Я потихонечку стала ходить. И готовилась к школе, решила пересдать за 4-й класс осенью. В Златополе две школы стояли рядом – одна двухэтажная большая №1, и вторая – одноэтажная №2. Я училась в школе №2. На нашей улице Петровского жила учительница русского языка и литературы Елена Никитична. Она помогала мне по гуманитарным предметам, по русскому языку. Её муж Виктор Ефимович – по математике. Осенью я сдала экзамены за 4 класс. Сразу пошла в 5-й. У меня была цель – догнать свой класс, и я догнала. На следующее лето уже смелее сдавала за 6 класс.  Мне помогали Григорий Фёдорович учитель физики Елена Ивановна преподаватель украинского языка и конечно Елена Никитична, преподаватель русского языка и литературы. Так из 5-го в 7-й я догнала свой класс. Правда, всю жизнь, особенно в молодости, были сильные головные боли. Казалось, череп поднимается, мозги вот-вот вылезут. Иногда это сопровождалось неукротимой рвотой. Во время приступа каждый поворот головы, каждый шаг отражался болью. И тем не менее, никакого послабления, никакой пощады, облегчённого труда или чего-то, что нельзя делать – такого не было. Когда я обращалась к врачам, они готовы были дать мне пожизненную инвалидность. Но я отказалась, и решила больше терпеть и реже ходить в больницу.

Перескакивая через класс, я быстро адаптировалась и училась довольно успешно. Очень рада была, что догнала своих. По воскресным дням иногда приглашала своих подружек к себе домой – Нину Федорченко, Свету Павычан, Свету Лукьянченко. Мы вместе готовились к экзаменам. 7 класс я закончила с Похвальной Грамотой. Из детдомовских до 7-го класса дошли Нина Федорченко, Лёня Рыбалко и Костя Косов. Потом всех отправили в ремесленное училище. Через год они приехали к нам на пару дней. Мальчики в железнодорожной форме поодиночке пришли ко мне домой, оба признавались мне в нежных чувствах. К тому времени я сама страдала от любви к Лёне Басенко (об этом читайте рассказ «И не введи нас во искушение»). С Лёней и Костей я больше не виделась, но светлые воспоминания о детдомовцах и о школе остались навсегда.

Именно сейчас, спустя время, много повидавши, я могу реально, искренне оценить моих учителей. Это были совершенно необыкновенной самоотдачи люди. Я училась в небольшом местечке районного масштаба на Украине в послевоенные годы. Тогда кругом была разруха, и наши учителя прилагали максимум усилий, чтобы дать не только знания, но и по возможности обеспечить культурную программу.

Я пишу о щедрости и душевности наших преподавателей. Предметы преподавались насколько позволяли возможности по учебной программе. А вот в таком объёме культурную программу они вели бесплатно. Наш классный руководитель, учитель химии Конон Федорович, уже пожилой человек, играл на скрипке и гитаре, организовал классный хор и небольшой ансамбль музыкальных инструментов. Григорий Фёдорович, преподаватель физики, играл на аккордеоне, пел, рисовал и преподавал нам рисование. Да так, что моя дочь позавидовала бы, потому что у них рисование в школе отбивало всякое желание рисовать. А у нас, хотя красок не было, и мы рисовали только карандашом, я на всю жизнь усвоила навык как передать объём через штриховку. В кабинете физики было много оборудования, сделанного руками Григорий Фёдоровича, висели графические портреты физиков, им нарисованные. В 10 классе он учил нас трактоведению, машиноведению. Когда в 80 г. приехала комиссия из Киева, все были озадачены, удивлены, восхищены и Григорий Фёдоровичу Клычко присвоили звание «Заслуженный учитель Украины». Об этом мне рассказывала Елена Никитична, когда была у меня в гостях в Алма-Ате, и с сожалением говорила, что он не выдержал демократических отношений учащихся в школе и ушёл. Я помню, что мы его обожали. Старались не пропустить ни одного слова. Но пришло время, когда ученики почувствовали себя равными с учителями, посчитали, что они имеют право нахамить, не слушать. И учитель, который так самоотверженно, бескорыстно служил своей работе, не смог перенести новых демократических отношений и ушёл. Ведь можно только представить, какая это была трагедия для него. И это трагедия современной школы. Очень обидно, что ушёл Григорий Фёдорович не из-за низкой заработной платы, а из-за хамского отношения учеников. Много ли сейчас таких найдётся учителей?

