Он не верит, что омега может быть хорошим детективом и неплохим напарником, почти не идёт на контакт и сквозь зубы отвечает на вопросы. Злится, стоит только заикнуться о чём-то в попытках наладить сотрудничество. Не важно, я смогу доказать свою полезность, показать знания и умения, которые приобретал столько лет. Скоро вы поверите в меня, лейтенант Андерсон, поверите также, как я сам верю в себя. Я стану лучшим напарником за всё время вашей работы, и абсолютно не важно, какие люди занимали это место до меня.

Несмотря на все опоздания, на практически каждодневное похмелье, частые перепалки в барах, лейтенант продолжает ходить на работу. Даже делая вид, что ему давно на всё плевать, он следит за каждым на месте очередного преступления. Словно нехотя он опрашивает родственников, свидетелей, но всегда узнаёт необходимую информацию. Бегло осматривает тела и окружение, гуляет по окрестностям, будто на прогулке, но подмечает важные для дела детали. Я не знаю, что случилось в вашей жизни, лейтенант Андерсон, отчего вы стали так халатно относиться к своему внешнему виду и своему здоровью, только вы не сможете полностью скрыть, что тот самый молодой лейтенант Детройта всё ещё живёт внутри. Вы прячете его, как что-то постыдное, словно для вас стало зазорно выполнять свою работу также хорошо, как раньше, но чувство справедливости и желание поймать убийцу теплится где-то в глубине вашей уставшей души. Будь иначе, вы бы давно покинули своих коллег и ушли на пенсию.

Вы заботливый, хоть пытаетесь это скрыть, добрый, пусть и прячетесь под маской грубостей. Гораздо лучше, чем сейчас думают о вас другие, и главное, вы в сотню раз лучше, чем считаете сами. И даже ваша нелюбовь к омегам напускная, неправдоподобная. Возможно, когда-то омега причинила вам боль, но вы давно её простили. Лишь одна боль до сих пор живёт в вашем сердце, только она отравляет ваши внутренности и вашу жизнь, и все попытки утопить её в алкоголе приводят только к грязному столу с небольшой фотографией и заряженному одиноким патроном револьверу. Хватило одного раза увидеть вас в таком разбитом и невменяемом состоянии, чтобы понять, что вы стали чем-то большим, чем просто напарником и старшим коллегой.

Я смогу, лейтенант, смогу донести до вас всю глубину своих чувств. И пусть пока вы не слышите меня, не воспринимаете всерьёз мои признания, рано или поздно придёт время, когда вы поймёте, что это не шутка. Когда-нибудь вы поймёте, насколько больно видеть вас в текущем состоянии, и как отчаянно хочется, чтобы вы улыбнулись с лёгкостью, а не пряча невыносимую тоску в глубине своих чистых глаз. Каждый такой взгляд режет даже острее ваших отказов, но я знаю, что результат будет достоин того, чтобы за него биться. Биться и терпеть ту боль, которую причиняют ваши неосторожно брошенные слова. Я знаю, что вы не специально раните, вот только иной раз так сложно скрыть собственную реакцию.

Ты красивый, Хэнк, и даже пройдя сквозь годы тяжёлой работы, сквозь сложности и горечь жизни, твоя красота не увяла до конца. А ведь нужно не так много, чтобы ты снова засиял и расцвел, ведь любой цветок можно спасти, пока он не усох полностью. Просто услышь меня, пойми, что мои чувства существуют, что они реальны, как реален твой значок лейтенанта, и просто так они не исчезнут. Прошу, прими эти чувства, и я сделаю всё, чтобы ты снова зацвёл, всё, чтобы снова был счастлив.

Как тяжело видеть изо дня в день, как ты таешь, всё глубже утопая в разбитом прошлом. Невыносимо смотреть тебе в глаза и видеть пустоту, граничащую с отчаянием. Но даже там, в глубине, ещё не угасла надежда на счастье. Надежда, которую ты упрямо отвергаешь, в очередной раз прекращая мои попытки доказать, как ты важен. Ты не веришь, что можешь быть счастлив, считаешь, что не заслужил ещё один шанс, но я знаю, что ты как никто другой достоин любить и быть любимым. И как же сложно пробиваться сквозь тернии и стены, которые ты годами выстраивал вокруг себя, чтобы осветить тёмный тоннель твоей нынешней жизни.

