же лишней болтовни из-за повышенной эмоциональности. Бедняжка до сих пор поверить не может в увиденное. Ну, тюремный психолог ей в помощь, а пока нужно проверить её писанину. Пара орфографических ошибок, пропущенная запятая — ничего критичного, можно оформлять.

— Дружеский совет, миссис Хилл, на суде сделайте вид, что вам стыдно и невероятно жаль, что так всё закончилось. Присяжные любят слезливые истории, возможно, сможете заслужить их благосклонность.

Не стоило этого говорить, но язык временами бежит вперёд мысли. С другой стороны, в такой ситуации её можно понять, измену тяжело пережить, особенно если изменил человек, которого сильно любишь. Позже она осознает, что совершила ошибку, и это осознание будет хуже любой тюремной камеры. Зато оформление закончилось быстро, дамочка настолько в шоке, что даже адвоката не вызвала, а то геморру бы ещё на пару часов добавилось, пока они пиздели бы между собой.

— Миллер, можешь уводить.

Только вот желание идти следом полностью отсутствует, но хочешь-не хочешь, нужно возвращаться в отдел. Грёбаный отдел, который целиком и полностью провонялся его запахом. Остаётся надеяться, что он уже съебал на обед или свалил со своим папочкой на вызов, тогда есть вероятность, что в офисе хоть немного проветрилось.

Но нет, удача сегодня однозначно повернулась филейной частью, потому что ебучий Коннор всё ещё здесь. Странно, что его ручного алкаша не видно рядом, обычно стережёт свою подстилку не хуже, чем Цербер врата Ада, как же, вдруг кто покусится на несчастного щеночка. Только не в отделе от него нужно воздыхателей отбивать, Андерсон, ой, не в отделе, лучше дома его на цепь посади рядом со своей мохнатой псиной. Хотя лучше не рядом, а то ещё и с псом перепихнётся от недоёба.

Боже, блядь, это просто невозможно выносить! Если ад и существует, то он, сука, прям здесь, сраный пропахший сладостью ад, а Коннор в нём одно из воплощений Сатаны. Всё, хватит, перерыв! Отчёт писать куда проще без стояка в штанах. Пора валить. Спасибо, кэп, что затеял этот вечный ремонт в старом толкане, и как удачно, что он находится в такой сраке участка, что в него уж точно никто не заглянет. Конечно, дышать строительной пылью сомнительное удовольствие, зато здесь тихо и не несёт ебучими омегами, можно хоть спокойно передёрнуть.

Слюны мало, надо было хоть воды выпить перед уходом, да насрать, чтобы кончить, хватит и малого. Когда терпишь столько времени, то долго возиться не придётся, достаточно и несколько минут.

Нет. Сука, это просто невозможно! Удача не просто отвернулась, а сдохла на хер в какой-то канаве. Какого хуя ты-то здесь забыл, тварь, решил осквернить последнее место в участке, где можно было скрыться? Другого места для дрочки не нашлось? Как же сильно пахнет, словно он не просто не пытается сдержаться, но и специально усиливает выброс феромонов. Нужно валить, пока не стало хуже… Пока на пике самоудовлетворения он не расслабится окончательно и не переступит через возможный предел терпения.

Почему ты так громко стонешь, какого хера ты вообще решил заняться этим в участке именно сегодня? Неужели настолько прижало, что не дотерпеть до вечера? Этого не должно было случиться, эти влажные звуки не должны так сильно возбуждать. Нельзя представлять, как ты трахаешь себя пальцами. Ты отвратителен, противен, ты хуже всех омег, которые когда-либо встречались в жизни, и будь прокляты блядские инстинкты, как же сложно их сейчас контролировать.

— Гэвин…

Нет. Блядь, нет! Невозможно. Почему из всех возможных имён звучит именно это? Неужели не нашлось в твоей жизни ёбырей, чьё имя можно стонать во время дрочки.

