— Не так, Диего, — повторил я вслух и усмехнулся щуплому. — Они не не могут, просто их НЕ УЧИЛИ драться. Их учили пресмыкаться перед нами, благородными тварями, которые их ни во что не ставят. И они пресмыкаются. Потому, что это оптимальная стратегия выживания. Но если завтра мы изменим к ним отношение, если поставим их на другой уровень — они будут вести себя сообразно с новыми условиями. Да, вчера они бы ни за что не взяли в руки оружия, а сунь мы его им насильно — тут же сбежали бы с предполагаемой войны при первой возможности. Потому что зачем им это делать, воевать? Ради чего умирать? Ради забитой жизни, где их все чморят и считают вещами? Вещь не хочет умирать — не видит в этом для себя необходимости. Вещь не хочет умирать за владельца — это проблемы владельца, а не вещи. Единственно, за что они готовы умереть — это защита собственного дома, собственной деревни, собственной семьи. Всё.
Теперь же они — свободны. СВОБОДНЫ, мать вашу! — поднял я голос. — Они — не вещи. А значит, принадлежат только себе. А значит, если захотят и будут хорошо работать — получат богатство и статус. А получив их, им будет что терять. А раз есть что терять — то есть что защищать.
Да даже без богатства — они пока не успели его приобрести. Сейчас они потеряют свою человечность, свои перспективы! У них уже есть статус людей, и за это стоит повоевать. Тем более, от них в плане боевых действий много не требуется — бери пику и арбалет и защищай тын родной деревни.
— Да, они не спецы, — эмоционально продолжал я, и меня слушали. — И ПОКА воевать не умеют. Когда заработает ССО и начнут проходить обучение — мы сделаем из них нормальных ополченцев. Но даже сейчас крестьяне способны сковать большие силы степняков, облегчив работу оставшейся у нас конницы.
— А следующим летом, сеньоры, — усмехнулся я, — у нас не будет армии на фронтирах. От слова «совсем». И Альмерии будет не до наших сложностей, от того же слова. И тогда не кто-то, а именно вы! — ткнул я каждого из них пальцем. — Именно ВЫ будете не главной, а вообще единственной военной силой в графстве. Вы — армия. Они — заслон, сдерживающее врага ополчение. Пока они сдерживают, вы по частям разите супостата и едете дальше — продолжать разить. Только опираясь на такую стратегию, мы сможем выдержать и выжить.
Если же будем жить по-прежнему, как деды жили, нас схарчат. Их — потому, что они не будут защищаться. Попытаются бежать, да но по степи от орка далеко не убежишь, а воевать их мы не обучим. А потом съедят и нас — нас слишком мало для защиты графства. Даю руку на отсечение, через пару лет останавливать степняков люди будут под Овьедо. Всего через гребанную пару лет! Правда, моя рука к тому моменту будет съедена и переварена кем-то из «зеленокожих», так что хлёст не актуален.
Сеньоры молчали. Дулись, пыхтели, смотрели в пол. Тяжело отказываться от привычных прав и привелегий, ой как тяжело. Ты всегда надеешься на авось, на чудо, на божью помощь. Но эти трое хотя бы захотели меня выслушать. А остальные пятнадцать даже не соизволили явиться, выказывая этим своё «фэ», показывая, что не будут подчиняться в этом вопросе. На своих землях они хозяева, и менять ничего не собираются. Наконец, первым подал голос Рамос:
— Граф, что же делать теперь нам? Вообще делать, в принципе?
— То же, что делаю я. — Я отвалился в кресле. Диалог налаживается. — Поймите правильно, бывают такие ситуации, когда есть только плохое решение и очень плохое. Хороших нет. Например, вы получили рану. Она загноилась. Началась гангрена. И у вас выбор — или оттяпать начавшую гнить руку, чтобы сохранить себе жизнь, или оставить как есть, но завтра гангрена перекинется на всё оставшееся тело, и вы сыграете в ящик. Мы не можем жить так, как жили. Нам в самое ближайшее время придётся:
а) освобождать крестьян,
б) давать им оружие и учить сражаться пешим строем, и
ц) переводить рыцарское ополчение на принцип хирда — то есть службы сеньору не за землю, а за идею и блага от сеньора. И чем быстрее начнём — тем больше шансов испеть, а значит выжить.
Да, вы не ослышались, придётся менять сам принцип службы. Бароны должны превратиться в ярлов, пусть они и будут называться баронами. Они получают в кормление землю, но уже эта земля неделима и за службу не раздаётся, не делится на мелкие части.
