Конечно же Осаму тоже привязался, получал от рыжего прилично, расстраивался так или иначе, но это столько чувств и эмоций, резкий – смешавшийся во что-то хорошее – всплеск. На шее мелкие синяки после того, как его общипали в ответ, нос до сих пор побаливает по причине прямого попадания в него острым локтем, у Чуи прям талант – размахивать своими конечностями, при этом делая всё в свою выгоду, успевая даже его отгонять, когда требуется. Бесстыжий и злой, но такой прекрасный со своим блестящим взглядом, он похож на утреннюю росу и горячий песок на огромном пляже, до которого не достаёт море. Накахара – как пение птиц, сидящих на ветках, их невозможно бывает разглядеть. Но при этом он подобен некогда белоснежному холсту на старом мольберте, поверх разбрызганы пятна, ярко-красные и жёлтые, как лучистое солнце, которые смешиваются между собой и дарят оранжевый оттенок. Его волосы.. Никогда в жизни – ни в Японии, ни в Америке – парень не встречал кого-то именно с таким оттенком волос. Огненные, мягкие, вились подобно языкам пламени между пальцами, отдалённо несли запах шоколада из-за шампуня, а иногда спелых яблок.

Весь такой живой, чудо, размером в сто шестьдесят сантиметров, такой полюбившийся, родной мальчик, от которого сердце хотело петь и сбрасывало с себя слои пыли, ликовало, чтобы потом опять закрыться, оставив тьму вокруг себя. Это ошибка только Дазая и, если бы он мог – сделал всё, лишь бы не попадать в нынешнюю ситуацию. Тогда они не сблизились бы, даже при факте, что сложные и смешанные между собой чувства появились ещё после той ночи, когда удалось уснуть спокойно, обнять грудью и всем телом одеяло, укрываясь вторым. Он прислушивался к шорохам из динамика и это усыпляло, работало, как магия вне волшебного мира. Очень легко ценить каждую маленькую, сделанную по чистой искренности деталь.

Шатен помнит, как переживал из-за разговора с братом в кафе и так насторожился, услышав самые страшные вести, которые могут донести, а через минуту его уже преследуют, кто-то знакомый, но не особо надёжный. В надёжности удалось убедиться потом, когда явился посреди спокойного дня в квартиру, нескромно прося о сложном одолжении, представляя, о чём подумают родители сверстника. Наверное, слегка приятно было от мыслей, что за ним пошли действительно потому, что волновались. Если уж Чуе удалось всё увидеть – состояние тоже, конечно же, не могло никак ускользнуть, а оно было нервным, резким, что после у него получилось наговорить глупости. Вечно всё портит и раньше самостоятельно страдал из-за этого, а теперь подвергает боли старшего, трубку не беря, лишь бы не слышать заплаканный, вероятно, голос. Рыжий чуть ли не плакал и в тот момент. Ему бы тоже хотелось любым способом облегчить боль, но это сложнее, когда рану совсем не видно, ни одно лекарство не способно всё исправить, может быть только алкоголь смог бы отвлечь ненадолго, но тогда он опустится ниже некуда из-за собственных усилий “помочь” себе.

Всё, что хотел и мог сделать – вернуться и признать свою неправоту. Всё, что он сделал в итоге – снял комнату на две ночи, не обдумывая детально дальнейшие шаги. Ещё бы немного – и вовсе ходить разучился, летал бы, плыл по воздуху, окрылённый невероятным чувством, которого так сильно боялся и боится до сих пор: ничего не началось, ничего не было, а Осаму успел сделать больно, возможно всё намного хуже и он расковырял старую, зажившую рану. Вполне признаёт всю свою вину, но пока правда ничего не может сделать. Может, но Дазаю хочется, чтобы конец был счастливым, для этого надо подождать. Терпение висит над огромной пропастью, готовое в любой момент сорваться и рискнуть этим один раз ради мимолётного счастья – глупо. Лишь бы только потом не было поздно и от него не отвернулись, как сделал он. Накахара способен так же, ещё безжалостнее и резче опрокинуть то, что не построено даже, в крайнем случае один фундамент существует, и то с трещинами.

Представлялось всё не так, это же просто смешно, что бы сказал Огай, узнав причину, по которой он так плохо выглядит? По первому виду – словно в самом деле три недели подвергался безжалостному насилию. Если и насиловали кого-то, то лишь одну душу, которая сейчас – он точно чувствует – рвётся к нему. Так странно, но юноша действительно ощущает связь, крепкую и болезненную, не желая её обрывать и при этом же жалея, что вообще позволил нити завязаться.

