— Сеньоры, ехали бы вы к себе, а? — произнёс Сигизмунд.

— Что ты хочешь за пленных, сукин сын!!! — заорал вдруг бургомистр, срываясь.

— Я уже сказал, что я хочу, сам ты сукин сын! — заорал я в ответ, полыхнул, но Тит и Сигизмунд навалились на меня, останавливая, и оба были в доспехах — пламя им не страшно. Вспышка ярости прошла, я пришёл в себя. Успокоился, но в режим астероидла с трясущимися руками перейти было сложно.

— Я сказал, что хочу, мерзкая ты продажная тварь! — сформулировал я, гася ярость. — Я хочу денег! Денег, сукины дети, в качестве компенсации за то, что вынужден держать тут у вас свою армию! А также компенсацию за моральный ущерб — из-за вас меня недолюбливает король, и косо смотрят другие владетели. Ну и компенсация за нанесённый графству ущерб, за битых людей! Куда ж без неё!

— Вы должны мне деньги, сеньоры! — Мои глаза загорелись, я говорил очень грозно и искренне, многие вокруг втягивали головы в плечи от идущей от меня мощи и энергии. — Деньги, сеньоры, мой долг! И пока я не получу своё, хрен что получите вы! Нет денег — нет мёда! Нет денег — нет мира! Нет денег — нет и пленных! Гоните мои деньги, уроды, и будет вам счастье!

— Зачем ты это делаешь!

Новый голос, новое действующее лицо. Женщина. Пожилая, с накидкой — чёрным траурным платком. Видимо непростая женщина в городе, авторитетная, ибо перед нею все горожане расступились, пропуская вперёд, к нам и нашей словесной баталии. Магистраты также ничего не сделали, и она встала перед ними передо мной. Посмотрела строго, печальными глазами.

— Рикардо, ты же хороший мальчик! Я помню тебя, ты приезжал к нам ранее. Тебе ещё жить да жить. Зачем ты это делаешь, зачем берёшь такой грех на свою неокрепшую душу?

И правда бабуля крутая. Но кто она — Ричи не помнил. Жаль.

На щеках слёзы… Женские слёзы. Слёзы матери в трауре, оплакивающей сына… И я растерялся. И молчал непозволительно долго.

Но сзади меня стояли люди. Мои парни с оружием — а даже баронские воины всё равно мои. Сами бароны, которые ВЕРИЛИ в меня и мою правоту, подчас её не понимая. Да чёрта с два, СОВСЕМ меня не понимая, но всё равно следуя! А за ними простиралось вдаль всё графство с сотнями тысяч живущих в нём людей. Которым требуется защита, которые также верят в молодого энергичного владетеля.

— Зачем? — воспрянул я и вложил в голос иронию и злость. — Затем, сеньора. Подумайте. Просто подумайте.

Тишина. Молчали и мои, и горожане, и даже пленные не стонали.

— Сто пятьдесят лет назад вас отпустили, — начал я самый эмоциональный монолог в своей жизни. — Отпустили по примеру Магдалены и Аквилеи, без войны, без смертей и гибели людей. Надеясь, что теперь, когда вы получили своё, мы будем жить бок о бок, вместе работать и сотрудничать, друг другу помогать. Так думали мы, графы Пуэбло! Мой прадед, дед, отец! Но что получилось на самом деле?

Я распалялся всё сильнее, и становился всё эмоциональнее и эмоциональнее. Опять понесло, но, к счастью, ярость контролировал.

— А на самом деле вы всегда подставляли нас, сеньоры, при первом удобном случае.

Нам нужно железо? Вы заключаете контракты с другими, лишь бы оно не досталось нам. Почему? А чтобы «не зависеть» от нас, а на самом деле выбить конские преференции. Такие, что проще в Валенсии закупать.

Нам нужно перекредитоваться, так как король зажал плату для Лимеса, не привёз вовремя? Вы даёте, с удовольствием, но под такие грабительские проценты, под которые выгоднее везти деньги из Таррагоны и Вандалузии, но, блин, времени нету кредитоваться там! Почему вы так плюёте на нас? Потому, что можете, потому и плюёте!

На колонну беженцев с наших земель напали степняки? Отлично, мы закроем ворота, степняки угонят людей графа и уйдут из под города, и мы будем в безопасности. А что людей угонят в степь? Так то ж графские! Наши же жопы в тепле!

