— Не собирался, просто.. Не знаю.

— Ясно, — голубоглазый тоже, кажись, вздыхает, по звукам лежит у себя на кровати, на которой они вроде только лежали вместе. — Ты как вообще?

— Нормально, ещё не убили.

Очень смешно, однако.

— Ну хоть так.

— Ага.

Ага, а дальше что? Секунды буквально на глазах текут, а слова не появляются. Грустно даже, вдруг они больше не созвонятся и придётся жалеть, что многое не сказал? А что говорить-то? И Чуя, как назло, молчит, только дышит неприлично громко.

— Я соскучился.

— Да ну? Настолько сильно, что решил позвонить лишь сегодня? — фыркает, глядя на шторы. Соскучился он.. Вроде и приятно, и прибить хочется за такие слова.

— Я не знал, стоит или нет. Вот и подумал, что..

— Слишком долго думал.

— Как девчонка, блин, — голос становится немного тише. — Я очень хочу поцеловать тебя сейчас.

Приподнимается и хмурится, надеясь, что это заявление просто послышалось. Но нет же, не до такой степени ещё с ума сошёл.

— Я тебя поздравляю?

— Ты обещал, что вернёшься.

— Не похоже, что ты ждёшь меня, — вот ни капли, головой качает и медленно ложится обратно, перебирая футболку. И вообще, всё это.. — Ты выпил?

Ответа на вопрос не следует и через несколько минут шумного молчания, что означает, что не сказки придумал, нихрена не показалось. А он-то на секунду поверил, что Чуя правда мог соскучиться. Но.. В нетрезвом состоянии из уст льётся только искренние слова, их сказать тяжело в обычном состоянии. А в обычном состоянии его собеседник как раз злой и закрытый, по-разному. И всё же недостаточно знать это ради уверенности, что по нему правда тоскуют, неужто гордый, что не решался позвонить? Решился ведь чуть ранее: не было возможности ответить.

— Да, выпил, мало, — замолкает, слыша усмешку со стороны темноволосого. А то он прям сам не догадался, ответил так, будто какое-то одолжение сделал. — Но это не значит, что—

— Это многое объясняет, я ложусь спать, потом поговорим.

— Я знаю, что повёл себя грубо, — выпаливает на одном дыхании, когда палец почти завершил вызов, но со вздохом снова приставляет телефон к уху. — Извини.

— Ты сделал так, как посчитал нужным, я не виню тебя, просто отвали, раз уж забил хуй.

— Не забивал. Разве тебе не казалось странным осознавать, что ты влюбился в парня?

Да, казалось, казалось странным и пугающим, но отказываться из-за страха он не стал, потому что важнее было другое. Вместе же легко преодолеть такие трудности, а их тянуло друг к другу, что помешало сразу объясниться? Теперь выставляют виноватым. Всё обычно, неизменно.

— Мне хочется прижаться к тебе, — продолжает шёпотом, не слышно и то, как дышит. Дазай тоже перестал на секунду, — крепко-крепко.

— Прекрати.

— Мне кажется, ты даже сейчас такой же холодный, как и всегда, я бы согрел тебя.

Машинально касается талии, вспоминая движения чужой руки. Трудно понять температуру тела, но да, он действительно холодный, а мурашками покрывается в два раза чаще от приглушённого голоса.

— Опять бы забрался пальцами под футболку. — словно мысли читает и усмехается.

Ему не до смеха, ибо жутковато становится от всей ситуации, мозг генерирует какие-то моменты из прошлого, похожие на реальность, там слегка иначе, более.. Открыто. Боже, как абстрагироваться из этого мира, дабы не пришлось придумывать кучу оправданий и завершать в итоге вызов?

— Мне неприятно это слушать.

— Да? Будет приятнее, расслабься и прислушайся к моему голосу.

— Что, прости?

Он ведь не серьёзно сейчас? Господи, о нет.

— Если бы ты почувствовал мои руки на своём теле – неужели тебе бы действительно было неприятно, как ты сказал?

— Ты биполярочный, Чуя, ты в курсе?

— Я бы непременно оставил целую кучу поцелуев на шее и сжал бёдра так, что ты начал скулить.

Только было прохладно, а теперь чуть ли не всё тело покрылось испариной, что дышать стало трудно. Нет-нет, не сейчас.

