– Мы по поводу трудоустройства, – заявляет Дина вахтеру.

– Второй этаж, на двери табличка «Отдел кадров», – отвечает он, даже не рассмотрев нас. А зря, Дина – в джинсовом комбинезоне и кедах, я – в строгом костюме. Очевидных причин, по которым нас интересует совместное трудоустройство в этой конторе нет.

Пробираемся по коридору – деревянный пол, покрашенный коричневой, облезшей местами, краской, гипсовые розетки на потолке и бесчисленные современные, почти пластиковые, двери. Тишина. Единственный человек, которого мы встретили – девушка с чайником. Она удивленно на нас взглянула и молча пошла по своим делам.

Наше несуществующее окно приходится на коридор. Показываю Дине стену:

– Должно быть здесь. Раньше это была проходная комната, видишь, какой коридор узкий, так раньше не делали и розетки на потолке не по центру, комнатушки нарезали уже потом.

Дина трогает стену, но деревянные панели на ней ничем не отличаются от соседних, потом пробует открыть следующее окно. Оно не поддается. Кажется, его не открывали никогда.

Я открываю сам. Дина довольно выглядывает.

– Так и думала. Видишь здание рядом, на нем есть балкон с кованной оградой, отсюда его уже не видно, только если высунуться по пояс, а из предыдущего окна его еще не видно. Кто-то не хотел видеть этот балкон. Кто-то его ненавидел, но не хотел уезжать, хотел жить в своем доме. Может, там прошли его лучшие годы, а он был вынужден продать дом, и балкон напоминал ему об этом. Может, там жил его успешный конкурент или человек, которого он безответно любил или любила, и он замуровал окно, чтобы не витать в иллюзиях, а жить своей жизнью. А может, там был игровой притон, а владелец дома страдал зависимостью. А может, балкона не было, может, и здания не было, может, может быть… Это же – площадь, может быть, там было место казни или лавка мясника, что-то, на что, владелец не хотел смотреть.

Дина вопросительно смотрит на меня, ждет ответа.

Я его знаю – окно замуровали во время войны, застеклить возможности не было, а вот кирпичи нашлись. Всё лучше, чем мерзнуть под зимними ветрами. После войны фасад обновили, замазали штукатуркой, не разбираясь, что одного окна не хватает. Потом опомнились и нарисовали для симметрии. Случилось это после многочисленных жалоб по поводу изменения облика здания. Нарисовать же окно проще, чем прорезать еще одно или замуровать то, что есть. Дине я про это не говорю, ее версии гораздо интереснее.

– Всё может быть, – отвечаю ей.

На закате мы отправляемся в лес у водохранилища. Лес пустой. Только мы. Идем молча. Дина что-то щелкает, рассматривает кору деревьев, одинокие листья, свисающие с них. Она ничего не показывает, но я слежу за ее взглядом, за ее кадрами и тоже начинаю замечать узоры ветвей, неповторимую структуру коры, естественную цветовую палитру, замысловатые линии, пропорции крон и стволов. В этом, определенно, что-то есть.

Наконец, мы находим то, что ее заинтересовало – большая поляна, на ней одинокий дуб с сухими листьями. Они почему-то всё еще держаться за ветки, хотя им уже положено валяться на земле, рядом с листьями других приличных деревьев.

– Неприличный дуб.

– Может, наоборот приличный, все уже разделись, а он один не сдается. Может, и до весны продержится, упертый. Нужно подождать, – говорит Дина и устанавливает штатив. – Сейчас солнце начнет садиться и подсветит наш дуб, в контровом свете листья станут бордовыми, как запекшаяся кровь, а вдалеке за дубом фон – черные стволы деревьев, пожухлая трава, вспоротая пожарной полосой с глиной. Красота. В самый последний момент, когда солнце почти уйдет, мы его сфоткаем, потом сделаем еще пару кадров в сумерках без солнца, а позже совместим эти кадры и чуть-чуть дорисуем.

