Зажав в кулаке Колдовской Камень и прислушиваясь к песням герцога, Гэйлон все же заснул, и ему снились кролики, призрачные девы и колдовство. Затем начался совсем другой сон?

Прозрачный звездный свет лился на укутанный толстым снежным покрывалом дивный сад. Подобно духам зимы, неподвижно замерли статуи и замерзшие водопады фонтанов. При помощи своих вновь обострившихся чувств Гэйлон очень быстро понял, что сад ему снится, и статуи и деревья послушно исчезли. Твердый наст на снегу продолжал похрустывать под башмаками Гэйлона, и он, вдыхая полной грудью морозный воздух, протянул руку и потрогал снег под ногами. Снег был холодным и? не очень холодным.

Чувствуя, как сердце его бешено забилось, Гэйлон осознал, что каким-то образом его сон перешел в явь, и что он на самом деле находится в каком-то ином месте, не в лагере и не спит, а бодрствует. Паника охватила его, и Гэйлон проснулся, судорожно ловя ртом воздух. Некоторое время он лежал неподвижно, наслаждаясь реальностью жесткой, промерзшей земли поляны. Дэрин все еще пел, и Гэйлон, крепче сжав Камень в кулаке, снова смежил глаза.

Ему пришлось приложить немалые усилия, чтобы заставить себя расслабиться и уснуть. Ему опять начал сниться тот же заснеженный сад, но теперь он оказался там не один. Среди статуй стояла крошечная фигура в плаще с капюшоном, настолько неподвижная, что казалась высеченной из мрамора. Оглядевшись по сторонам, принц узнал это место: это были сады Каслкипа. Теперь он догадался, кто стоит здесь в плаще, утопая в глубоком снегу.

— Джессмин, — тихо позвал он, боясь громким звуком нарушить безмолвие неподвижного сада.

Принцесса повернулась в его сторону, откидывая на спину капюшон плаща. Свет звезд замерцал на ее бледных щеках, и Гэйлон догадался, что она беззвучно плачет. В растерянности принц сделал несколько шагов ей навстречу, но чем ближе он подходил, тем шире открывала она рот в гримасе изумления и тревоги. Он был уже довольно близко, чтобы рассмотреть написанный на ее лице ужас, и потому не слишком удивился, когда девочка бросилась назад в замок.

— Джессмин! — крикнул он ей вслед, не желая гнаться за ней и пугать ее еще больше. Принцесса исчезла среди деревьев, и Гэйлон почувствовал себя одиноким и потерянным. С силой зажмурившись, он попытался проснуться. Вместо этого он испытал странное головокружение; потом ему почудился тихий шепот, словно голос Дэрина раздавался откуда-то издалека, напевая:

И до щеки упругой Касается перстом, И льнет к устам желанным В лобзанье ледяном?

Последняя нота долго дрожала в ушах, пока не затихла. Последовала минута мертвой тишины. Затем раздалось шарканье и шуршание, словно порыв осеннего ветра гнал опавшие листья по дорожкам парка, и принц открыл глаза. Он оказался не в парке, а в отцовской библиотеке в замке. Огромная комната была погружена в темноту, и только на столе горела оплывшая, толстая свеча, стоя в лужице грязного света. За столом кто-то сидел, сильно сутулясь и с присвистом дыша, склонившись над толстой книгой в кожаном переплете, медленно и осторожно переворачивая шелестящие страницы. Гэйлон замер без движения, боясь пошевелиться и выдать свое присутствие.

Мужчина за столом вдруг замер и быстро обернулся, уставившись в пространство комнаты. Его взгляд скользнул по фигуре принца, не видя его.

— Кто здесь? — спросил Фейдир.

Гэйлон остался стоять неподвижно, и посланник привстал, чтобы загасить свечу. Луч света в последний раз мигнул и погас, и в библиотеке воцарился непроницаемый чернильный мрак. Снова послышались шорох ткани о кожу и шаркающие шаги. В самой середине комнаты запульсировал крошечный голубой огонек, слабая искорка голубого цвета, и Гэйлоном овладело сильнейшее беспокойство, сразу превратившееся в страх. Фейдир тоже владел Колдовским Камнем! Старик тем временем забормотал что-то глухо и непонятно, а его подсвеченные голубым тонкие пальцы принялись двигаться в пустоте, проводя в воздухе светящуюся линию. Прозвучала еще одна странная фраза, и во мраке засветилась вторая линия, сошедшаяся с первой под прямым углом.

