Я затащил тушки Орвила и Драха на спины их тхаров. Дрянных коровок двух других покойников привязал, чтоб шли следом. Хозяйственный!

Так и добрались до брентства, к позднему вечеру. Владелец моих бывших угодий ещё не почивал, а сидел в каминном зале… нет, лучше сказать – в каминной комнате. Пил нир. Так сказать – дегустировал.

С порога кинул ему предъяву по поводу выделенных провожатых, возвращённых в порченном виде, но глей даже ухом не повёл.

- Что же ты хотел, Гош? Это – не каросские наёмники. Те чтут кодекс. Я же набирал по городским тавернам. Не суетись. Выпей с дороги.

Он прав. Я опустил натруженную седлом пятую точку на высокий деревянный стул. Налил себе сам. Самогон дешёвый, но неплохой. Держат пока марку.

- Вот скажи мне, Нимирх. Ты получил это поместье благодаря королевскому капризу, а не по закону. Не по наследству от отца.

- Ну?

- Переменится король, это же брентство отойдёт другому. Или дешёвые солдатики прирежут тебя во сне, чтоб разделить найденное в доме и разбежаться. Или хрымы взбунтуются.

Ухмыльнулся. Скривился.

- Сгущаешь, глей. Моуи не позволит.

- Крулай тоже на Моуи уповал. Лежит в подвале храма Святого пришествия. Ждёт родню и погребального костра. Я убил его прямо на глазах Каруха. Король даже пальцем не шевельнул. Доходит?

- Что ты хочешь сказать?

- Что жить надо по совести. Не грабежом. Не убивать, кроме случая, когда на тебя напали. У тебя неплохая земля. Нирогонный заводик. Живи в своё удовольствие и не ищи приключений.

- Ты в чём-то прав. Но я повязан, - язык у парня слегка заплетался, однако слова он произносил вполне осмысленные. – За глейство и эти земли я обязан идти за королём – освобождать хрымов.

Он улыбнулся, распахнув рот. Волосы тёмные, глаза почти чёрные, а верхние клыки – раза в полтора больше моих. Дед или бабка у Нимирха точно из антов.

- У меня жена – ант. Дети тоже будут анты. Или полукровки. Почему мы должны воевать с антами? – спросил его.

- Так Карух на том к власти и пришёл. Брата убил. Таким как я обещал: заберём всё у антов и поделим. Устраним несправедливость.

- Весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем мы наш, мы новый мир построим – кто был ничем, тот станет всем, - ответил я ему, попадая в мотив «Интернационала». Местный яндекс-переводчик, пасующий при обсуждении налоговых зачётов, изумительно справляется со стихотворным размером. А уж с рифмой совсем нет проблем. Большинство слов заканчивается на «хрр» или «брр».

- Ты к чему?

- На моей родине однажды решили – отнять и поделить. Не очень хорошо вышло.

- Гош! Я всё-таки живу как другие. А ты? Южный изгой. Рано или поздно тебя сожрут. И плевать на законы. Особенно если на законы отца плюёт молодой король. Дружина хоть есть?

- Есть. Обстрелянная.

- Но против армии королевства или пары отрядов каросских наёмников не потянет. Рискуешь, Гош. Сильнее меня рискуешь. Это тебе первому надо думать – что делать дальше. В рощу сейчас пойдёшь? А лучше переночуй. Не друг ты мне. И не будешь. Но… уважаю.

Так. Ещё кружка, и разговор окончательно скатится до: ты меня уважаешь – а ты меня? Приглашение я принял, отправившись спать, наутро отвёл двух трофейных корово-бычков (под хвост и брюхо не глядел, пол не определял) в деревню, где выменял на мёд. Правильно – липовый! И без мух. После чего с пеналом бумаг и бочонком не меньше чем на пятнадцать либ, полным сладкой засахаренной массы, потопал в рощу. Верью приветствовал как старого знакомого. Он меня тоже запомнил. Надеюсь – однажды не съест с голодухи.

***

Клай за зиму подурнел с виду, посмурнел. На рыжей гриве проступили седые нити. Может – пара всего. Но – заметно.

Семейная жизнь означает испытания. Повторная – тем более.

Настя лишь хмыкнула при моём появлении. Удалилась к себе. Больше не вышла. Не особо вежливо, но я не в претензии.

- Пойдем, воздухом подышим?

Брент пожал плечами.

- Может – пообедаешь с дороги?

- Обед в честь дорогого зятя без нира невозможен. А мне нужна твоя трезвая голова, тестюшка.