— Гэвин…

Тонкая дверь не должна так легко поддаваться, ты должен был закрыть её. Должен был, но не закрыл. Ты должен был испугаться, а не шире раздвигать ноги и продолжать стонать, маняще смотря своим помутневшим взглядом. Ты не должен ускоряться, быстрее вгоняя в себя не пальцы, а эту огромную игрушку. Поэтому так воняло, с утра её в себя вставил, сука, спрятать такой елдак в другом месте ты точно не сумел бы. Зачем же, блядь, ты позволяешь её достать; зачем ты приподнимаешь свою задницу; зачем так очевидно усиливаешь свой запах?

— Шлюха.

Горячо, мягко и даже слишком мокро. И как же громко ты стонешь, неужели настолько изголодался по ебле, что уже готов кричать от удовольствия.

— Сильнее, пожалуйста, сильнее.

Аж захлёбываешься воздухом, что едва можно понять, что ты там лепечешь. Раз любишь сильно, грубо, то получай, другого такая блядь и не заслуживает.

— Повернись.

Кожа плавится, словно в огне, пот градом стекает по спине, а это трение бедёр сводит с ума окончательно. Воздуха не хватает, лёгкие вот-вот взорвутся от переизбытка феромонов, но остановиться сейчас уже вряд ли получится. Глубоко, быстро, растянуто, и так приятно пульсирует твоя дырка, сжимает член, не позволяя отстраниться. Волосы в кулаке ощущаются слишком правильно, движения почти синхронны, а твоё похотливое тело податливо подставляется каждому толчку. Бледная шея маячит перед глазами, такая доступная в своей открытости, соблазнительная, беззащитная. Ты слишком беспечен для омеги, ведь кто-то другой может не сдержаться, укусить, и тогда прощай любимый Хэнк Андерсон, прощайте поебульки на стороне, а ведь ты настолько к ним привык, что даже кончаешь только от члена в заднице.

— На колени.

Сразу за дело, ведь знаешь, что от тебя требуется. Сосёшь старательно, умело, впускаешь сразу до горла, даже узел обхватываешь и глотаешь всё, не поморщившись, не поперхнувшись. Страшно представить, сколько хуёв побывало в этом рту, чтобы ты так хорошо научился им пользоваться. Знаешь ведь свои достоинства, смотришь снизу своим голодным взглядом, едва прикрыв мокрыми ресницами, и довольно облизываешься.

— Я знал, что даже у тебя есть предел, но твой член стоил того, чтобы столько ждать.

— Какая же ты потаскуха, Коннор. И что, по-твоему, помешает мне сказать об этом Андерсону?

— Ты слишком любишь свою работу, чтобы потерять её из-за перепиха в туалете. — Поразительно, как быстро ты перевоплощаешься. Стоит перевести дух, и озабоченная шалава мастерски превращается в образцового служащего полиции. — А я слишком люблю качественный секс, чтобы сдавать тебя капитану, ради такого можно и потерпеть твои мудачества.

Как же ублюдски ты умеешь улыбаться и так же ублюдски поправляешь ебаный галстук, хотя он и так сидит идеально.

— Зачем тебе Хэнк, если кроме чужого хуя в жопе тебя мало что волнует?

— Я люблю его, Гэвин, только такому козлу как ты, вряд ли знакомо это чувство.

Нет, Коннор, это тебе не знакомо это чувство, видимо, как и омегам в целом. Нельзя кого-то любить и раздвигать ноги перед всеми подряд. Хотя вряд ли сейчас ты в состоянии это понять, но обязательно придёт время, когда ты будешь готов осознать очевидное. Только зря ты рискнул связаться со мной, ведь когда придёт это время, я утоплю тебя в твоём же собственноручно созданном болоте, и только ты сам сможешь достать себя обратно.

========== Хэнк ==========

Тяжёлое, срывающееся дыхание рваными хрипами вырывается изо рта, тебя бьёт озноб, колотит так, словно вот-вот начнётся приступ, на лбу испарина, а в уголках тревожно дрожащих век блестят слёзы. Тело горячее настолько, будто внутри полыхает сильнейший пожар, и это довольно близко к правде. Ты выглядишь таким слабым, беззащитным, хочется обнять тебя, прижать к себе, успокоить. Громко стонешь, сам жмёшься теснее, словно потерявшийся котёнок, но так и не просыпаешься, лишь брови болезненным изломом выдают то, насколько тебе плохо.