Нам вдалбливали и лжеучения. Я совершенно четко помню, как по ботанике мы изучали учение Лысенко, его яровизацию, его имя приравнивалось к мировым светилам науки, и ни слова не упоминали о Н.И. Вавилове. Вавилов был всемирно признанным учёным, его коллекции семян, собранных со всех континентов планеты, стоят триллионы долларов и только сейчас начинают находить применение. Лысенко – неуч и подхалим. С его подачи был варварски убит Вавилов. Но такова была пропаганда!

И, наконец, Елена Никитична. Её уроки русской литературы похожи были на спектакль одного актёра. Она совершенно свободно читала наизусть многие внепрограммные стихотворения и цитировала прозу. Иногда, мы слушали пластинки с отрывками из оперы Чайковского «Евгений Онегин». Когда проходили это сложное произведение, арии Ленского действительно помогли мне понять лирический романтический образ поэта… Я помню, следуя информации того времени, Елена Никитична говорила нам о «врагах народа» – Анне Ахматовой, Марине Цветаевой. Но потом сокрушалась, какие же мы были слепые. И уже в Алмате она читали нам Ахматову и Цветаеву. И всё же, она воспитывала у нас свободу мысли, умение фантазировать. Мы писали много сочинений на свободную тему и потом обсуждали. Моё сочинение «Будущее нашего города» обсуждали в классе, и самое удивительное, что многое сбылось почти точно.

В 8-м классе у нас часто замещал Елену Никитичну преподаватель русского языка и литературы из школы №1. Он обещал нам: кто будет хорошо учиться, летом повезёт на экскурсию в Москву. Я очень старалась, часто ходила к Елене Никитичне не только заниматься, но и помогать ей по хозяйству. У неё было две девочки Таня и Наташа (Тане – 6, Наташе – 3 года) и больной муж. Виктор Ефимович страдал неизлечимой болезнью рассеянный склероз. Даже в описании этого заболевания отмечается мнительный, тяжёлый характер больных. Трудно даже передать словами, в какой тяжёлой обстановке они находились. Он шипел как дракон и на Елену Никитичну, и на девочек. А сам постепенно словно таял. Если представить образ Павки Корчагина в предсмертный период, то это копия Виктор Ефимович. Он с трудом передвигался, ему вынуждены были приобрести инвалидную коляску. Без содрогания невозможно вспомнить ту коляску на высоких колёсах с рычагами впереди, его тяжёлый взгляд глубоко впавших черных глаз, скулы, обтянутые кожей. Я боялась его, и всё же почти каждый день приходила, убирала в двух малюсеньких комнатах, иногда стирала одежду Тани и Наташи, что-то приносила из продуктов. Елена Никитична сама была больна язвой желудка. Она вынуждена была определить Виктор Ефимовича в дом инвалидов.

Директор нашей школы был брат Виктор Ефимовича, Леонид Ефимович. Он устроил скандал, обвинив её в том, что она как жена должна была ухаживать за мужем до последнего. Елене Никитичне тут же на работе стало плохо, её увезли в больницу. У неё перфорировала язва желудка. Ей сделали резекцию желудка. Мы с мамой и соседи напротив, Марченки, ухаживали за девочками. Недели через две Елена Никитична вернулась домой. Конечно, ей ещё долго нельзя было поднимать тяжелого. Но скоро она впряглась в свой обычный ритм. Эти стопы тетрадей… Несложно представить преподавателя русского языка и литературы. А потом до 2 или даже до 3 часов ночи – подготовка к урокам и проверка тетрадей.

После окончания 8 класса преподаватель русской литературы Фёдор Никонорович Божно выполнил своё обещание. Каким-то образом он договорился с одной из московских школ и нас разместили бесплатно в Москве. Боже мой, сколько было впечатлений! На ВДНХ, в Третьяковке, в парке Горького, в Кремлёвских палатах – везде побывали, и, конечно, в Мавзолее. Тогда ещё Ленин и Сталин лежали рядом. Возили нас в МГУ. В это же время туда приехала вьетнамская правительственная делегация, и мы даже общались с живым Хо-Ше-Мином. Я много раз была в Москве во взрослой жизни, но первое путешествие было самое запоминающееся.