— А Сакуноске обещал купить мне синтезатор, представляете?

— Я бы и сам мог купить, почему не просила? — фыркает старший, поглядывая на тихо смеющегося Чую. Тот успел взять ложку и приступил к мороженому, стоило усесться за стол.

— Просто он первый спросил, что я хочу на день рождения.

— Ага, справедливо.

Брат продолжает лезть везде, где можно, но, невзирая на прирождённый талант появляться ни с того, ни с сего и бесить – он больше не смахивает на опасного убийцу, угрозу жизни номер один. Рано расслабился, такое вот ощущение. Устал ходить вокруг да около и гадать: выпадет ли умереть сегодня, завтра, через месяц?

Какой бы фактор их отношений не изменился в положительную сторону – лучше бы Сакуноске остался в Бостоне. Не прилетал, не привозил с собой плохое настроение и эту предсмертную ауру. А разговор их прокручивает до сих пор, в каких-то моментах замечает явный шанс ответить лучше, более дерзко, в итоге вылетают обычные фразы. Ребёнок.

И всё же хорошо знать о перемирии.

***

Парадный костюм плох убивающей плотностью, на улице жарко довольно, тело “спасибо” не скажет. Женщины в лёгких платьях, им проще широко расправлять плечи, они изящными пальцами с кольцами берут закуски с блюдец, стараются растягивать удовольствие, такими мелкими глотками выпивая содержимое бокалов. Какие вещи делают деньги с людьми? Невероятно.

Костюм на Чуе смотрится.. Идеально. Он долго выбирал между чёрным и белым, в итоге всё-таки решение принялось путём “считалочки”. В его стиле. И сейчас лицезреть голубоглазого в белом пиджаке и белых брюках приходиться через силу, чтобы не начать пускать слюни. Накахара словно дразнит, не отходит от зеркала и поправляет ткань, прислоняется к стене рядом, глядя на младшего. Чёрный смокинг выглядит не так величественно, пока рядом Чуя.

— Мы типо инь и янь? — улыбается и поднимает голову, стоит темноволосому преодолеть расстояние между ними. С интересом разглядывает лицо и застывшую, лёгкую улыбку. Проводит пальцами по скуле.

— Ну типо. — ластится руке и слышит шаги позади, быстрые и приближающиеся.

— Чуя! Ты обещал пригласить меня на танец! — выкрикивает Элис, упирая руки в бока. Она выглядит очень мило с яркими лентами в волосах, в украшенном цветами и бусинами платье синего оттенка.

— Извини, от дам нет отбоя. — от выдавленного, но вполне убедительного делового тона Осаму смеётся, успевая коснуться губ, прежде чем рыжий выскользнул и взял довольную девочку за руку, уводя куда-то в зал.

Остаётся один. И паршиво на душе.

Сидя на кровати, рассуждает о многих вещах. О том, как люди отдыхают этим вечером, как им выпала такая шикарная возможность расслабиться и именно здесь, в особняке, где каждому может быть оказана услуга. Многие находят место комфортным, а он живёт сколько лет и до сих пор не понимает, откуда все берут энергию. Стены наоборот высасывают её, сил нет на самые банальные вещи.

Ляжет – причёска испортится, у одежды есть риск помяться. А глаза закрываются медленно, музыка становится тише.

Нет, она и вовсе пропадает.

Кажется, лампочка перегорела, стало темнее и из-за игры света и тени комната будто движется, идёт кругом, разум тоже сдвинулся с места, небось. Надо же, похоже, сошёл с ума окончательно. Так тихо.. Куда пропали громкие разговоры, звон посуды, смех? И столь желаемый несколько минут назад холод заставляет губы дрожать, пальцы почти не двигаются, словно их окутал мороз. Ну и жуть.

Похоже на сон, правда не помнит момент засыпания.

Способность к хождению ноги постепенно теряют, ведут в сторону гостиной, совсем пусто. Все гости растворились в воздухе, остались лишь нечёткие силуэты, но он хорошо видит глаза. У каждой тени есть глаза и все они смотрят на него. Осаму же глядит в потолок, откуда свисают тяжёлые, массивные цепи, покрытые льдом. Ветер воет, метаясь по особняку и вызывая мурашки. Не знает, куда попал, хочет вернуться, поэтому и дёргает ручку двери. Заперто, хотя только вышел, рядом ещё одна дверь, а за ней ещё и ещё, целая куча неизвестно откуда взявшихся дверей друг за другом стоят, наталкивают на странные вопросы без ответов.

