- Поясни.

- Как ты сказал, сошлись две армии. Монкурхские – подвергнувшиеся нападению. Значит, кароссцы или любые наёмники на стороне обороняющихся вправе рубить направо и налево. А сотня Шарруха их атаковать не будет. Но они обязаны защищать короля. И не бросят его без защиты. А если кто-то из Кароссы попробует пробиться к Каруху, чтоб напасть, то не посмеет тронуть охрану. Даже издалека из арбалета не шмальнёт.

- Чтобы не уронить престиж?

- Именно! Если наёмник допустил гибель нанимателя, за их банду и ломаного медяка не дадут при заключении следующего контракта. Солидарность у этих детей пырха воспитывают рано, с малолетства.

Оттого и репутация соответствующая. Я уже заметил, что Карух всегда зовёт на военный совет Шарруха. Командующие тысячами крутят носом, но слушаются сотника. У того хоть какой-то боевой опыт… Пусть даже в местечковых криминальных разборках.

У этой армии не было опыта даже в организации движения. Не высылались вперёд квартирьеры. Не было полевой кухни. Ладно кухни – даже толковых запасов провианта и фуража не собрано. Что припасли глеи для своих отрядов, тем и питались. Кхары паслись часами. Скорость движения – меньше десятка мер в сутки.

- Можно не бояться каросских наёмников врага, - мрачно обронил Нираг. – Они помрут от старости, пока доедем.

Две с лишним тысячи вояк и полторы тысячи коров становились бедствием для глейств и брендств, через которые шла дорога. Король со свитой приближённых и в сопровождении наёмной охраны скакал в замок местного вельможи, где прекрасно проводил время. Когда попадались леса, полные дичи, монарх с удовольствием охотился. Потом пировал в шатре, прежде чем догнать армию. Война оказалась для него чудесным развлечением. Прогулкой. Пикником.

Мы же мародёрствовали. Жрать-то нужно. А Бурёнке мало травы из подножного корма. Всегда давал ей хлеб. Где взять? Так отобрать у месных хрымов. Первый раз бросил им медяк, потом перестал. Никто не платит. Мы – армия добра и справедливости, идёт на святую освободительную битву, какие ещё деньги…

О пересечении границы Монкурха, её достигли к середине августа, возвестили десятки арбалетных стрел.

Мы, южане, тащились в середине колонны, растянувшейся на половину меры. За нами шлёпали пешие копейщики. За ними ехали три баллисты, разобранные и груженные на повозки. Арьергарда и боевого охранения я не обнаружил. Как и разведки. Король скакал впереди, сияя цельнометаллическими латами, здесь – редкими. Где он – там и северо-восточная граница Мульда. По крайней мере, Каруху так казалось.

Но у арбалетчиков было иное мнение.

О нападении я узнал по истошным крикам впереди. Придержал Бобика, дёрнувшегося туда, где движ. Впрочем, закончилось всё очень быстро. Оставив своих, я двинул вперёд, выслав Биба на разведку.

Он обнюхал лесополосу, откуда стреляли.

- Там никого, хозяин!

Правильная партизанская тактика против сильного врага. Укус – отход. А результаты впечатляют.

Первый арбалетный болт получил Шаррух. Он свалился на землю и остался лежать. Оперение белело у горла, на палец выше кирасы, окровавленный наконечник вышел под затылком. Ювелирный выстрел!

Остальные стрелы ранили одного из брентов в королевской свите и кхаров. На доспехе монарха отпечаталась глубокая царапина. Броню болт не пробил. Моуи и правда хранит его.

Тем не менее – перепугался. Узкая физиономия Каруха сбледнула. Пикник кончился. Первое столкновение принесло потерю самого профессионального военного и ни одного убитого в стане врага.

Сто процентов, засаду подготовили не каросские наёмники. Те не стали бы пулять болтами по своим.

Король велел разбить лагерь, выставить часовых. Кароссцев отправил провести верховую разведку. Я заметил, что у наёмников тоже есть пара волкодавов. Бежали бы впереди, вынюхивали – точно заметили бы опасность раньше, чем стрелки начали шмалять. А то и обезвредили бы засаду.

Я подмечал недостатки нашей армии, искренне желая ей поражения и бегства. Чем скорее – тем лучше, пока живы мои дружинники. Но, связанный клятвой, ничем не мог этому способствовать.

