Лорд и леди Маккон прибыли в свою загородную резиденцию без предупреждения, и потому их неожиданное появление повергло стаю в смятение. Граф Вулси, выбравшись из экипажа, немедленно оказался в окружении бойких молодых людей, собравшихся во дворе замка, но, будучи выше большинства из них на голову, спокойно проследовал к дверям, раздвинув их, как бронированный пароход — подтаявшие льдины.

Майор Чаннинг, гамма Вулси, видимо, выскочивший из своего кабинета, встретил альфу у входа, на ходу завязывая галстук. И вообще он выглядел так, словно только-только проснулся, хотя время было довольно позднее.

— Милорд, мы не ждали вас до полнолуния.

— Непредвиденная поездка. Кое-кого нужно запереть в подземелье раньше, чем ожидалось.

О том, как первый владелец Вулси использовал подземелье, ходили разнообразные толки, но независимо от первоначального назначения оно идеально подходило для стаи оборотней. Сказать по правде, весь дом был отлично приспособлен для ее нужд. В дополнение к хорошо укрепленной территории и кирпичным стенам тут имелось не меньше четырнадцати спален, изрядное количество приемных и несколько сомнительных с виду, но весьма функциональных башен, одну из которых лорд и леди Маккон задействовали под личные покои.

Чаннинг махнул рукой ораве клавигеров, приказывая им разобраться с багажом и помочь леди Маккон выйти из кареты. Граф уже навострил уши, прислушиваясь к тихому отчету одного из членов стаи. Биффи он оставил на жену в спокойной уверенности: уж что-что, а указать джентльмену его место леди Маккон отлично сможет, даже если это место в подвале.

Алексия, с удовольствием опираясь на руку Биффи, поскольку усталость снова брала свое, отправилась вместе с ним в подземелье и выбрала для молодого денди одну из клеток поменьше. Два клавигера с окованным серебром оружием сопровождали их на случай, если леди Маккон утратит хватку.

Алексия не хотела отпускать Биффи, ведь его лицо стало таким бледным от ужаса перед неизбежным превращением. Этот процесс был мучителен для всех оборотней, но хуже всего приходилось новичкам, крайне болезненно реагировавшим даже не на перестройку тела, а на утрату контроля над собой.

Биффи явно не хотелось покидать безопасную гавань, обеспеченную запредельным прикосновением Алексии, но, будучи джентльменом до мозга костей, он не мог даже намекнуть на это. Ему было куда огорчительнее на всю ночь навязать даме свое общество, чем превратиться в неистовое чудовище.

Пока клавигеры раздевали Биффи и защелкивали серебряные наручники на его тонких запястьях, Алексия, отведя глаза, прижимала ладонь к его затылку, зарывшись пальцами в густые шоколадные волосы. Понимая, что чувство собственного достоинства юного денди с каждой минутой страдает все сильнее, она не прекращала легкомысленную болтовню, в основном на темы моды и всяческого украшательства.

— Все готово, миледи, — выходя из клетки, сказал клавигер, державший в руках одежду несчастного Биффи. Второй уже стоял за посеребренной решеткой, намереваясь захлопнуть ее, как только леди Маккон окажется снаружи.

— Мне очень жаль, — только и смогла сказать Алексия, обращаясь к Биффи.

Тот замотал головой.

— О нет, миледи, вы подарили мне несколько часов покоя.

Они отошли друг от друга, так что кончики пальцев едва соприкасались.

— Пора, — сказала леди Маккон, разорвала контакт и как могла быстро устремилась наружу, в коридор.

Биффи, не забывая о вреде, который может причинить Алексии, когда она его не касается, в тот же миг изо всех сил, которые присущи сверхъестественным и только что вернулись к нему, бросился в глубину клетки, пока его не накрыли изменения.

Алексия всегда находила процесс трансформации оборотня интеллектуально захватывающим событием и наблюдала за ним с любопытством юного натуралиста, наблюдающего за препарированием лягушки, но на самых молодых оборотней ее восторги не распространялись. Ее муж, профессор Лайалл и даже майор Чаннинг умели перекидываться, почти не замечая сопутствующей боли. Биффи этого не мог. Едва она сделала первый шаг, мальчик закричал. За последние несколько месяцев леди Маккон поняла, что во всей Вселенной нет более ужасных звуков, чем звуки страданий гордого, доброго молодого человека. Когда внутренние органы и кости стали разрушаться и принимать новую форму, крик превратился в вой.

