— Прости, Манюсь, я… немного увлекся…

— Тебе надо поесть, — скромно заметила я.

— Да черт с ним. Ты как? Я не сделал тебе больно?

Я замотала головой. Глеб поднялся совсем, сел, провел рукой по волосам. Я поправила платье, тоже попыталась принять более вертикальное положение, но меня все еще потряхивало от пережитых эмоций. Было ощущение, что я вымоталась, как будто работала физически.

— Манюсь… — Глеб опять приблизился, но уже не наваливался всем телом — вообще почти не касался. — Я не напугал тебя? Ты мне скажи честно. Я же знаю, что ты у меня… неопытная. Пожалуйста, не терпи ничего, что тебе не нравится.

— Хорошо, — я кивнула. — Мне… понравилось.

Взгляд его вспыхнул с новой силой.

— Только вот… Глебушка… я… не уверена… я не знаю… но мама сказала, что… нам не следует торопиться.

Он сгреб меня в охапку и прижал к себе совсем целомудренно:

— Ну конечно, Манюсь, не следует. Она права. Я тоже так думаю. Хотя, конечно, башню срывает, когда ты так близко… — он потерся щекой о мою макушку. — Наверное, плохая была идея с сеновалом, да?

— Нет. Все нормально. Давай ты покушаешь и пойдем гулять? Дядя Сережа разрешил мне гулять с тобой до двух.

— Мало, — улыбнулся Глеб.

— Мало?! А спать когда?

— Ты права. Просто мне всегда тебя мало…

Что-то странное происходило со мной, я ни в чем не находил удовлетворения. «Дела» мои прошли еще лучше, чем я ожидал. Хватало и на мотоцикл, и на поездку на острова, но ни того, ни другого не хотелось. С тех роскошных тусовок, о которых рассказывал Маше, я уходил еще до начала возлияний. Играл в волейбол, отвозил партию друзей в спорт-бар и уезжал домой. Да, взял подержанную «Тойоту», но и от нее не испытывал почти никаких ощущений. Словно провалился в бесконечную вату. Ничто не радовало меня, ничто не злило. Хотя нет, кое-что раздражало — Машины короткие ответы, больше напоминавшие отмазки, чем дружеский разговор. Понятно, она не в лучшем настроении, но я-то со всей душой… Со всей своей черной и подлой душой. Нет, мне не было стыдно за тот спектакль. Никого не убил, не покалечил. Я не виноват в том, что некоторые личности слишком наивны, доверчивы и не умеют облекать свои мысли в слова. Но мне хотелось эмоций, а их вдруг все будто унесло ветром. Первое время в городе я пытался жить как обычно: ходил на тусовки, снимал телочек, пил много алкоголя… но очень быстро понял, что все это потеряло вкус. Совершенно одинаковые, будто под копирку сделанные, тупые курицы с надутыми губами, огненное пойло, которое не вызывает во мне ничего, кроме глухого раздражения и головной боли наутро… Я даже изменил своим правилам и вдарил по альтернативным методам поднятия настроения, но эффект был ошеломляюще коротким, а отходняк — просто отвратительным. Казалось, что меня тошнит от самого себя. От вида своей рожи в зеркале, от звука своего голоса, даже от ощущения собственного тела. Как будто я весь — один сплошной помойный отброс, и нет никакой возможности от этого освободиться. Так я прожил неделю, а потом не выдержал и поехал опять к бабушке. Уже на своем автомобиле, покупку которого так давно планировал. Предвкушая, как покатаю на нем Марусю, а она улыбнется мне и расскажет какую-нибудь свою смешную глупость. Почему-то ее глупости не раздражали меня, а наоборот, умиляли. Что ж, может, и вправду, выйдет у нас что-нибудь серьезное — звала же она тогда на дискотеке меня назад…

Но в Филимоново ждал неожиданный удар. Машу я предупреждать о своем приезде не стал — хотел сделать сюрприз — тем же вечером приперся к ней с подарками и уже на подступах к дому Сорокина увидел Манюсю в крестьянских лапах Стрельникова. Сосед-маргинал, кажется, собирался слопать ее живьем, предварительно раздавив руками. Как?! Как это возможно? Почему они помирились… почему она ничего мне не сказала?! Но факт остается фактом. Они больше не в ссоре. И даже не друзья. Они целуются, как молодежь из неприличного американского фильма… И тут внезапно я ПОЧУВСТВОВАЛ! Это было так ярко, так оглушающе, что я чуть не упал на месте. Меня накрыло волной ярости, зависти, ненависти… Мои эмоции вернулись, и я упивался ими почти так же, как упивался бы эйфорией или адреналином на каких-нибудь гонках. Что ж, пожалуй, я должен быть благодарен Стрельникову за то, что ко мне вернулись чувства, ну а обратить их во что-то позитивное — это мы успеем.