Страх Гэйлона продолжал нарастать. Какой-то глубокий инстинкт подсказывал ему, что он должен немедленно бежать, спасаться, что стоит Фейдиру закончить плести свою волшебную сеть, и он безнадежно увязнет в ее магических переплетениях. Закрыв глаза, Гэйлон снова пожелал оказаться где-нибудь подальше отсюда, но голос Фейдира продолжал грозно звучать у него в ушах, уверенный и таивший в себе смертельную опасность. Мальчик в отчаянье протянул вбок руку, нащупал в темноте книжную полку и на ощупь побрел вдоль нее, пробираясь к дверям. Каждой клеточкой своего тела он чувствовал, как непреодолимая сила не пускает его, тянет назад, и каждый последующий шаг требовал от него гораздо больших усилий, чем предыдущий.

С горечью Гэйлон подумал о том, каким же он был глупцом. Он-то думал, что это так просто — костер, кролики, голубое свечение волшебного Камня, однако в этом своем сне, который был так не похож на сон, он не мог управлять Камнем. Ноги его подгибались, и, сделав еще шаг, он почувствовал что падает.

В ужасе Гэйлон запрокинул голову, зажмурился и закричал:

— Помоги мне!

Тотчас же его скрючило, согнуло и скрутило, словно кто-то пытался разорвать его пополам. Гэйлон даже подумал, что Фейдир успел закончить свое заклинание, но — нет. Библиотека куда-то исчезла, и его окружали теперь холодные, голые каменные стены. Стены сочились сыростью. В этой комнате горело множество свечей, но им не под силу было справиться с темнотой, которая клубилась в дальних углах. Темные стены как будто поглощали свет, вместо того чтобы отражать его.

Вся комната была уставлена грубо оструганными столами, а на столах теснились многочисленные кувшины, колбы, чашки, ступки, загадочные приспособления и медикаменты всех видов. Возле одного из столов стоял спиной к Гэйлону высохший старик в пыльной темно-синей мантии. Тонкие руки так и ходили над заваленным всяким хламом столом, поминутно хватая пригоршню того, щепотку этого, наудачу опуская загадочные компоненты в стеклянную кастрюлю, стоявшую перед магом. В конце концов маг схватил чайничек, который висел на треножнике над пламенем свечи, и перелил его содержимое в кастрюлю.

— Ну вот, — довольно проскрипел старик. — Теперь смесь должна настояться, прежде чем затвердеет. Что ты хочешь? — спросил он внезапно, даже не повернувшись к Гэйлону.

Принц промолчал.

— Ну вот что, — желчно заявил старик, — скажи-ка по-человечески, чего ты хочешь?

На этот раз он повернулся лицом к мальчику и посмотрел на него в упор.

Колдовской Камень свисал с его шеи на толстой золотой цепи.

— Вы знали что я здесь? — удивился Гэйлон, не сводя глаз с Камня.

— Разумеется, — резко сказал волшебник. — Я в состоянии почувствовать Спящего. Зачем ты явился сюда? Надеешься выведать мои секреты? Кто подослал тебя?

— Никто? — под градом вопросов Гэйлон растерялся. — Просто я заблудился.

— Как ты мог заблудиться, если попал сюда?

— Но я даже не знаю, куда это — сюда и где оно расположено!

— Тем хуже для тебя. А теперь — проваливай!

— Я не?

— Хватит! Я сказал — проваливай! — маг угрожающе помахал в воздухе тонким пальцем. — А не то я отправлю тебя в такое место, где тебе понравится гораздо меньше.

В подтверждение своих слов маг схватился за свой Камень, и он засветился интенсивным синим огнем.

Гэйлон повернулся и отправился поскорее прочь, не заботясь о выборе направления. Он долго шел каким-то извилистым коридором, потом свернул в узкий тоннель и ни разу не остановился до тех пор, пока подземный ход не вывел его на открытое пространство. Снаружи по-прежнему была ночь, только свет здешних звезд свободно лился на бескрайнюю степь, совершенно безлесную. Только кое-где виднелись темные, голые скалы. Воздух пах солью и влагой.

Порыв ветра налетел ниоткуда, сильно толкнув принца в бок и выгнав его из-под прикрытия высокой скалы, спиной к которой он стоял. Казалось, что ветер ведет, направляет его в дальний конец пустоши. Было ли это исполнением угрозы старого мага? Гэйлон не успел сосредоточиться на этой мысли: луговина под ногами внезапно окончилась, и принц обнаружил, что стоит на самой кромке утеса. Глубоко внизу неспокойное море штурмовало мокрые острые скалы, и клочья седой пены взлетали высоко в воздух, превращаясь под хлесткими ударами ветра в соленый и сырой туман.