— Не стоило беспокоить королеву. — При взгляде на Джессмин выражение его лица смягчилось. — Я обо всем позаботился.
— В этом-то как раз и заключается проблема, милорд. — Эовин слегка откашлялся и продолжил: — Королева Ксенары считает, что этот вопрос должен быть отнесен к ее ведению.
— Ничего подобного, — возразил Гэйлон, поворачиваясь к Джессмин. — Тебе нет никакой необходимости этим заниматься. На твою долю и без того выпало слишком много страданий и забот.
Губы Джессмин слегка изогнулись.
— Еще большие страдания причиняет мне сознание того, что мой муж узурпировал полномочия королевы Ксенары и собирается распоряжаться моей страной.
— Но это не так! — вспыхнул Гэйлон, и на его пальце немедленно сверкнул голубой искрой Колдовской Камень. — Как ты только могла подумать обо мне такое, Джесс?
— А как я могла не подумать?
Гэйлон быстро шагнул к ней по толстому ковру.
— Это дело не имеет к Ксенаре никакого отношения. Именно на меня напал убийца, и я имею право наказать его… или ее.
— Но только я в этой стране имею право вершить правосудие, — холодно ответила Джессмин. — Только я могу налагать наказания, после того как выслушаю показания свидетелей и рассмотрю улики.
— Но что хорошего это принесет? — требовательно спросил Гэйлон. — Кроме потери времени, мы лишь продлим наши собственные страдания.
Королева упрямо стиснула зубы:
— Я вовсе не уверена в вине леди Д'Лелан.
— Не уверена?! Спроси Дэви. Он был там. Если бы не он, она бы убила меня!
— Но почему? — негромко спросила Джессмин. — Что ты такого ей сделал, чтобы она стремилась отомстить?
Гэйлон не нашелся, что ответить, и Дэви понял по его глазам, что король сдался.
Джессмин тем временем высоко подняла голову.
— Я не верю в то, что Сандаал могла убить ребенка. Я считаю, что ее единственное преступление — это покушение на жизнь короля. В любой стране это тяжкое преступление. Но, поскольку мы — виннамирцы, которых почитают слабыми за нашу человечность и глупыми — за нашу тягу к простой и скромной жизни, мы также можем позволить себе еще один недостаток — милосердие.
— Я очень сильно в этом сомневаюсь, — неожиданно заговорил молчавший до сих пор Нильс Хэлдрик. — Подумайте хорошенько, ваше величество. Если вы проявите снисхождение, вы потеряете уважение и авторитет. Здешние жители жестоки, и это хуже всего. Здесь, в Ксенаре, публичные казни считаются лучшим развлечением. Никто не скажет вам спасибо за то, что вы спасете леди Д'Лелан… скорее, наоборот.
— Я не хочу, чтобы она умирала, — упрямо возразила Джессмин. — Она многие месяцы верно служила нам…
— Потому что это входило в ее планы, — вступил Гэйлон. — Мы никогда больше не сможем доверять Сандаал, как бы это все ни закончилось. Я не желаю, чтобы она была где-то поблизости, выжидая еще одного удобного случая.
— Тогда мы отправим ее в изгнание, — поспешно предложила королева. — Куда-нибудь подальше.
Гэйлон в поисках поддержки посмотрел на Нильса, а Дэви вдруг увидел в глазах Джессмин тень сомнения. Даже члены королевской семьи обязаны соблюдать законы страны, которой они правят. Этот жестокий, неумолимый факт неожиданно стал окончательно ясен королеве.
— Покушение на жизнь короля, — мрачно подтвердил лекарь, — является тягчайшим преступлением. — Он выпустил локоть посланника и подошел к королеве, несмело взяв ее узкие ладони в свои. — Вы очень многое сделали, миледи, чтобы завоевать симпатии самых авторитетных домов и кланов страны. Так не разрушайте же того, что досталось вам с таким трудом, не выбивайте почву у себя из-под ног. Если после всего этого вы покажете себя глупой и сентиментальной женщиной, все пойдет прахом. Последняя из королев, которая правила Ксенарой, сделала точно такую же вещь, какую вы намереваетесь совершить, и ее правление окончилось катастрофой.