Сглотнув подступившую желчь и жалея, что под рукой нет воска, чтобы заткнуть им уши, Алексия решительно приняла руку одного из клавигеров и пошла с ним к лестнице и вверх, по ступенькам, к успокаивающему гомону стаи, оставив второго нести одинокое бдение рядом со страдающим Биффи.

— Ты правда этого хочешь? — спросила она своего провожатого.

Клавигер не попытался уклониться от ответа. Всякий знал, что леди Маккон ценит искренность и прямоту.

— Бессмертие, миледи, не терпит легкого отношения, и неважно, что идет к нему в придачу и какую приходится платить цену.

— Да, но стоит ли оно таких мучений?

— Я бы все равно выбрал его, миледи. А он вот нет.

— И ты не предпочел бы попытаться стать вампиром?

— Сосать кровь, чтобы выжить, и никогда больше не увидеть солнца? Нет, миледи, спасибо. Если мне повезет и я смогу выбирать, то лучше попытаю счастья с болью и проклятьем.

— Ты храбрый парень, — она потрепала клавигера по руке. Они как раз добрались до верха лестницы.

Шум, поднявшийся из-за внезапного появления четы альф, улегся, превратившись в приятный оживленный гул стаи, собравшейся как-нибудь развлечься. Кто-то хотел отправиться на охоту, другие намеревались сыграть в кости, третьи выступали за состязания по борьбе.

— Только не в доме, — беззлобно пробормотала, услышав это, леди Маккон.

Вначале Алексия думала, что никогда не приспособится жить под одной крышей со взрослыми мужчинами, коих насчитывалось больше десятка, — ведь, когда она росла, рядом с нею были лишь сестры. Но теперь ей это даже нравилось. Во всяком случае, всегда ясно, где находятся члены стаи — такие уж они по природе своей, громогласные, шумные. Она жестом подозвала Румпета, дворецкого стаи.

— Румпет, у вас найдется минутка подать чай в библиотеку? Будьте так любезны, мне нужно просмотреть кое-какие книги и документы. И еще, попросите, пожалуйста, моего мужа зайти ко мне, когда у него появится время. Это не срочно.

— Сию минуту, миледи.

Библиотека была любимым местом Алексии и ее личным убежищем. Однако сегодня вечером она собиралась использовать это помещение по его прямому назначению — для исследований, и направилась в самый дальний угол, где за большим креслом выкроила немного места на полках для отцовских записей. Он предпочитал маленькие блокноты в кожаных переплетах; такими пользуются школьники — простая темно-синяя обложка с поставленной в левом верхнем углу датой.

Судя по тому, что смогла выяснить Алексия, Алессандро Таработти был не слишком приятной личностью. Практичной, как все запредельные, но без той этической основы, которую умудрилась взрастить в себе она. Может, так вышло потому, что он принадлежал к мужскому полу, а может, все дело в детстве, проведенном в итальянской глуши, вдали от прогрессивной риторики Англии. Отец начал вести дневники в шестнадцать лет, осенью, во время своего первого семестра в Оксфорде, и перестал вскоре после женитьбе на матери Алексии. Записи в лучшем случае можно было назвать спорадическими: иногда Алессандро ежедневно обращался к дневникам, а потом несколько месяцев или даже лет не писал ни словечка. По большей части записи касались сексуальных подвигов автора, стычек, которые у него бывали, или содержали длинные описания новых сюртуков и цилиндров. Тем не менее Алексия с надеждой обратилась к ним, ища любые упоминания о попытке убийства. Увы, записи оборвались лет за десять до заговора стаи Кингэйр. Алексия лишь на короткое время позволила себе потеряться среди строк, сделанных аккуратным почерком отца — как всегда удивляясь, до чего же он похож на ее собственный, — а потом оторвалась от них и обратила свое внимание на книги. За ними она и скоротала остаток ночи. Ее задумчивость нарушалась лишь Румпетом, бесконечно приносившим свежий чай. А однажды пожаловал не кто иной, как гамма Вулси.