В ситуации Панкратова все было именно так. Лезть в это болото без пруфоф я бы не стал.

Относительно измены – это лично дело каждого. Но чисто по фактам жена ушла от него вровень с банкротством. На что есть официальные выписки, да и слухи в определенных кругах. Ушла, забрала месячного ребенка. Ни родителям, ни подругам, куда свалила, не сообщила.

То есть у чувака проблемы с бизнесом, его кинули на большие бабки. Он фактический банкрот, стервятники слетятся быстро и сразу.

Недоброжелателей всегда много.

Что в этот момент делает его жена? Собирает вещички и сваливает с ребенком в неизвестном направлении.

Весь перформанс замешался на почве ревности. Вместо того чтобы поговорить и выяснить все с мужем, Есения решила просто сыграть в рулетку. О банкротстве не знает, зато уверена, что муж ей изменяет. Бинго просто.

Короче, девочка пряталась. Устроила вокруг себя детский сад. А Олька ей прекрасно подыгрывала, потому что сама такая же.

И вот таких случаев миллион. Когда там не сказали, здесь промолчали, а дальше разгребаем как можем, ну или не разгребаем.

Ставлю щетку в стакан. Ополаскиваю лицо и, щелкнув выключателем, иду к шкафу.

Быстро застегиваю ремень на джинсах, прикладываю к груди футболку. Слегка помятая, но и так сойдет. Под курткой, которую в доме родителей я снимать не буду, потому что зайду туда ненадолго, не заметят.

Наливаю Холифилду воды и спускаюсь во двор. Сворачиваю к тачке, выхватывая боковым зрением Олю.

Она идет ко мне. В руках пакеты с названием соседнего супермаркета. Ускоряется, когда замечает, что ждать ее я не намерен и уже сажусь в машину. Торопится. Очень быстро оказываясь рядом. Злая.

– У тебя что-то важное? – Стекло ползет вниз. Упираюсь локтем в образовавшееся пространство открытого окна. Неспешно скольжу по Оле взглядом. Волосы заплетены в косу. Ноги обтягивают спортивные легинсы. Вырез майки лишь слегка прикрыт укороченной светло-зеленой ветровкой.

Но задевают, конечно, глаза. Яркие. Синие. Но потухшие. Стеклянные и практически безжизненные.

– Зачем ты…

– Если это по поводу твоей недавней гостьи…

– Она моя сестра.

– Сути дела не меняет. То давай потом.

– Ты не имел права лезть в чужую семью!

– Как и ты, – перевожу машину в «драйв». – Ты скрывала у себя человека, – перехожу на шепот. – Прежде чем кого-то у себя прятать, включай голову. Во-первых, это может быть опасно, а во-вторых, ты точно так же вмешиваешься в семью. Разве нет?

– Еся меня попросила о помощи.

– Меня о ней тоже попросили. У тебя шнурок развязался, – смотрю на ее ноги в белоснежных кроссовках.

Она не шевелится. Смотрит на меня, вот-вот, блин, загипнотизирует. Нервно ведет плечом. Отворачивается, так что теперь я вижу ее в профиль.

Прищуриваюсь. У нее глаза слезятся.

Да тут все прозаичнее. Она же не просто злится на меня. Она винит себя. Скрутило вон всю.

– Ты считаешь себя виноватой перед сестрой? – интересуюсь, абсолютно не рассчитывая нарваться на поток слез.

Они капля за каплей скатываются по фарфоровым щекам, пока не превращают минутную слабость в настоящие рыдания.

Глушу машину и выхожу на улицу.

«Нет, он, безусловно, мне не нравится.

Ни в коем случае. Просто с ним легко». Оля

– Не трогай, – отступаю. Понимание того, что он вот-вот до меня дотронется, пугает.

Вчера в машине было то же самое. Кирилл провел пальцем по руке, и меня переклинило. Эта его якобы забота и совсем лишнее прикосновение стали спусковым крючком. День и так выдался паршивым. Встреча с Олегом, очередное провальное собеседование и как вишенка на торте – неугомонный брат моего бывшего. То, что, вернувшись домой, я долго рыдала, уточнять, думаю, вообще не нужно?!

Зачем Кирилл все это делает? Трогает меня, постоянно появляется где-то рядом…

Разве мне мало проблем?

