Он говорил так, будто неоднократно задавал себе эти вопросы. Прошёл через ответ «да», чтобы понять, что всё-таки правильнее будет сказать «нет».

— Я… ничего не считаю… про вас, — Кэйсси замялась.

Рассуждать о Ренне было трудно. Особенно, о прошлом. Как могло бы быть, как было бы лучше. Она же сама рассказывала Кэйсси: выбор был добровольный, и долгое время Ренна наслаждалась новой вечной жизнью. А Кэйсси… Кто она в этой бесконечной смене похожих дней с точки зрения бессмертной альба? Песчинка, миг, пустота.

Думать об этом было больно. Не говорить, не задумываться, не напоминать себе — проще. Тогда можно ухватиться за хрупкую иллюзию мимолётного настоящего.

— Вечность противоестественна, — Кэйсси вскинула голову. — Её не должно существовать.

— Ты говоришь прямо как Ренна.

— Это плохо?

— Ни в коем случае. Почему это должно быть плохо?

— Потому что ты её не… — Кэйсси замолчала. Обычное «не любишь» показалось неуместным. А нужное, правильное слово никак не находилось. — Вы не похожи на семью. В моём представлении. Это не страшно, — поспешно добавила она. Улыбнулась, подтягивая согнутые в коленях ноги к груди. — Наверное, у вас, не может быть по-другому. Нельзя вечно любить. Даже родную дочь.

— Можно, — Флэй сцепил руки в замок, закинул за голову, уставился в потолок. Помолчал, словно сомневаясь в своих словах или подбирая подходящие. — Можно. Несмотря ни на что. Только всё иначе. Вечность видоизменяет некоторые понятия. Грани стираются. Биологическая разница несущественна. Я не делал ничего из того, что положено отцу. Я никогда им не был. Зато мы с Ренной натворили достаточно, чтобы угробить хорошее отношение друг к другу, и это уже вряд ли интересно тебе. Но всё-таки твоё первое недосказанное «не» — ошибочно.

— Пусть. Вы всё равно не похожи на семью. Вообще на людей. Наверное, ваши чувства, отношения, восприятие давно атрофировались. Вы не способны любить. А те, кто умел, разучился. Вы… Вы…

Кэйсси накрыл прилив неожиданной ярости. Беспричинной, потому что Флэй ничего плохого ей не сделал. И уж точно не был виноват в том, что существуют Альбаррасин и вечные альба. Что Ренна её спасла, что стала ближе, чем должна, но оказалась бессмертной и потому недосягаемой. Что для неё Кэйсси была и останется подопытной свинкой.

— Вы, как заевший диск — снова, снова, снова. Движетесь не вперёд, а по кругу. Бессмысленно. И других втягиваете. Таких, как мы. Используете, а потом бросаете умирать и забываете. Находите новых, всё повторяется. И будет повторяться всегда. Как этот ваш Маррен! Вы не осознаёте, как это ужасно. Вы… Вас…

Кэйсси поняла, что злится на себя, потому что не готова смириться, потому что лезет туда, куда не стоит соваться. Зачем-то ищет оправдания, хотя знает, что никогда не согласится стать ничего не значащим мигом.

— Вас всех нужно запереть в Альбаррасине, как в клетке и… — Кэйсси осеклась. Успела заменить едва не сорвавшееся с губ «уничтожить» на другое, — не выпускать отсюда никогда.

— Ты права, — тихо ответил Флэй. — Почти во всём — права. Мы, как заевший диск. Мы не похожи на семью. У нас нет и не может быть цели. Мы не способны идти вперёд, потому что впереди нет ничего, что не встречалось бы раньше. Мы связываем своё существование с другими, чья жизнь — песчинка. Уходим, оставляя их умирать. Или остаёмся до конца, чтобы уйти после. Но сути это не меняет. Мы — уходим. Их будут сотни, может быть, тысячи, больше. Просто знакомых, близких друзей, временных союзников, случайных встречных. Всех не запомнишь. Даже не так — почти всех рано или поздно забудешь. Нас надо запереть в герметичной комнате и выкачать оттуда воздух. Впрочем, думаю, наши тела найдут выход. Адаптируются. Даже в самой безнадежной ситуации. Я пробовал. Я понимаю, — он замолчал. Пристально посмотрел Кэйсси в глаза. — Всё. До конца. Понимаю. Это очень глубокий и очень чёрный колодец. Но на дне ждёт не смерть, а осознание другого — если бы всё случилось снова, даже зная финал — я всё равно поступил бы так же. И Ренна тоже.

Да, Ренна тоже. Кэйсси не сомневалась.