Ждем. Понимаю, почему язычники выбирали такие поляны и дубы, всё как говорит Дина: солнце на несколько минут сделало листья красными, кровавыми, и быстро село, скрылось за лесом. Осталось ощущение, что мы застали место преступления, увидели проступившую кровь. Может быть, тут веками проходили кровавые обряды, вон и камень подозрительный. Дина тоже его заметила, но не щелкает, недовольно пританцовывает у штатива, кадр уже выставлен. Темнеет быстро, ночь уже захватила лес и подбирается к поляне. Тихо. Мне стало не по себе, и если бы не близость Дины, я бы предпочел дать отсюда деру и больше никогда не возвращаться. Наконец, кадры сделаны, и мы возвращаемся обратно.

Дина молодец, запомнила дорогу и ведет меня. Сам бы я заблудился. Слышу шум трассы, звуки человеческой суеты, сразу становится лучше. Я – дитя бетона, в лесах почти не бываю. Там живет серый волк – зубами щелк и комары. Что там делать? Ну ладно, деревья – что надо, пропорции интересные, нужно изучить это детально, а еще в лесу бродят такие девушки как Дина и моя рыжая. Наверное, она тоже могла бы быть фотографом или художником, пусть бы так и было, а ведь может оказаться и скучной накрашенной куклой. Об этом я не хочу думать. Да и потом, генетику пальцем не заткнешь, авантюризм и любовь к приключением у них в крови.

Мы опаздываем в театр, фото древних дубов не освобождает от пробок. Одинаково медленно тащатся все.

– На первый акт мы не успеем, – сообщаю я Дине, – давай, в кино.

– Ну и что? Мы первый акт в машине прочитаем. Так даже интересней, приедем и увидим, как задумка режиссера отличается от наших фантазий.

Дина скачала пьесу и читает первый акт разными голосами, получается хорошо. Мы стоим, весь проспект стоит, а у нас в салоне разворачивается действие. Театр одного актера и одного зрителя. Приехали ко второму акту. Представление в машине мне понравилось не меньше, чем постановка на сцене.

Ночью мы отправляемся на экскурсию по городским крышам. Я уже понял, что мой костюм не подходит для таких прогулок, но все, что удается раздобыть – это плед. Я похож на утку из мультика:

– Я черный плащ, я – ужас, летящий на крыльях в ночи! – цитирую я и рассчитываю, что в ее детстве этот мультик еще показывали.

Дина смеется, и с удовольствием ныряет под плед. Под ногами, далеко внизу светится ночной город. Он почти опустел, редкие машины фарами рассекают дорогу и врываются в романтические баллады, которые рассказывает наш экскурсовод. Я крепко обнимаю девочку под пледом. В этот момент настоящее все, даже я, и кажется, что всё может быть совершенно иначе.

На рассвете мы делаем пару кадров, и я отвожу Дину в отель.

– Увидимся днем. Спи.

– Тебе бы тоже не мешало.

– Конечно.

Но до сна, еще нужно поговорить с Олей и заехать в офис. Кажется, я знаю, что делать с проектом города будущего для IT компании, вижу изменения, которые нужно внести, чтобы избавиться от ощущения космической станции. Нужно немного изменить пропорции и приподнять паркинг.

– Что случилось? Я думала ты ночевал в квартире, – спросила Оля, когда я появился на пороге нашего дома.

Вид, конечно, у меня помятый, и я действительно часто остаюсь ночевать в городе. Возможно чаще, чем бываю здесь.

– Пил до утра и за руль?

– Нет, но развлекался.

– Не хочешь и меня пригласить? Я скучаю одна.

– Хочу. Очень хочу, за тем и приехал. Секс вчетвером или втроем? Так тебе такое предложение?

– С кем? – спросила Оля.

– Встретил Серегу с женой.

– Твой друг, фотограф? – задумчиво уточнила Оля.

– Да.

– Что ты ответил?

– Что я могу ответить без тебя?

Я видел, что ее ни капельки не шокирует это предложение, скорее наоборот, заводит, глаза блестят.

– Оля, ты этого хочешь?

– Не знаю, – говорит она языком, но я же вижу, что тело говорит «да».

– Зачем врешь, Оля, – сжимаю ее в объятьях.

– Ты давно ничего такого не предлагал. Я думала, тебе уже неинтересно.

– Может быть, а тебе?

– Мне интересно.

– В пятницу?

– В эту?

– Да.

– Хорошо. А где?

– В отеле, думаю Серега разберется.

– Давай здесь, наверху у нас пустая комната, я ее подготовлю. Свет, игрушки, все, как я захочу.