Нас нужно поддержать оружно? Недалеко война, бой, орочий отряд прорвался в тылы? И тут в вашем войске конский понос, и вы не можете выслать даже сотни, хотя орки гуляют вдоль Светлой, как по древней виа. Ничё-ничё, граф справится! А потом к вам же обратится за помощью, чтоб латать дыры от разорения — можно будет ему же и под проценты в долг дать.

Ах да, графу и баронам срочно деньги нужны. Постоянная война штука недешевая. А давайте скупим весь урожай на год вперёд по низким ценам! Графу же прямо сейчас надо, у него наёмники без денег не воюют, нет денег — нет мёда! А расплатится он зерном, потом.

Эх, а ведь есть ещё транзит через ваши земли, как мог забыть! Наши грузы, которым долго огибать выцарапанный вами участок НАШИХ земель. И заградительные пошлины персонально для графства для торговли внутри города, чтобы наших купцов туда не пустить, и тут не забыть.

О, а теперь граф решил дорогу строить! И ему нужна перевалочная база на территории городских земель. Так пусть платит, сволочь! Мы же не просто так, мы же его друзья! Родня его! Вот пусть по родственному платит десятикратную цену, всё равно больше нигде он такую базу не устроит, только здесь. Ах да, мы ж ещё и дорогу ему не разрешали строить. Это он сам так задумал. Надо бы поторговаться… Ну ладно, дорогу пускай строит, за свой счёт. А пользоваться мы будем бесплатно, о чём с графа позже особый договор выбьем. Так, сеньоры? Так, уважаемая, или всё, что я сказал, выдумки?

Молчание. Недовольный гул в задних рядах горожан, но в целом тихо.

— Мы считали вас братьями, — продолжил я, чувствуя, что эмоциональный накал спадает, а наваливается, наоборот, усталость и апатия. — Ибо когда-то наши предки вместе заселяли эти земли и вместе отбивались от общего врага, спина к спине. Но вы захотели жить отдельно, в собственном доме, как вам хочется, добывать своё железо, ни с кем не делясь. Ладно, нате, живите! Дарим! Это нормально, когда брат уходит из отчего дома, бывает. Но вы по-братски делали подлость за подлостью, гадость за гадостью, дразня графство, пиная его. Потому, что Пуэбло — зверь слабый, его грех не пинать! Родственники? Родня? Да прям, эта сельскохозяйственная голытьба не может быть родственниками таких прекрасных и богатых железопромышленников, белой кости, купающейся в серебре и золоте! А значит ату его, и графа, и его баронов!

Вы сто пятьдесят лет пинали зверя под названием Пуэбло. Дразнили его. Несмотря на то, что зверь всячески показывал, с первого дня, что хочет жить в мире. Ну, не до вас было ни моему отцу, ни деду! У них и так проблем выше крыши! И вы борзели всё больше и больше, всё больше и больше пиная моё графство!

Так вот, сеньоры, вы своего добились! Зверь повернулся, наконец, к вам. И оскалил пасть, показывая, что он — всё-таки зверь. Повернулся не к Аквилее, не к Магдалене, которые тоже хоть и неприличные, но родственники. А к вам, от родства открестившихся. И теперь вы ответите ему за всё, что творили сто пятьдесят лет. И раз не родня нам, башмачникам-селянам, значит никаких родственных скидок, платите!

А чтобы вы поняли, что я — серьёзно, и я — зверь, а не безусый мучачо, по ошибке перепутавший берега, эти прекрасные люди за моей спиной будут повешены! В назидание вам, pidoram gnoynыm! Эта война — не безумие, не ошибка, не моя юношеская прихоть! Это то, что вы хотели, к чему вы давно вели, считая себя неуязвимыми и непогрешимыми. На графство может напасть хоть миллион степняков, я всё равно вернусь к вам и стребую всё, за все эти годы. И не будет денег — не будет и мёда, сеньоры. Привыкайте, никаких родственных отношений, чистый голый прагматичный капитализм, где абсолютно за всё придётся платить.

А теперь прошу всех разойтись по домам. Даю четверть часа; кто не уберётся от лагеря за это время на полёт стрелы — получит эту самую стрелу в жопу, или куда достанем. Всё понятно, или повторить для особо одарённых?

Мы постепенно собирали манатки, не спешили. Подписали ряд с Дионисием, который тут же завизировали все пять директоров, а после Альварес лично отвёз его к городским воротам. Вечерело, солнце садилось. Трупы уже больше суток болтались на брёвнах, и никто не думал их снимать. Ляпота! Горожане же заперлись и никто из города эти сутки носа не казал.