Хочется касаться тебя, Хэнк, твоих сильных рук, твоих седых волос, прижиматься к твоей тёплой груди и тонуть в удушающих, медвежьих объятиях. Хочется ощущать твои пальцы и ладони на лице, шее, груди, руках и ногах, отдаться целиком, полностью раскрыться и впустить тебя не только в своё сердце, но и в своё тело. Хочется целовать твои сухие губы, ловить твой горячий язык, раствориться в поцелуе, даря тебе всю нежность и все чувства, что копятся внутри. Хочется ловить твоё дыхание на собственной шее, вдыхать твой резкий запах тела, и пусть не феромонов, но от этого дух не менее приятный. Слишком много хочется тебе дать и слишком много хочется получить в ответ, от этого сдерживать себя с каждым днём только труднее. Но если нужно пройти через это, чтобы пробиться в твоё сердце, то я готов терпеть годами.

Касаешься чаще, чем раньше, невесомо цепляешь пальцами, когда передаёшь очередной отчёт или распечатанное фото. Едва прижимаешься плечом, стоя рядом в очереди. Вторгаешься в личное пространство, нависая над терминалом, хотя у самого открыто это же дело, и почти не ворчишь на ответные вторжения. Пусть неосознанно, но ты хочешь стать ближе, ты почти готов, осталось немного помочь тебе это осознать.

— Хэнк, как насчёт того, чтобы сегодня после работы сходить куда-нибудь выпить?

Твоё удивление так ожидаемо. Действительно, как можно предположить, что напарник, который воротит нос при одном упоминании алкоголя, решит выдавить из себя такое предложение. Алкоголь плохо влияет на здоровье, особенно на твоё, тошно от одной мысли, что я сам подбиваю тебя на очередной сеанс, после которого твоя печень явно не станет благодарить тебя за вечер.

— Кто ты такой и куда дел моего напарника?

— Просто мы уже полгода работаем вместе, но ни разу не пересекались вне работы. Мои наблюдения и практический опыт других коллег показывают, что совместное времяпрепровождение помогает налаживанию межличностных отношений.

И это правда, пусть даже те межличностные отношения, которые интересуют меня, выходят далеко за рамки служебных. Это запрещено, капитан бы как минимум перевёл меня в другой отдел, а как максимум — вышвырнул бы с работы, если бы узнал, с какой целью я предлагаю провести вечер вместе. Но даже так я готов рискнуть, потому что ты давно стал мне дороже этой должности.

— Иисусе, мне временами кажется, что ты робот. Уж не знаю, кто учил тебя так разговаривать, но постарайся быть проще, Коннор, зануд никто не любит.

За занудством проще скрывать истинные эмоции, Хэнк, и ты даже не представляешь, как тяжело сейчас удерживать этот образ.

— Я понял, прости. Просто мне интересно проводить с тобой время, но мои повседневные увлечения вряд ли придутся тебе по вкусу, потому совместный поход в бар показался мне наилучшим решением.

— Хорошо, давай выпьем, только при условии, что ни вечером, ни с утра ты не заикнёшься о том, как пагубно алкоголь влияет на мой организм.

Если всё получится, то я вообще об этом перестану заикаться.

— Хорошо, отложу этот разговор на послезавтра.

Улыбаешься, это приятно, твоя улыбка всегда приятна. Такая незаметная, но добрая, что в груди начинает давить от желания улыбнуться в ответ, а потом прижаться ближе.

— Неплохо, Коннор, но стоит ещё попрактиковаться. Пока твои шутки не слишком отличаются от обычного поведения.

— Я учту.

Действительно учту, потому что юмор отлично помогает наладить контакт, облегчает общение, расслабляет. А я хочу, чтобы в моём обществе ты всегда был расслаблен и спокоен.

Не люблю алкоголь, не люблю виски, не люблю подобные места, в которых приходится чувствовать себя лишним. Не люблю, но ради тебя я готов потерпеть, даже если бы ты в бордель или стриптиз-клуб меня повёл. Готов терпеть и буду это делать, пока мы не останемся вдвоём.

Горечь виски неприятно оседает у корня языка, жар высокоградусного напитка растекающейся волной скатывается в желудок. Горло дерёт, живот начинает жечь, а изжога незваным и нежелательным гостем поднимается по пищеводу. Стоило что-то перекусить или хотя бы купить защищающий от опьянения гель, но сейчас думать об этом уже поздно. В голове постепенно мутнеет, а слабость в ногах с трудом позволяет доковылять до туалета. Нужно хоть каплю освежиться до приезда такси, иначе есть вероятность отрубиться и проспать самое важное. В душном баре тяжело заметить, как состояние «набраться смелости» перетекает в просто «набраться», но упускать шанс сейчас слишком опрометчиво.