Гэйлон помолчал, и голубая стена света меж ними заколыхалась.

— Если вы не в состоянии простить меня, Сандаал, я не смею осуждать вас за это. Я сам не нахожу себе оправданий. Но только не надо играть в эти опасные игры. Никогда больше не говорите, что любите меня…

— Но я люблю! Люблю, клянусь всеми богами!

Печальная безнадежность овладела Гэйлоном.

— В этом случае я вынужден снова причинить вам боль. Я не смогу ответить на вашу любовь ни сейчас, ни потом. Самое грустное во всем этом — это та боль, которую мы причиним Дэви. Или вам все равно?

Легкая тень, промелькнувшая в глазах Сандаал, подсказала Гэйлону, что Дэви ей не так уж безразличен, однако лицо Сандаал снова застыло. Побудительные причины, лежавшие в основе большинства поступков ксенарцев, казались ему, королю северного Виннамира, совершенно необъяснимыми и непостижимыми. Сандаал же и вовсе поставила его в тупик. Хорошо хоть он выяснил, что ей не наплевать на герцога.

— Уходите! — снова приказал Гэйлон сердито. — Оставьте меня.

Губы Сандаал приоткрылись и вытянулись так, как будто она хотела что-то сказать, но король не дал ей вымолвить ни слова.

— Ну?!

Сандаал Д'Лелан повернулась и медленно пошла по коридору в направлении залы Совета, куда должны были переместиться поминки по Робину. Голубое сияние Камня постепенно погасло, и король бросил взгляд за окно террасы, на город, который виднелся за дворцовыми стенами. Незаметно наступили сумерки, и в темноте перемигивались огни ламп и уличных фонарей, однако сегодня в Занкосе было необычайно тихо. До слуха Гэйлона не доносились ни крики подвыпивших моряков, ни дробь копыт по мостовым, ни скрип колес фургонов. Простые горожане горевали вместе со своей королевой.

Гэйлон понял, что ему необходимо найти Дэви. Надо было попытаться объяснить герцогу неловкую сцену, свидетелем которой он невольно стал. В противном случае между ними могла образоваться трещина, которая с неизбежностью будет расти. Да, Сандаал выбрала самое подходящее время. Что может быть хуже сложной проблемы, которую неловкое вмешательство запутывает еще больше? Или это не было случайностью? Может быть, Сандаал ловко воспользовалась представившейся ей возможностью? В конце концов король решил, что, объясняясь с герцогом, он должен приложить все усилия к тому, чтобы репутация леди Д'Лелан не пострадала в глазах Дэви.

И король с озабоченным видом пошел в зал Совета.

Раф Д'Гулар очень скоро обнаружил, что горе королевы не приносит ему столько радости, как он ожидал. Может быть, это произошло потому, что трое его младших братьев погибли от болезней и несчастных случаев. Горе его собственной матери с годами вовсе не стало меньше.

Легкая поминальная трапеза не обманула его ожиданий. Несмотря на свою изящную фигуру, Раф отличался отменным аппетитом, который мог соперничать с аппетитом его старшего брата Кила. Его отец, Хэррен Д'Гулар, который обычно тоже не прочь был основательно подкрепиться, сегодня обходил столы с едой стороной, возможно, из-за того, что он не мог больше поглощать пищу с былой грацией. Он уже несколько дней не носил сломанную руку на перевязи, однако она все еще была туго перевязана и почти ни на что не годилась.

Раф старался держаться подальше от отца из опасения получить незаслуженную выволочку на глазах всего почтенного собрания. Кила, к его великому неудовольствию, оставили дома, но Раф пообещал ему принести целый мешок вкусных вещей и тем подсластить его горькую участь.

Оглядывая собравшихся, Раф обратил внимание на то, что среди приглашенных аристократов и богатых купцов было немало простолюдинов, принадлежавших к среднему сословию, чего король Роффо никогда бы не допустил. Иными словами, новая королева правила так, как не правил до нее никто, и только время могло помочь разобраться, насколько она подходит для этой роли. До сих пор младший Д'Гулар высоко оценивал ее несколько непривычные, но эффективные приемы управления, хотя, если говорить честно, то, не имея ничего, он и не рисковал ничего потерять. В отличие, например, от своего отца.

Возле одного из столиков неподалеку от Рафа появились сестры Д'Ял. Обе были в темных траурных платьях, и от этого их нежная кожа казалась особенно бледной и бескровной. К тому же глаза младшей. Розы, покраснели от слез и слегка припухли.