Но выход был. Их всех необходимо уничтожить — она сумела сказать это, пусть и не произнесла вслух. И понять — она не просто готова, она хочет это сделать. Может. Чтобы научить альба ценить каждый миг, каждую долю секунды. Чтобы заставить поверить — конец существует. И что бы сейчас ни говорил Флэй, он заслуживает конца. Настоящего. Как и его дочь.

Кэйсси вскочила, вскинула руки, направив заструившийся из раскрытых ладоней фиолетовый свет прямо на Флэя. Зажмурилась, не желая запоминать последний взгляд, когда он поймёт, что она задумала.

И в этот момент притихшая внутри «вторая» снова проснулась, напомнила о себе раздирающим вены противоречием. Она явно не разделяла намерений убивать. Кэйсси оцепенела, каждой клеточкой ощутив знакомое, покалывающее в крови сопротивление. Казалось, целую вечность пыталась подчинить «вторую» себе, пока не сдалась — та, что внутри опять оказалась сильнее, опять знала, как. Только не учила, а делала вместо неё.

Кэйсси открыла глаза. Плотная занавеска жалко повисла на кончике, в разбитое окно проник солнечный свет. Лизнул горячим языком ладони, отразился, окутывая Флэя в оранжевый, блестящий кокон. Неподвижное тело медленно приподнялось над кроватью, да так и застыло.

Кэйсси вдохнула, задерживая дыхание. Подчинилась, полностью отдаваясь во власть «второй». Поняла, что должна делать и когда остановиться. В полной тишине опустила руки, посмотрела на Флэя — он уже не парил в воздухе, а стоял на полу. Кожа больше не светилась, огненные искрящиеся лучи исчезли.

— Как?.. — Голос принадлежал не ему и прозвучал подобно взрыву. — Что?..

Кэйсси оглянулась. Блэйк была сама на себя не похожа: в округлившихся глазах плескалось изумление пополам со страхом.

Что-то с грохотом возвестило о падении, и Кэйсси снова повернулась к Флэю. Он покачнулся. Вцепился рукой в спинку коляски, но устоял. Блэйк в миг оказалась рядом, подставила ему плечо.

— Ты… Как… Что она?..

— Всё в порядке.

— Чёрта с два! — Блэйк не слушала. Переводила растерянный взгляд с Кэйсси на Флэя. — Чёрта с два… Сядешь?..

— Лэй! — Флэй повысил голос, но не помогло.

— …нет? Что с тобой?! — теперь Блэйк глядела вновь на неё.

Кэйсси же не смогла удержаться на ослабевших вдруг ногах и почти рухнула на пол, нелепо цепляясь за покрывало.

— Успокойся, с ним всё будет в порядке, — выдохнула она.

— Я спокойна. Я…

— Ага, заметно, — хмыкнул Флэй, и Блэйк замолчала. — Нет, всё-таки сесть — хорошая мысль, помоги. — Уже на краю кровати он несколько раз осторожно распрямил и снова согнул ноги в коленях. — Отвык, больно. Только не надо и это лечить, — улыбаясь, Флэй посмотрел на Кэйсси. — Похоже, ты тоже не очень-то веришь в смерть, как выход.

— Верю, но… сложно.

Он покачал головой.

— Когда веры достаточно — нет. Умереть на самом деле легко.

— И эгоистичнее, — буркнула Блэйк.

— Уби… сложне… нее, чем умере… еть, — с трудом проговорила Кэйсси. Закашлялась.

— Кто кого собрался убить? — Блэйк испуганно смотрела на неё сверху вниз.

— Я… его.

Кашель усилился — грудь будто сжали в тиски и проткнули раскалённым железом. Кэйсси сделала над собой усилие, сипло хватая ртом воздух. Опять закашлялась — на этот раз сильнее. Отняла от губ ладонь и ужаснулась — перед слезящимися глазами плясали алые пятна.

Ей показалось, что вновь повисла невероятная, тяжёлая тишина. Потом Флэй медленно, словно через силу, спросил:

— Ты что натворила?..

— Это вирус… Так… — она сглотнула. — Так уже было. Дома.

Так было — Кэйсси помнила. Слабость, неожиданные головокружения, холодный пот крупными каплями на лбу. Потом кашель. И кровь.

В первый раз она испугалась. Потом сумела убедить себя, что всё ерунда. Обычная простуда, пройдёт. И действительно прошло — ненадолго. Кашель и слабость вернулись. В итоге она оказалась в больнице, где, очнувшись в белоснежной палате, увидела над собой синие счастливые глаза и довольную улыбку.