При встрече с людьми (хоть тяжело назвать их таковыми, да приходится, и принято вроде как) сразу появляется улыбка, возможность опрокинуть пару лестных фраз, что поднимут им настроение, а я увижу улыбку. Сглаживает бесцельность проживания такое положение дел, вот я и кидаю шутки, чтобы сиять. Темно же в этом космосе, покивайте мне в ответ. А таких, как мы с вами, мало. Если вы поняли, к кому обращение держу.

Я сижу дома, мне темно. Я лежу, умирая, без преувеличения, так как имею ввиду погибание личности. Отсутствует развитие и к нему ведущая мотивация. Слушаю каруззо, но это не успокаивает. Становится тошно, что я не чувствую такую музыку. Еле дышу.

Смотрю через окно на пустой город пустыми глазами. В основном, трачу своё время на просмотр низкого чёрного юмора мультиков, лёгких к восприятию, чем и привязывается внимание. Скучаю по холодным вечерним прогулкам в парке вдоль тёплых фонарей с сигариллой в руке. Мои стихи всё об одном и том же. Какой я несчастный, мечтатель, мыслитель бед, добрый, отчаянный, я, я! Вижу красоту, но боюсь её тронуть. Лень не выпускает меня в Мир, что хранят книги. И общаться не выходит с людьми. Ни тем общих не найти, ни казаться другим мне не хочется, чтобы понравиться.

Долго гляжу в своё отражение, любуюсь.

Вечно представлять хотел бы себя в гриме, ногти в чёрном и недавно мною купленным матовым цвете, пальто, лёгкий дым, что выходит из моих алых губ, обоюдно овивает мою персону дымком из кубинского элемента моего счастья. Звезде не кажется, что курение – часть её жизни. Поэтому мы не вместе, отшучиваюсь.

Днём трудно сдерживать себя, когда улицы свободны, как и я. Но я вспоминаю, что мне некуда идти. Я бы мимом шутил, веселил детей, чтобы чувствовать себя полезным. Ибо не умею шутить. Сарказм и самоирония – исчерпывающие себя жанры.

Не упускайте меня, друзья, когда увидите. Я буду зажат и чуть невесел, но, имейте ввиду, в глубине души буду чувствовать яркую радость вас встретить. Люди – иногда причина снимать наушники, хотя сперва являлись причиной их надевать.

Везде так много мелочей, всё понять не успеваешь. Почему же я не пытаюсь всё узнать, досада.

Это зрелище уже не может побуждать на улыбку. Только смерть посмеет улыбнуться, взглянув на всё это. Жалкое посмешище.

Вечный вопрос: чего я хочу.

Но его позволять его задавать сам себе я стал ближе к 17, в пору бунтарских начинаний. Скорее, неформальских.

Хотя. Что в 10 лет, что в 20 я живу с родителями, ем мамину еду и смотрю мультики. Где я, кто я, ответ понятен. Опыт неубедителен. У меня мало чего было, преобладает то, чего не было. А именно блядского секса, хороших шуток, остроумных бесед, денежного достатка и умения думать!

Я слышу лишь себя, и то плохо. Мысли же мешают друг другу. Я без друзей. Я без девушки. Я без работы. Я без учёбы. Я в семье, которая прожила своё и довольствуется заботой о своём чаде. Я не умею ничего, я не депрессивен, я виртуально зависим. Я иногда курю, чтобы чуть успокоиться. Объятие тепла изнутри. Тишина.

Во что же я превратился. Нет, будучи клоуном в гриме, имеется некая эстетика, посыл, он же цель, харизма, символ! Без неё – настоящий клоун. Не цирковой, а неудачник клоун. Всё теряю. Ничего не понимаю и со мной ничего не происходит хорошего. Я даже влюбиться не могу невзаимно, даже руки на себя наложить боюсь!

Чего я вообще достоин? С таким лицом, с такими волосами, с таким телом, с такими ногтями, с такой одеждой? Это средний класс, что движется от зарплаты к зарплате сквозь потные рабочие и пьяные выходные дни. Я всё упустил, не имея ничто! Ах. Какая досада, смотреть, как молодёжь меня обгоняет. Я себя чувствую странно. То сильным, то слабым. Но всегда в своём уме и теле, лишь меняется расположение (он же настрой) духа!

Нам всем нужно чувствовать, что мы важны. Я от этого устал. Вернее, что нет этого чувства. Устал искать и ждать. Поэтому и не хочу его более. Я ругаюсь с друзьями. Я устал писать никому не нужные песни, от этого в меня никто не влюбится, и моя жизнь не поменяется!

Только блаженны одинокие. Но я не осмыслен. Мне рано.

Мозг будто выжат, ночь проходит быстрее, и я утратил эту любовь как-то. Толь дожди отпугивают меня от прекрасного, толь совсем я потерял умение любить.

Что-то чувствовать, кроме наслаждения от совместных хохотаний с чёрного каламбура, выходит редко. Я не желаю сцены, мне точно некуда идти и некем быть. А пациент даже плохой для психолога, я при нём оживаю и шучу, хотя должен говорить о проблемах и плакать. Плакали мои деньги, но не суть. Друзья. О, как я рад, что они у меня есть, столь же опечален, что у них есть я. Кто ближний мой – тот цирк запомнит навсегда. Неугомонный я, когда смеюсь. Так страшно, возвышенно. Прощения просить стыжусь, бесполезно.

Я когда-нибудь ещё накрашу своё лицо в грим, только этот образ мне не придаёт шарма. Он во мне настоящем, а мимная физиономия привлекает куда больше внимание, нежели очередное полупрыщавое аристократическое лицо. Мои пороки беспощадны. И мешают быть, стать иным, я писал текст, возлагая надежду, что станет он началом для новой книги, но беда: пропала фантазия, да и влечёт меня всё к похоти, умалишённый в такие моменты, а после – никаких стремлений, ничего не важно.

Открытым к новому случится найти либо мусор, либо бесценность. Я среди мусора прохожу, не слышу вовсе, забыл былые мечты, и новых не отыскал, боюсь (немного) не поймать себя в том состоянии, где пьян любовью, рвусь благодарить всех и вся, стараюсь трудиться, создаю.

Лежу, укрыт одеялом от суматохи людской, родные спят, создавая мне личное пространство, а я борюсь с собой, надрываясь предварительно в душе из-за опасений в мыслях о неизбежном, борюсь в смысле проигрыша, в качестве проигравшего со всех сторон, вот. Трудно быть целым, переполненным, тем более, чем-то добрым, я хотел бы посмотреть, чистое ли сердце (или осколки от него) у меня, или как мне ещё себя понять? Гадать не буду и не умею, меняться закончил, успехи встрече непринадлежны, отныне в чудо верить неохота, но одним прищуренным глазком посмею, редко, чутко. Работать бы над собой, но не изволю. Смеюсь, шучу, унижаю, прошу прощения, забываю, ругаю себя, принимаю всё, ощущая боль, какую, не пойму, видимо, я такую правду не принимаю, сказки были лучше, честно.

уже трудно назвать это шоу, скорее, (гуглю правописание данного слова) экспромт моих переживаний на экране, тыкая пальцем по экранным клавишам.

прошёл хороший день. сперва я проспал встречу, лишившись завтрака, побежал на неё, почувствовал вновь это состояние. нет, не тошнота Сартра, не безразличие, что-то схожее со страхом и неуверенностью, однако, ею обладая, имею нерешительность, вот, да, странно.