Мама звонила, попросила приехать в понедельник. Ее срочно вызвали на работу, там какая-то проверка, она у меня главбух на хлебозаводе. Папа после операции так до сих пор и не пришел в себя. Нет, он в сознании, просто абсолютно несамостоятельный. Мама находится с ним двадцать четыре на семь. Через неделю ее отпуск закончится, придется выйти на работу уже с концами. Денег на сиделку нет. Все сбережения, что были, ушли на реабилитацию после операции.

Список положенных от государства лекарств в его случае в нашем регионе неполный. Многие приходится докупать самим, и это дорого.

Отец в отставке, не совсем по собственному желанию. Поэтому помощи от прошлой работы, которой он отдал всю свою жизнь, нет.

Надеюсь, что, когда устроюсь на работу, хоть на немного смогу облегчить их финансовые проблемы. Пока, к сожалению, побуду исключительно в качестве сиделки.

– Извини за мою резкость.

Кирилл говорит громко, без дурацких улыбок. Именно этим и вырывает из мыслей, которые кружатся в голове волчком.

На самом деле я даже толком не помню, когда он вообще был серьезен. Да и был ли? Вечный шут…

– Ты просто поступил плохо. И я тут ни при чем, – собираю силу воли в кулак, чтобы сказать это ровно. Без заминок и всхлипов. Губы все еще немного дрожат, и вижу я мутно из-за слез, которые скопились в уголках глаз. Но вытолкнуть из себя пару предложений и не разрыдаться снова я в состоянии.

Говорю и ставлю себе галочку – врать совершенно не умею.

Он прав… я при чем. Еще как при чем.

Еся появилась в поле зрения Бушманова только из-за меня. Муж нашел ее только потому, что мы с Кириллом знакомы.

Да, они помирились, и все оказалось не так, как сестра себе представляла… но… если бы последствия этой встречи действительно были нерадостными?

Я знаю, что такое, когда тебя ломает любимый человек. Не понаслышке знаю.

Именно поэтому мне так хотелось скинуть собственное чувство вины на чужие плечи, а Кирилл стал идеальным для этого вариантом. Это же так просто – переложить свои заморочки на другого, неважно, по какому поводу. Именно это я и сделала. Отправила ему гневное сообщение, а столкнувшись с игнором, решила не сдаваться и позориться до конца.

И сейчас упорно продолжаю это делать. Сама подошла, сама начала обвинять, а в итоге разрыдалась. Психушка, настоящая.

Кирилл слегка прищуривается и делает шаг, который сокращает расстояние между нами вдвое.

– Я же просила, – выставляю ладонь вперед, желание дистанцироваться никуда не делось.

Но вместо слов он забирает из моих рук пакет.

– Пошли-ка, я тебя провожу.

Не церемонится, просто подталкивает в сторону дома. Не оборачиваясь, иду вперед, лишь немного вздрагиваю, когда за спиной взвизгивает сигнализация.

Мы идем молча. Я впереди, Бушманов сзади. Он не идет по пятам, но и не отстает. Можно сказать, держит дистанцию.

Вынимаю из кармана магнитный ключ. Кирилл придерживает дверь, пропускает меня в подъезд. Быстро взбегает по ступенькам и вызывает лифт.

Прячу руки в карманы ветровки. Странное ощущение: рядом с ним я вроде и чувствую себя неуютно… но как-то по-другому. Без страхов и отвращения.

Нет, он, безусловно, мне не нравится. Ни в коем случае. Просто с ним легко. Кирилл не зацикливается на моих словах, внешности, да ни на чем. Не отвешивает сомнительных комплиментов и, самое странное, не делает замечаний.

У него все как-то проще, что ли… без заморочек.

А я… я одна сплошная заморочка.

Он «держит лифт» ногой так, что перегораживает собой вход. Приходится вытянуться по струночке, чтобы зайти в кабинку и не задеть его.

И у меня получается. Я протискиваюсь внутрь, не коснувшись Бушманова, правда, тут же спотыкаюсь о свой пакет с продуктами, который он поставил на пол.

– Осторожно.

Его рука так быстро обвивает мою талию. Я даже понять толком ничего не успеваю. Зажмуриваюсь только. В мыслях ведь уже давно распласталась по полу узкой кабинки и получила пару синяков на коленках.