В отеле холодно, а может это кареглазый не в состоянии согреться из-за плохих мыслей со всех сторон. Не помогают и два одеяла в придачу с покрывалом, довольно тёплым на вид. Люди реагируют на деньги машинально, им плевать на то, будет ли тебе действительно комфортно, но они попытаются сделать всё, когда ты просишь и выдвигаешь карточку вперёд. Поэтому и ужин был подобающим, и сам номер не то, что бы тянет на королевские покои со всеми нужными удобствами, но тоже хорош, в одиночестве такое менее важно, вообще-то, либо же бывает наоборот.

К сожалению, пропущенный парень видел, долго ломал себе голову и ходил из одной стороны в другую, сжимал телефон и не знал, что с ним делать. Пальцы так и тянулись перезвонить, за вечер мог бы набрать, как минимум, раз десять, если бы не вынуждал себя передумать ради какого-то там блага, оно казалось со временем не таким важным. Вернее, нет, это важно, потому что переживает за юношу. За всю прекрасную семью, которая, будь их отношения правдой – приняла бы всё и даже волновалась за их дальнейшее будущее. Из Коё замечательная мать, она хорошая женщина, чем-то похожа на Офелию. Разница в том, что одна из них всё делает искренне, из чистой любви к своим детям, а другая просто обречена на это и мало о чём жалеет. А отношения Чуи с братом так вообще – идеальный пример двух идеальных людей. Старший вредным иногда бывает, но с возрастом они не перестали ладить, как он и Сакуноске. Ох, точно, он так погрузился в немые страдания, что забыл позвонить ему.

— Привет, я ушёл, всё нормально.

— Уверен, что всё нормально? — его тон вовсе не звучит так, будто тот волнуется. Осаму прекрасно знает, к чему эти бестолковые вопросы, они очень раздражают.

— Что мне делать дальше? — поэтому игнорирует, встаёт с кровати и убирает ненужные, раскиданные вещи.

— Сиди там и не высовывайся лишний раз, это ведь просто?

— Да, вполне, но..

— Что?

— Мне нужно позвонить ещё одному человеку, она, должно быть, сильно переживает.

— Ты достаточно облажался, не рискуй.

Как всегда. Указывает на ошибки первым делом, не думая о чувствах. Неудивительно, что и он порой совершенно о них не заботится, делая так, как считает нужным.

Такое ощущение, что это брат хочет от него избавиться, но, по его словам, хочет вовсе не он, а кто-то другой. Проблема в том, что не виднеются ни мотивы, ни причины, ничего, этого человека Осаму в лицо-то плохо помнит, о характере знает по кратким рассказам и ему не страшно. Он мог бы испугаться того, что в самом деле улетит, не увидевшись вновь с Накахарой, с которым потом не получится увидеться вообще. И за Люси – тоже переживает, в отличие от остальных она по-прежнему в неведении, если кто-то ей не рассказал, но весьма сомнительно. Это уже какой-то совсем отдельный путь, путь не в будущее с дверями, а словно бы на съёмочную площадку, где являться главным героем – не так уж и круто, в его-то положении. С каких пор жизнь похожа на банальный кинофильм с открытыми угрозами в свой адрес? И надо смеяться или плакать, всё-таки? Почти везде концы счастливые, а тут всё не так, от расставания с Чуей до полного одиночества. И вроде вот они, только что вместе ложились спать, перед этим хорошенько облив друг друга разными издёвками, чисто любя. Получается, кареглазый умеет любить, в итоге, просто неправильно, нужно рассмотреть приоритеты и.. Позвонить, например? Да, от подобного может стать как лучше, так и больнее, но это единственное желание, которое держалось прошедшее время вплоть от момента, когда он отвернулся от старшего в квартире и пошёл к входной двери.

Всего один гудок и тишина после, она длится около тридцати секунд, пока не прерывается приглушённым всхлипом по ту сторону. И Осаму в этот момент садится в кресло, поджимая колени и кусая кончик пальца, прислушиваясь. Стало ещё холоднее, в комнате горит всего одна лампа на тумбочке и легче закрыть глаза, но тогда сразу возникает образ определённого человека. Не трудно догадаться, какого именно.