Раздаётся пронзительный лай где-то в другой комнате, кровь в жилах стынет. Глаза не держатся на чём-то одном, бегают по предметам в комнате, дыхание участилось давно. Ощущается присутствие, очень яркое, кто-то стоит прямо за спиной, затылком чувствует взгляд, но, разворачиваясь – никого не обнаруживает. А чувство не исчезает. Темно становится до полного погружения в небытие, колени подкашиваются, стук сердца слишком громкий.

— Осаму, уже не смешно! — поднимает ресницы от несильного удара по щеке и видит пары обеспокоенных глаз. И все голубые, как забавно.

— Ты как? В порядке? — Элис держит в руках стакан с водой и протягивает. Пиджак успел стянуть, скорее всего, Чуя, Офелия касается лба сына и качает головой, выглядит самой напуганной. — Попей водички.

— Я отрубился?

— Да кто тебя знает, побледнел весь, задёргался, чуть не задохнулся, — фыркает женщина, поднимаясь со стула. — Нужно скорую вызвать.

— Эй, нет, не нужно скорую, — хочет встать, но Накахара не даёт, держа за плечо. — Да всё нормально со мной, полежу лучше и пройдёт.

— Может, Сакуноске позвать? — потянув мать за платье, девочка подпрыгивает на месте, глядя на одного из старших братьев.

— А где он вообще ходит?

Господи, устроили панику.. Он же не умирает, в конце концов, зачем так заводиться? Только вот страшно до сих пор, что это было? Подобные видения ничего положительного не означают, беда даёт знать о наступлении.

Под напором Чуи выпивает воду, ощущает губы на лбу и слышит что-то про высокую температуру тела, далее тянет руку, дабы подняться. Из гостей никто не обращает внимание на идущих в ванную парней, да и он не смотрит. Воображение разыгралось окончательно.

— Давай, умойся.

— Я долго был в отключке?

— Не знаю, но после того, как мы пришли – минуты три. А так нас не было минут двадцать.

— Минут двадцать.. — повторяет эхом и поворачивается к зеркалу. И вправду белый, подобно снегу.

Юноша нервничает, прекрасно видно. Он обнимает со спины и прижимает к себе, носом водит между лопаток, шепча различные ругательства, потому что больше слов подходящих нет. И улыбка губ естественно вводит в недоумение, на него смотрят через зеркало с открытым недовольством.

— Смешно тебе, да? Я думал, ты сдох, перед глазами твои похороны пронеслись.

— Придурок, — смеётся, прерываясь на немой стон от цепляющих кожу шеи зуб. Глаза прикрываются. — Вот не надо угрожать укусами.

— Не начинал ещё.

И продолжение вечера идёт своим руслом, просто теперь Чуя исключает вариант дальнего расстояния между ними: ходит хвостиком, следит за состоянием, словно для него это игра в телохранителя. А кто знает, на празднике легко слиться с толпой, у кого-то действительно может быть пистолет, профессионалы своё дело понимают. Постоянно возникает вопрос: в силе ли ещё желание убить среднего ребёнка Огая, вдруг Эйс давно угомонился, а он прячется, к паранойе привык.. Вообще-то, о дяде толком и не думает, подозрения же на Сакуноске держались.

Они пьют вино на брудершафт, целуются и улыбаются друг другу, сидя в беседке на заднем дворе. Напоминает обычную сказку, зато такую запоминающуюся, ведь ни с кем не выпадало так проводить время. Чуя продолжает рассказывать самые нелепые моменты из жизни, не подпускает близко плохое настроение, всячески отвлекает. То же, что нянчиться с ребёнком, лишь бы приносило удовольствие. Ну, старший не выглядит уставшим.

— Займёмся чем-то более продуктивным? Играть в гляделки очень увлекательно, но я такими темпами усну. — шепчет Накахара, водя пальцами по излюбленной шее. Глаза сонные, но смотрят прямо, рассчитывают на поцелуй, когда опускаются ниже.

— Чем-то более продуктивным – это чем?

— Чем угодно, только бы не уснуть.

Ответ мало даёт.

— Вернёмся обратно в комнату, в таком случае?