— Ты звонишь мне сейчас ради..

— Я бы всё сделал, чтобы показать, что ты – мой.

Рыжеволосый его не слушает. Не собирается и не хочет, воображает себе не то, что воображает младший. Для него сейчас эти слова похожи на грязь, что льётся огромным потоком. Ощущения дурные. Ему уже хуёво, что произойдёт после разговора? Где юноша вообще успел напиться днём?

— Сам просишь перестать и сам же тяжело дышишь, будто..

Дазай не заметил этого, но дыхание и впрямь участилось, он облизывает губы, глядя в тёмное пространство комнаты.

— Будто – что?

— Будто уже представляешь, как моя рука будет двигаться на твоём члене и..

— Чёрт, заткнись! — почти выкрикивает, с опасением переводя взгляд на дверь. — Хватит нести всякий бред.

— Не поверю, что ты долго сможешь сохранять спокойствие.

Потому что не сможет, тут Чуя абсолютно прав, но это не значит, что он поведётся на эти игры.

— Я просто хочу обнять тебя. — шепчет, стараясь подавить в себе желание высказаться. Но оно не такое уж плохое. Он заслуживает словесной бури в свой адрес, только как-то сомнительно, что это поможет почувствовать вину или вроде того. Когда человеку плевать – ему плевать. Дазай не верит в то, что людям по-настоящему кто-то важен, если они не переступают через свою гордость, лишь бы побыть наедине друг с другом.

Так почему сам не позвонил, раз до такой степени нуждался? Но не шатен его оттолкнул и пожал плечами, как ни в чём не бывало, правильно?

— Я хочу знать, что я сделал не так, — задирает футболку и машет ею, чтобы холодный воздух заново забрался под одежду. — Это было не здорово, я.. Я вообще не знаю, что думать.

— Тебе лишь бы думать, Осаму, везде ищешь какой-то смысл.

— А как ещё поступать? Ты мне нравился. Ты мне очень нравился, ясно? Но звонишь мне, набухавшись непонятно где и с кем, просто снять напряжение, тебя вообще не волнует хоть что-то, что связано с тем днём.

С Чуей нельзя бояться быть резким, он скажет миллиарды слов в ответ и по большей вероятности ни за что не признает свои ошибки. В этом вся проблема, содержащая в себе много трудностей: таким образом до человека безумно тяжело достучаться.

Зато заткнулся, шмыгает носом и тихо дышит, видимо ожидая, что скажут что-то ещё. Происходит какое-то выгорание, так что и слова превращаются в пепел, бесполезный и никому не нужный, развеется на ветру и никто не вспомнит.

— Забудь, я устал, мне ничего не хочется.

Апатия – довольно нормальное состояние для него, оно могло превратиться в пожизненное, если бы не некоторые явления, они были хорошими, помогали не забывать, что в мире осталась справедливость. Где эта справедливость? Ей найдётся место? А что делать в противном случае? По сути нет смысла даже и дальше проживать эту жизнь: не учится, родителям плевать, нет перспектив в том возрасте, когда они должны появиться, плюс всё равно на него покушаются, и не рандомный завистник, а брат отца, который находится непонятно где, думает непонятно о чём.

— Мне бы пойти спать. — Накахара не нашёл подходящих слов, поэтому есть полное право без угрызения совести отключиться, не дав тому попрощаться, хотя Чуя начал что-то говорить. Да без разницы, напишет, надо будет.

***

Очередной день выдался кошмарным. Стоит начать с того, что после грёбанного звонка ни коим образом не вышло уснуть, пролежал до раннего утра с весьма увлекательным занятием – смотрел в потолок и мысленно жаловался на всякое, что приходило в голову, считал плюсы и минусы своего положения и пришёл к.. Ни к чему не пришёл, выводов не нашлось. Но хуже факт, что родители сегодня дома, что один, что вторая. И плевать вроде, не трогают друг друга, Элис вообще у себя в комнате сидит опять и, наверное, всё нарисоваться не может. Сам бы поступил так же, не испытывая судьбу излишне, но Огай позвал в гостиную, чтобы поговорить. Прямо дежавю чёртово, догадывается, о чём пойдёт речь несмотря на то, что они уже обсуждали старые события и не один раз.