— Я вижу еще одну вещь, — она поймала его взгляд. — Я вижу искру тепла в твоем холодном, черством сердце, брат. Всего лишь крошечный уголек, но он есть, хотя мне всегда казалось, что это невозможно.

Ее слова возымели на Сезрана странное действие. Он вдруг отшатнулся.

— Это Дэрин, — продолжила Миск. — Ты любишь его.

Маг реагировал так бурно, словно Миск ударила его кинжалом.

— Глупая дура! — заорал он, снова рассвирепев. — Не лезь не в свое дело! Загляни лучше в будущее еще раз. Я сам создам свое будущее, и ты ничем не сможешь помешать мне!

Он снова оседлал штормовой ветер, превратившись в кипящую, иссиня-черную грозовую тучу. Взвыл ветер, загрохотал гром, и волшебник исчез.

Гэйлон все не возвращался, и Дэрин впервые почувствовал, как медленно тянется время. Некоторое время он рассматривал потолок, хотя уже давно выучил наизусть каждую трещинку, каждую паутинку. Он знал этот потолок как свои пять пальцев. Именно пять?

С усилием герцог поднял дрожащую левую руку на уровень лица. Его правый глаз плохо слушался и смотрел куда-то в другую сторону, так что рука некоторое время двоилась. Дэрин терпеливо дождался, пока все встанет на свои места и он сможет рассмотреть свою чудовищную конечность.

Сколько времени прошло с тех пор, как он стал пленником собственного тела? Наверное, немало, так как рука почти зажила и между обрубками пальцев наросла настоящая перепонка из причудливых шрамов. Его рука была теперь больше похожа на лягушачью лапу, а не на конечность человека. От ее вида герцога затошнило, и он уронил руку на одеяло, чтобы не видеть этой мерзкой картины. Зажившие ожоги болели теперь сильнее, чем когда-либо; и также сильнее, чем когда-либо, он ощущал, что не чувствует своей парализованной правой половины тела. Закрыв глаза, он позвал смерть, хотя отлично понимал, что ничего не дождется. Его дух упорно цеплялся за жизнь, хотя мозг жаждал освобождения.

Дэрин испытал внезапный приступ бессильной ярости, словно вся желчь в нем вдруг вскипела, выплеснувшись мучительной болью в груди. Он хотел кричать, выть от душившей его злобы, но боялся, что если он начнет кричать, то не сможет остановиться, боялся, что на крик прибежит Гэйлон и начнет излучать сострадание и любовь. Сострадание принца Дэрину было тяжелее всего переносить.

Герцог ощутил на лице дуновение прохладного воздуха и открыл глаза. Пламя свечи, установленной у его кровати, подпрыгнуло, и Дэрин скосил глаза в направлении двери. В спальню вошел Сезран. Он был один. Согнувшись у очага, маг принялся подбрасывать поленья в огонь.

— Гэй? лон? — спросил Дэрин.

— Гэйлон изучает «Книгу Камней».

Маг выпрямился и подошел к кровати. Он держал что-то в руках, и Дэрин наконец рассмотрел, что это была широкая чаша из кованого золота, украшенная кроваво-красными рубинами. В свете свечи чаша играла и искрилась.

— Хочешь узнать, что у меня есть? — спросил Сезран, поворачивая в руках чашу, словно любуясь ею. — Я принес тебе подарок, Дэрин Госни. В этой чаше твоя смерть. Ты доволен?

Дэрин дважды моргнул, но не смог найти слов.

— Мальчишка рассказал мне о твоей просьбе, но нож слишком груб и жесток, а смерть от него может быть мучительной. Все зависит от того, насколько тверда рука и верен удар, — он поднес чашу ближе. — В этой чаше — сладкие, счастливые сны, и один из этих снов — самый последний — вечный сон без тревог и сновидений. Таково ведь было твое желание?

Губы Дэрина слегка раздвинулись, и он облизнул их языком. Некоторое время он глядел на чашу, потом перевел взгляд на Сезрана. Глаза мага были похожи на бездонные колодцы, наполненные мраком, и Дэрин увидел в них собственное отражение. Наконец герцог кивнул.

Сезран улыбнулся.

— Тогда это твое. Но сначала? — он поставил чашу на столик рядом со свечой, — сначала расскажи мне, каковы твои планы относительно мальчишки. С твоей смертью вся ответственность ложится на меня. Ты, кажется, называл его принцем? Если это так, то ты должен знать вот что: я научу его колдовать, но не смогу научить его тому, что должен знать король, — это не моя специальность.