Ополчение подвергается периодической мобилизации, но мы не можем этого себе больше позволить. Хирд не сидит на земле, а потому он всегда боеспособен, всегда мобилизован и по первому звуку горна едет закрывать любые дыры в обороне, в любое время года. Это вторая новость кроме освобождения крестьян, которую вы должны переварить и довести до сведения личного состава.
— Мы с парнями уже перетёрли этот момент, — произнёс вдруг Йорик, поддерживая меня. — И парни согласились — так будет лучше. С одной стороны ты служишь, а тебе не платят. Но с другой ты тоже не обязан разбирать жалобы крестьян, не обязан думать, где бы перехватиться зерном и деньгами в неурожайный год. Теперь у барона пусть голова болит, и у старост. Да, это непросто, но мы решили, что лучше так, зато наши семьи будут жить в замке и в безопасности. Ну, а мы повоюем — наше дело солдатское, знакомое.
Слова Йорика внесли в среду баронов смятение. Ибо Йорика знали и уважали — с его-то послужным списком.
— То есть ещё и мобилизация круглый год… — тихо произнёс грузный Рохас. Обречённо.
— Я не изверг, — покачал я головой, — и понимаю, что дома тоже надо бывать, и что в боевом походе даже у самых сильных воинов заканчиваются запасы как провианта и фуража, так и терпения и боевого духа, нельзя воевать вечность. У нас обязательно будет ротация. Пока не создадим собственные пограничные войска — лимитанеи. Но поначалу придётся тяжко. Но как барон содержит хирд из рыцарей-хирдманов и не даёт им умереть от голода, и подкидывает оружие, так и я буду подкидывать вам, баронам, и зерно в голодный год, и оружие, и, главное, брони для войска. Не скажу, что это будет броня экстра-класса за сто лунариев, нет, скорее что-то среднее по уровню защищённости, чуть получше кольчуги. Но повторюсь, это будет наша, своя броня, и я вам её ДАМ, если не потянете.
Снова пауза. Нарушил Вольдемар:
— Сеньоры, завтра с утра мы едем на нашу экспериментальную кузницу — смотреть, какую графские мастера сварили сталь для доспехов. Астрид, моя воспитанница, все уши про неё прожужжала. Приглашаю вас. А после вы примете решение.
— Я понимаю правильно, что беглые от нас, если мы не освободим свои крестьян и не переведём их на аренду, из графских земель выдаваться не будут? — спросил хмурый Серёга Рамос.
— Нет, — покачал я головой. — Но буду честен, себе я их также не оставлю, и автоматом свободы им не дам.
— Или Лимессия, из которой выдачи нет, или виа, или легион! — воскликнул Рохас. Себе под нос, но мы все слышали.
— Именно, Сигурд. Всё верно, я подписал этот указ, и уже отправил его королю… На ознакомление. — Усмехнулся, ибо указ этот мой подписан не будет. На что мне в общем глубоко плевать.
— Да, это честное заявление, граф. — А это не прекращал иронизировать Алонсо.
— Сеньоры, вы не понимаете ещё одной простой вещи, — решил я чуть задержаться и дать очередной ликбез. — Вот скажите, как получить с коровы максимальную прибыль? Почему-то все считают, что для этого её надо больше доить и меньше кормить. Почему — я не знаю, однако куда ни плюнь, все выдаивают из своих людей последнее. А зачем, блин?!
На самом деле человек, у которого ничего нет — опасен. Ибо ему нечего терять. Это экстремист, который ударит тебе в спину косой или серпом, если ты отвернёшься. Потому, что он тебя ненавидит, и, повторюсь, ему нечего терять.
А теперь представьте, что у человека что-то есть. Собственное уверенное хозяйство. Ремесло с мастерской и базой клиентов. У него есть скот, у него есть жена и дочка в хороших обновках, купленных на ярмарке, и они все это ценят. У него есть уверенность в будущем, что завтра его не поведут пороть на конюшню за какую-то фигню. А теперь скажите, ударит ли такой человек в спину? Или ему проще подчиниться своему графу или барону? Я думаю, что подчиниться проще, так как при внеплановом поборе ты потеряешь всего лишь что-то материальное, но останешься хозяином всего, что имел. У тебя останется ремесло, скот и собственность. А главное — твой статус в обществе, уважение. Тебе есть чем рисковать, вступая на тёмную дорожку, а значит может ну её нафиг?