Я вернулся в дом бабушки и написал Маше сообщение:

«Привет. Видел, вы с Глебушкой помирились… Почему ты ничего не сказала?»

Она не читала до двух ночи, я уже начал нервничать, но вот наконец появились долгожданные голубые галочки и Манюся стала печатать ответ. Это заняло у нее целую кучу времени.

«Привет. А должна была? Ты не спрашивал. Ты в Филимоново?»

«Да. Увидимся завтра?»

«Нет, прости, я не могу. Занята весь день»

«А когда ты сможешь?»

«Пока не знаю. Много дел с мамой»

«Выдели мне пять минут. Я заскочу утром. Во сколько ты встаешь?»

«Лучше тебе не приближаться к моему дому. Ничем хорошим это не кончится»

Вот оно что! Это любопытно!

Адреналин кипел во мне, и это наполняло воодушевлением. Наконец-то! Азарт, гнев, предвкушение… Эмоции, мм..!

«Понял. Но не думай, что я так просто отступлюсь;)»

«Денис, чего ты добиваешься?»

«Как чего? Общаться с тобой, дружить. Забыла, что ли?»

«Я не хочу с тобой дружить, извини»

«Почему?»

«Мне не нравятся методы, которыми ты добиваешься своих целей»

«Почему ты мне раньше не сказала? Я ведь к тебе приехал»

«В любом случае, Глеб против того, чтобы мы общались, и я не собираюсь ему перечить»

«Какая ты послушная! А если я с ним договорюсь?»

«Не договоришься»

«Вот увидишь!»

Она больше ничего мне не ответила, а я не стал ждать — поставил будильник на шесть и лег спать.

Через четыре часа подскочил бодрый и вдохновленный. Черт, давно такого адреналина не ощущал в крови! Какой же это кайф… Даже если не получится выиграть эту войну, я уже благодарен ей за то, что она вывела меня из тупого летаргического сна.

Быстро собравшись, я поехал к Стрельникову на разговор. Идти было недалеко, но подъехать к дому этого неудачника (хотя почему неудачник? Немного везения он все же хапнул с Манюсей) на иномарке — совсем другой эффект. К тому же, возможно, придется куда-то переместиться для разговора.

Подъехав к дому, я набрал его номер, но Глеб не взял. Однако долго ждать не пришлось — я только подошел к калитке, как Стрельников появился во дворе собственной персоной. Как всегда, растрепанный, в плохой изношенной одежде. Стать у него есть, но обращается он с ней так пренебрежительно, что непонятно, что Манюся в нем нашла. Глеб нахмурился и медленно приблизился к забору:

— Чего тебе?

— Угадай, — я улыбнулся. Ничего не мог с собой поделать, так и тянуло злорадно скалиться.

— Я сейчас не могу разговаривать, некогда.

— А ты постарайся, Глебушка. Я вот для тебя всегда готов найти время.

Он опустил взгляд и сжал челюсти.

— Ладно. Сейчас, подожди пять минут.

— Хоть двадцать пять! — меня буквально разрывало от нахлынувших эмоций. Они скрутились в тугой комок, который прыгал по груди и очень сильно напоминал счастье. Ну, или, по крайней мере, острое удовольствие.

Стрельников вернулся даже быстрее. Мы сели в машину, и я отъехал в конец улицы.

— Ну и сволочь же ты, Уваров, — не выдержав напряженной тишины, выдал Глеб.

— Есть такое, — согласился я не без гордости.

— Нахрена?

— А что, быть таким тюленем, как ты? Это скучно!

Он резко выдохнул.

— Чего ты хотел-то?

— Хочу дружить с Машенькой, а она говорит: «Мне Глебушка не разрешает!» Вот, пришел к тебе за разрешением… — хотелось уже не улыбаться, а хохотать в голос. Просто капец, какая эйфория. А этот кретин добавляет масла в огонь — воспринимает все всерьез!