Потрясенное выражение, появившееся на лице Джессмин, заставило Дэви испытать острую сердечную муку, хотя он еще не до конца осознал неизбежность казни Сандаал. Все эти тонкости, о которых шла речь, мало его трогали: он только представлял себе тело Сандаал — такое же холодное и безжизненное, как тело маленького Робина.
Это видение заставило его содрогнуться. Он и думать не осмеливался о том, что ее прекрасные черные глаза закроются навсегда. Все недолгое время их знакомства Сандаал постоянно ставила его в тупик, заставляя гадать, каковы же ее истинные чувства и побудительные причины. То она была задумчива и добра, то вдруг становилась холодной до жестокости, и все же мысль о том, что он может ее потерять, доставляла герцогу такие муки, что переносить их было почти не под силу.
Великий посланник наконец тоже заговорил. Его голос был слабым, но слова он выговаривал отчетливо:
— Совет во главе с королевой должен собраться утром. Мы не можем терять ни одной минуты, поскольку к настоящему времени весь город уже знает, что произошло во дворце. И за нами будут наблюдать особенно пристально, ожидая, какова окажется наша реакция, не проявим ли мы слабости, не заколеблемся ли.
— Мы… — с горечью произнесла Джессмин. Ее лицо вытянулось и побледнело. Только она могла принять решение, и тяжесть вины ложилась на ее плечи. — Пусть, по крайней мере, леди Д'Лелан переведут из темницы во дворец.
— Это невозможно, миледи, — объяснил Эовин. — Есть… сведения, которые мы должны узнать.
Королева отлично поняла, на что намекал посланник. Если бы это было возможно, она, наверное, побледнела бы еще сильнее. Дэви же ощутил страх. Почувствовав на себе взгляд королевы, он поднял на нее глаза. Джессмин ничего не сказала, но от ее взгляда герцогу Госни стало еще тяжелее.
— Спокойной ночи, милорды, — с горькой иронией произнесла Джессмин и величественно пошла по коридору прочь. По пятам за ней следовала верная Катина.
В отсутствие света все чувства Сандаал до предела обострились. Звуки и запахи навалились на нее. Сквозь толстую дубовую дверь просачивались в ее камеру тихие мучительные стоны, а временами из большой залы доносились отчаянные вопли. От этих звуков на лбу Сандаал, несмотря на холод и промозглую сырость, выступили капли холодного пота. В ноздри заползала терпкая вонь, такая плотная, что она почти задыхалась.
Сандаал лежала в углу на подстилке из мерзкой гнилой соломы, которая давно стала убежищем для насекомых. Вот по ее ноге поползло что-то крошечное и многоногое, и Сандаал, вскрикнув, вскочила так быстро, как только позволяли ей тяжелые цепи на руках. Но от насекомых некуда было деться. Она сделала всего лишь несколько шагов, и ее остановила сырая скользкая стена, и Сандаал опустилась возле нее на корточки, чувствуя в горле рыдания, которые никак не могли вырваться наружу.
Она, впрочем, понимала, что слезы ей не помогут. При мысли об этом она почувствовала гнев, который вытеснил из ее сердца жалость к себе. Она сама сделала выбор и, думая о последствиях, припасла склянку с быстродействующим ядом. Даже если бы ее попытка удалась и Гэйлон Рейссон пал от ее руки, у нее было слишком мало шансов на спасение. Она знала, что смерть является высшей, конечной целью всего живущего, и все же предпочитала быструю, благородную смерть от меча стражника возможности очутиться под ножом на столе палача. Склянка с ядом хранилась в ее комнате и была компромиссным вариантом между этими двумя наиболее вероятными исходами, средством с достоинством отступить после убийства Гэйлона, но увы — она была вне пределов ее досягаемости.
В крошечном оконце, прорезанном в двери камеры, замерцал тусклый свет. В замке загремел и повернулся ключ, дверь отворилась, и в свете факела закачалась странная уродливая тень. Человек, державший факел, неуклюже заковылял к ней, загребая ногами солому на полу. Сандаал показалось, что его левая нога намного короче правой и поэтому он ходит, выбрасывая здоровую ногу далеко в сторону. Как и Джейк, этот человек был без рубахи, а его торс и руки выглядели огромными и мускулистыми, какова бы ни была причина его хромоты.