— Он? б-будет? королем.

— Боюсь, он будет не готов к этой сложной работе даже после того, как я закончу его учить.

— Он? д-д-должен править.

— Я не сомневаюсь, что он будет это делать. Его сила, его могущество уже сейчас выше моего понимания. Если он захочет править, никто и ничто не сможет его остановить. Но попомни мои слова: королевства, которые он подчинит своей власти, горько проклянут тот день, когда он станет их владыкой. Он заставит их забыть, кто такие были Черные Короли. По сравнению с ним сам Орим показался бы добряком.

— Н-нет! — тихо воскликнул Дэрин.

— Да. Ты уже видел силу его ненависти. Именно ненависть движет им.Он едва сдерживает свою ярость и гнев. Он вспыхивает по самому ничтожному поводу, а его инстинкты бойца уже сейчас отточены, и требуется совсем немного, чтобы довести их до совершенства. Он убийца по своей природе, а его правление будет жестоким и кровавым.

Искалеченная рука Дэрина рефлексивно дернулась, а мускулы лица уже давно ходили ходуном.

Сезран наклонился к нему и продолжил, глядя на него в упор:

— Все, о чем я тебе говорил, обязательно произойдет, если Гэйлон получит Кингслэйер. С этим мечом в руках он станет всемогущим.

— Его нас? наследие?

До сих пор маг говорил рассудительно и спокойно, но теперь его голос зазвучал громче:

— Это не его наследие. Меч принадлежит мне, Дэрин. Это я выковал и закалил клинок, и мне он принадлежит по праву. Я был глуп, когда отдал его в человеческие руки, и теперь меч должен вернуться ко мне. — Сезран понизил голос и почти шептал, низко склонившись над Дэрином:

— Ты знаешь, что я прав. Если ты касался Кингслэйера, держал его в руках, то ты знаешь, что я не обманываю тебя. Человек, который владеет Камнем, никогда не должен касаться его.

Воспоминания пронеслись в памяти Дэрина яркой чередой, и он почувствовал, как сердце отчаянно застучало в груди. Он помнил вкус этого могущества! Он жаждал его даже теперь, хотя понимал, что меч не может принадлежать ему.

— Мой д-долг?

— Твой долг заканчивается вместе со смертью, а ты выбрал смерть. — Сезран взял чашу и поднес ее к губам Дэрина. — Скажи мне, где спрятан Кингслэйер, и питье — твое.

Глаза мага коварно заблестели. — А мальчик знает? Ты говорил ему?

Дэрин покачал головой, не отрывая взгляда от чаши.

— Хорошо. Скажи мне, где он, и обретешь свободу.

Чаша наклонилась, и герцог увидел в ней темную тягучую жидкость. Золотистые блики играли на ее маслянистой поверхности. Дэрин жаждал сна, покоя, забвения, но что станет с Гэйлоном? Мальчик — почти юноша теперь — был взращен ненавистью, а Сезран никогда не сумеет научить его состраданию, не сумеет сдержать силы, которые управляют Гэйлоном. Чем может он, калека, помочь мальчику? Подумав об этом, Дэрин мысленно проклял свое немощное тело.

— Скажи мне, — вкрадчиво шепнул волшебник, но Дэрин сжал губы и отвернулся к стене.

Последовала тишина. Затем чаша ударилась о решетку очага и со звоном покатилась по полу. До слуха Дэрина донесся звук удаляющихся шагов мага.

Молодая девушка была так красива, что дух захватывало. Ее губы были горячи, и она тесно прижималась к нему. Так почему же он чувствует одно только раздражение?

Люсьен осторожно высвободился и снял руки Марсел со своей шеи. Затем он шагнул к кровати и взял оттуда ее алый бархатный плащ. Накинув плащ ей на плечи, он застегнул на горле золотую пряжку и надвинул ей на лицо капюшон. Волосы Марсел свободно падали на высокую грудь и мерцали в свете очага красным и золотым.

— Ваше величество? — тихо, но с обидой сказала Марсел.

— Тише, — промурлыкал Люсьен, прикасаясь к ее губам кончиками пальцев.

— Ты самая желанная, Марсел, но? сегодня ночью мне предстоит кое-что обдумать. Мне нужно побыть одному.