Д'Гулар рассматривал обеих. Катина не плакала. Из них двоих она обладала более сильным характером, и Раф подумал, что, скорее всего, именно она шпионила за Рейссоном для Хэррена Д'Гулара. Несколько поразмыслив над этой проблемой, Раф решил, что ошибся. Ни у той, ни у другой из сестер не достало бы интеллекта для столь непростого задания.

Оглядывая толпу в поисках Сандаал, Раф увидел королеву. За ее руку цеплялся принц Тейн, глаза которого влажно блестели. Горе оставило на прекрасном лице Джессмин свою печать, и Рафу показалось, что за прошедшие дни королева состарилась на несколько лет. Рядом с ней стоял сутулый старик — Великий посланник, которого годы и болезнь уже почти превратили в беспомощного калеку. Он как мог утешал королеву, однако Гэйлона поблизости не оказалось.

Раф поискал глазами высокую, на полголовы выше любого из присутствующих, фигуру Гэйлона Рейссона и увидел его на противоположной стороне площадки. Рядом с ним сидела в кресле… Сандаал Д'Лелан. Девушка наклонилась к королю и положила ладонь на его руку. Раф увидел эту картину сквозь брешь, внезапно образовавшуюся между двумя группами гостей. В следующий момент король и Сандаал снова оказались закрыты от него чьими-то спинами. Когда же и эти мешавшие ему люди отошли в сторону, Раф обнаружил, что король и молодая леди исчезли. Чувствуя, как в нем оживает жгучее любопытство, молодой Д'Гулар устремился следом, не слишком вежливо расталкивая тех, кто попадался на его пути. Впрочем, уже вечерело, и собрание вот-вот должно было переместиться в зал Совета, где стоял королевский трон.

Коридор вел его внутрь дворца. Оказавшись на развилке, Раф задумался, но потом выбрал путь, который вывел бы его к королевским покоям. Ему казалось маловероятным, что Гэйлон направился на дворцовую кухню или в помещение для слуг. Выбрав направление, он пошел быстрее. Негромкий гул собравшихся в саду гостей постепенно стихал, но зато теперь он слышал впереди уверенные шаги короля и негромкий шорох мягких туфель. Д'Гулар последовал за леди на почтительном расстоянии, стараясь не обнаружить себя и в то же время не пропустить ничего из назревающих событий.

Сандаал так спешила нагнать короля, что следовавший за ней по пятам Раф чуть было не попался, когда за поворотом коридора, выводившим его на одну из застекленных террас дворца, чуть было не столкнулся с королем Виннамира, который остановился, чтобы поглядеть на город внизу. Здесь его и нагнала леди Д'Лелан. Раф сделал два бесшумных шага назад и прижался к стене, стараясь успокоить дыхание.

Король и леди спорили о каких-то странных вещах. Затем наступила долгая тишина, и Раф осмелился выглянуть. Гэйлон Рейссон и Сандаал Д'Лелан целовались, и руки фрейлины были обвиты вокруг шеи короля Виннамира.

За спиной Рафа раздались еще чьи-то шаги, и он поспешно скрылся в густую тень возле утопленной в стену двери. Мимо него прошел герцог Госнийский. Он не заметил Рафа, хотя остановился буквально напротив него. Д'Гулар заметил, что бледное лицо Госни стало еще бледнее.

— Прошу прощения, милорд, — сказал Госни бесстрастно и, резко повернувшись, быстро пошел в обратном направлении.

Раф услышал, как король крикнул вслед своему герцогу: «Дэви! Подожди!», но молодой лорд уже исчез.

Раф ухмыльнулся. Каковы бы ни были отношения Дэви с леди Д'Лелан, он только что сделал пренеприятнейшее для себя открытие. И причиной тому оказался не кто иной, как Гэйлон Рейссон, обожаемый монарх, которому Госни верно служил. Как удивительно все запуталось и усложнилось!

Тем временем голоса на террасе затихли. Раф осмелился еще раз выглянуть из своего укрытия, чтобы лучше слышать, о чем будут говорить король и леди. Они некоторое время спорили, но слишком тихо, чтобы Раф сумел уловить что-то членораздельное, а затем Сандаал неожиданно громко заявила о своей любви к Гэйлону. В первое мгновение Д'Гулар почувствовал себя уязвленным, однако в следующую секунду он уже жмурился от удовольствия. Ему не нужно было иных доказательств ее двуличия и коварства.