— Держитесь и молитесь за нас — может господь сниспошлёт нам силы духа и силы физические справиться с напастью». Точка. Граф Пуэбло, подпись, все дела.

— То есть, сын мой, — это падре, — не «не заплатим в ЭТОМ году, отдадим позже», а просто «не заплатим», и всё?

Боже, как он охренел. Такое лицо надо видеть. Эффектом доволен — мысленно поставил галочку. С ним охренели и остальные, но только падре нашёл в себе силы возразить.

— Да, именно. Мы просто не заплатим, — держа покерную маску, кивнул я. — Нам нужнее — богоугодное дело делаем.

Всё, и падре выпал в осадок, лишь хлопая глазами.

Я осмотрел сидящих за столом. Все, абсолютно все сидели с раскрытым ртом, а нас по утрам немало собирается народа — вместо тесного почти семейного круга доверенных, как раньше, мой стол теперь напоминает казарму, где кормится взвод или рота. Зато можно не теряя времени дела обсудить. И вся рота сейчас была в ах… Изумлении.

— Чего? Чего уставились? — не выдержал я. — Сделайте лица попроще, сеньоры.

Падре подобрал челюсть первый.

— Рикардо, сын мой. Так НЕЛЬЗЯ!!! — налился железом его голос. — Божью долю платить должны все! И никто… Никто, сын мой, не смеет указывать епископу, как ему быть и какие решения принимать! Никто не может давить на церковь, сын мой! А иначе…

— Да? — деланно удивился я. — А то что будет «иначе»? Что «иначе», падре? Ну?

Отче замялся.

— Сын мой, так НЕЛЬЗЯ, — от недостатка аргументов повторился он. Я тоже повторился:

— А «иначе» будет что, святой отец?

— Тебя объявят отступником, — попытался стращать он. Мишель-Анабель сбоку на это только презрительно скривилась, что, кстати, не осталось незамеченным святым отцом, разозлившимся ещё больше.

— За что? — издевался я. — Я не поклоняюсь золотому тельцу, дьяволу или другому богу. Я истинный христианин. И в личной беседе честно сказал, что готов исполнять принятый церковью обряд, невзирая на то, что было где-то там, — абстрактно махнул рукой. — Ибо господь един для всех.

— Ты, истинный христианин, который сколько уж месяцев как не причащался? — парировал он очень важным для себя аргументом. Я же на это лишь развёл руками.

— Так ведь война, отче. Некогда всё. Вернусь из похода — обязательно причащусь. И попощусь даже.

— Тебя от церкви отлучат, идиот! — в гневе вскочил он и топнул ногой. Я тоже вскочил:

— Ну, отличили! Отлучили меня! Дальше что будет, падре?

— А дальше то, что ты не сможешь ни причаститься! — стращал он выкатив бешенные глаза. — Ни исповедоваться! Ни грехи отпустить!

— Аж мурашками от страха покрылся! — ёрничал я, и видел, как рвало кукуху от моих слов всем остальным присутствующим. Как они кривились, убирали глазки в пол от… Стыда? Робости? Я на святое замахнулся, на что пока никто не замахивался. Не было тут Мартина Лютера. А церковь наоборот, это тот институт, который не даёт развалиться государствам, не даёт им сцепиться друг с другом, чтобы нас сожрали орки. Или кокнули эльфы. И правда, с огнём играюсь. Но я принял решение, а значит буду его исполнять, и точка.

— Рикардо!.. — Священник тяжело задышал, заставляя себя успокоиться и взять в руки — ором ничего не добьёшься. — Рикардо, сын мой, ты волен быть в своих заблуждениях. Но отлучат не только тебя. Могут отлучить всё графство. Тогда никто из местных жителей не сможет делать этого. Церкви просто закроются. Ты не понимаешь, что это такое, ты слишком юн и глуп.

Только представь: во всём Пуэбло никаких крещений. Никаких отпеваний. Никаких служб. Никаких исповедей и отпущения грехов. Как мы пойдём к богу с неотпущенными грехами? Это в ад дорога, сын мой! Для всех! Все жители графства будут страдать за тебя, нести твой крест. Ладно роптать, но ты и правда не хочешь спасения тысяч безвинных душ?