Переночевали. Умылись у ручья. Затем король созвал всех глеев, брентов и сотников. Меньше чем в дневном переходе прямо на пути стоит замок местного землевладельца. Едва ли больше, чем у моего тестя, где родилась Мюи. Деревни пустые. В страхе перед освободителями хрымы разбежались. Кто-то – в леса. Часть наверняка пополнила гарнизон.

Воин средних лет, повышенный из десятников в сотники у кароссцев, предложил выделить отряды с собаками и обшарить местность, выискивая схроны крестьян. Скот наверняка где-то в лесах. Если найти и забить три-четыре десятка кхаров, армия наестся мяса после длительного перехода.

Утвердили. Основное же войско тронулось вперёд, чтобы осадить замок. В идеале – заставить сдаться.

Нираг повёл наших к замку, мне с Бобиком пришлось присоединиться к каросским наёмникам, им не хватало собак. Я больше полагался на Биба, естественно, никому о нём не рассказывая. Один Нираг догадывается, и то – лишь благодаря длинному языку моей матушки.

Въехали в заросли. Часть деревьев – как на Земле, но встречаются и совсем странные, которым не знаю названий. Кусты по брюхо Бурёнке, она ступала очень осторожно. Бобик, пущенный вперёд, тотчас решил продовольственную проблему для себя, схарчив молодого пырха. Потом принялся таскать мне пойманных жирных птиц, принёс полудюжину зайчиков, копытное существо вроде нашего оленя… Поиск беглых крестьян его ни разу не заинтересовал. А Бурёнка основательно отяжелела от вьючной поклажи. Пришлось слезть и идти за ней вслед.

- Хороший у тебя пёс, южанин! – окликнул меня наёмник. – Продай!

- Я не бедствую. Бобик – мой друг. Кто же продаёт друзей?

- Друг? Собака – друг?! – карросец громко заржал, словно земной конь. – Он же со-ба-ка, а не человек. Скажешь ещё, что твой кхар – друг?

- Не друг. Подруга. Она – девочка. Бурёнка.

Отсмеявшись едва ли не до икоты, тот подвёл черту:

- Странные вы люди, южане. Скотину держите едва ли не за людей.

Тем временем Биб нашёл хрымов. Одни только женщины, дети да пяток стариков. Без крепких мужчин. Я бы скрыл. Солгал бы, что пёс учуял схрон справа, и нам срочно следует повернуть. Но нет – один из наёмников увидел сломанные ветки. Их оставляют кхары, если гнать через лес.

След привёл нас на поляну. Хрымы слышали наше приближение, но уйти не успели бы. И не пытались. Одна женщина держала лук дрянного качества, при виде воинов в кольчугах и шлемах опустила его.

- Как мы удачно зашли, - заметил десятник и указал древком плётки на стадо кхаров и живности мельче, а также телеги с мешками.

- Смилуйтесь! – к нему бросилась бабёнка лет тридцати, прижимающая к себе грудничка. Тот хныкал. – Не забирайте последнее. С голоду умрём!

- С голоду или не с голоду…

Десятник не договорил. Фразу закончил его меч. Не спешиваясь, карросец молниеносным движением выхватил его из ножен и рубанул сверху вниз.

Сталь рассекла женщину от макушки до развилки. Половинки упали на траву. Туда же шлёпнулись два куска мяса – всё, что осталось от младенца. Хныканье прервалось.

Ещё раз. Повторяю, если кто не понял. Только за просьбу о пощаде он разрубил пополам мать вместе с ребёнком. Без раздумий. Без колебаний.

Рука сама потянулась к ТТ.

- Клятва, хозяин! Моуи увидит.

Биб прав… Ладно. Всю несправедливость это мира мне не выправить.

Под окрики кароссцев хрымы запрягли бычков в телеги. Стельных коров и молодняк привязали к задкам телег. Потом, едва не рыдая, забили всех коз, покидав тушки на повозки поверх мешков.

После чего кароссцы вырезали всех хрымов. До единого. От младенцев до стариков. Явно испытывая меньше эмоций, чем крестьяне при заклании животных.

- Что-то ты бледный, глей, - хохотнул десятник. – Али этих пожалел? Забудь. Иначе кто-то сбежал бы и донёс о нас.

Кому это надо?! О нашей едва плетущейся ораве все знают и без того.