Он накинул тулуп и вышел за мной во двор. Дружинник отворил ворота.

- Помнишь, Клай, как отбивались здесь от каросских наёмников прежнего глея Кираха? Будто сто лет прошло.

- Да… Много всего утекло. А здесь стояли палатки на нашей свадьбе.

Теперь просто поле со следами вспашки плугом. Февраль здесь теплее марта под Брянском. Скоро распутица. Посевная. Миры разные, а жизнь течёт по тому же кругу.

- Надеюсь, не жалеешь, что женился?

- Не знаю! - он взмахнул руками, и в том жесте было отчаяние. – Ничуть не напоминает мою прежнюю любовь, мать Мюи. Настья освоилась, стала упрямая. Перечит по любому поводу. Что муж – господин для жены, ей – пустой звук. Считает, все мы виноваты перед ней, что застряла там, где нету айфьинов.

- Айфонов, - машинально поправил я. – Ну а главный виновник…

- Ты, Гош. Так твоя мама ей и объяснила.

- Переживу недовольство Насти. Теперь давай о тебе. Ты же понимаешь, что все женщины – разные? Снаружи у каждой пара сисек. И ниже там – одинаково устроено. Но внутри – другие! Пока ты сравниваешь Настю с покойницей, нормально у вас не будет. Вслух сравниваешь?

- Бывало…

- Ну вот. А представь себя на её месте. В мозгах восемнадцать лет, в её окружении – это скорее позднее детство, чем ранняя зрелость. Вдруг – бац! Ты в другом мире. Всё другое. Тело более взрослое. Вокруг чужие. Нравы совершенно не такие. С её точки зрения – дикие. Постоянные упрёки, что ведёшь себя хуже умершей, то не так, это не так. Ты, здоровенный и грубый мужик со страшными клыками, вдвое старше…

- Не совсем вдвое…

- В её мире такие как ты – с морщинами и сединой – выглядят за пятьдесят. Короче, берёшь замуж. Куда ей деваться? Попрекаешь, что не девица. А она – что, клялась тебе, что ни с кем ни разу? В её обществе такого не бывает. К восемнадцати почти все попробовали. Грехом не считается.

- Как это не считается?!

Он даже приостановился, глядя на меня недоверчиво.

- Вспомни, Мюи пила лёгкий нир. А в некоторых культурах женщинам строжайше запрещена даже капля алкоголя. И лицо они открывают только близким родственникам. После свадьбы – мужу. Там невесту выбирают, не видя внешности! По их понятиям, Мюи с открытым лицом – распутница.

- Дикари!

- Не дикари. Другие.

- Не пойму никогда.

- А придётся, коль взял. Навязал себя. Один мудрец нашей культуры, Антуан де Сент-Экзюпери, сказал: мы в ответе за тех, кого приручаем. Ты приручаешь Настю, хоть и не особо удачливо. Мудрая женщина Катерина Насута добавила: спорить с женщиной в принципе бесполезно, а когда она демоница, так и опасно[1].

- Ты хочешь сказать: Настья – демоница? То есть колдунья?

- Не воспринимай буквально. Нет, конечно. Но порой мне кажется, что в каждой женщине есть что-то демоническое. Хотя бы немного. Когда Мюи ревнует меня к Насте и кричит: убирайся к своей хрымке, я вижу в своей спальне настоящий кусочек ада. Всё равно её люблю. И никогда не сравниваю с бывшими. Понял? Твоя первая жена – в тебе навсегда, но к Насте она не имеет никакого отношения.

- Сколько же у тебя было женщин, коль ты в них так разбираешься?

Хотел ему сказать – точно меньше, чем у Насти мужиков до тебя, но не стал.

- Клай, ни один мужчина не разбирается в женщинах до конца. Не понимает причин их поступков. Не в силах предсказать поведение. Смирись. Не дави на неё.

- Голова кружится от твоих советов. Что, не спорить с ней? Потакать всем прихотям?

Сильный, грубоватый мужчина, он искренне расстроился. Выглядел беззащитным и каким-то наивным.

- Зачем? Сядет на шею. Поступай как считаешь нужным. Не пытайся её убеждать.

Наверно, Клай скорее согласился бы в одиночку сразиться с пятью каросскими наёмниками, чем переварить в голове услышанное.

- Ну и намудрили вы в своей стране… Как она называется?

- Россия. Наш национальный девиз: «Умом Россию не понять». Потому название страны женского рода. Настя ничего не рассказывала? Про культуру нашу? Может – песни пела?