— Господь судит людей по делам их, — зло парировал я, опасно сузив глаза. — Священник лишь направляет, напутствует, как пастух овна. Но получает этот овен только за то, что сотворил или не сотворил сам, святой отец, кто бы и сколько ему грехов ни отпускал на грешной земле.

— Кощунство! Ересь! — На сей раз падре сказал это устало, не подскочив и не вылупив зенки.

— Приведите цитаты из писания, отче, и я завтра же постригусь в монахи. Докажите словами Исуса, что это работает так, что люди хоть как-то могут повлиять на решение бога, приняв это решение ВМЕСТО бога? Священники ставят себя на уровень с Ним? Так? Ну?

Снова тишина. Конечно, святой спор с мастодонтами церковной риторики я не осилю — задавят аргументами. Тем более ни Рома, ни Ричи библию не знали. Но здесь и сейчас это победа. А большего пока и не нужно.

— Почему епископат считает, что у него есть право решать за всех? — усмехнулся я, переходя в наступление. — Решать, кто достоин общения с богом, кто нет? На каком основании?

— Епархия, сын мой, это божья территория, — с придыханием в голосе ответил отче и был рад, что перешли на близкую, но другую тему. — Как король — помазанник божий; бог вручает ему землю, чтобы берёг её и управлял, и король отвечает за неё перед господом. Так и епископ — ему бог вручил эту землю, чтобы нёс он свет веры живущим на ней душам.

— Но кто-то же назначил епископа на это место? — давил я.

— Другие епископы. На Священном Соборе. И вряд ли такое произойдёт без божественного одобрения.

Последний термин спорный, но соответствует парадигме. Не буду придираться, сам к тому же апеллировал совсем недавно.

— Но кто-то назначил епископами этих епископов? — А вот это назрело. Пора подводить местных к мысли об источнике власти, что оной может быть воля народа. Макиавелли тут не было, буду прогрессорствовать.

— Так по очереди же они друг друга и назначили, — подал голос молчавший до этого, растерянный Вермунд. Пока вояка не понял, куда ветер дует, но сообразил, что это будет очень важно. И пока не понимал, поддержать меня, или же падре, попытавшись вместе задавить одного дерзкого воспитанника.

— Хорошо, — продолжал я. — Второго епископа назначил первый, вверил ему землю. Третьего — первый и второй сообща. Четвёртого — первый, второй и третий общим собранием. И так далее. А кто, мать вашу, сеньоры, назначил САМОГО ПЕРВОГО епископа? Когда не было епископов назначить его сюда?

Тишина. Обалдение. Понимание.

— Император? — подала голос Астрид. — Только император может назначать епископов.

Неправда, это домыслы, не было тут императоров вот и понавыдумывали «как было раньше». Но спорить не стоит, к другому апеллирую. Тем более императоры очень сильно на епископов влияли, пусть открыто и не могли их назначать.

— После Основания? Император? — презрительно скривился я. — Император остался в Старой Империи, сестрёнка. Точнее он и там не остался — империя распалась. Но нам главное, что тогда ТУТ не было императора. А значит кто назначил первого епископа?

— На… Народ? — А это выдавил из себя мой родственничек, сеньор комендант. Это были первые его слова за завтрак, но я за них был готов его расцеловать. Ибо никто произнести это вслух не решался. — Сами люди?

— О! — щёлкнул я пальцами. — Именно. Народ! Вот кто может назначить епископа! Народ определённой территории может вручить духовную власть над этой территорией, сиречь над своими душами, праведному, достойному с их точки зрения человеку, несущему слово божье искренне и от всего сердца.

— Да, падре, мать твою! — заорал я на священника, и он вздрогнул и вжал голову в плечи. — Да, падре! Если эти зажравшиеся суки не пойдут на компромисс, народ Пуэбло создаст у себя не какой-то грёбанный диоцез, а целую мать его грёбанную епархию! Ты правильно понял мой намёк, не притворяйся! Как её назвать: «Самая Южная епархия», «Лимесская»,» «Степная» — не знаю пока. Может «Приморская» или «Жемчужная» — посмотрим. И, кстати, падре, когда я думал о кандидате на пост первого епископа, я думал о тебе.

И снова эта раздирающая душу тишина, вызванная всеобщим офигеванием. Я побил все рекорды в искусстве удивлять, но радоваться что-то не хотелось.