Лестница ведёт вниз к площадке. Похожей на пульт управления. На стене много кнопок и тумблеров. Конечно, это не космический дизайн – нет дисплея, с которого можно управлять всем, лишь дотрагиваясь пальцем до него. В данном случае всё примитивно и… Надёжно. Щёлкнул тумблером, и в конце туннеля от стены отскочила мишень, а возле тебя выехал ящичек с пистолетом. Вид, вес и даже отдача, которую можно регулировать – при выстреле соответствуют настоящему, только «стреляет» такой пистолет радиосигналом, который на мишени зажигает светодиод. А выглядит это так, как будто мишень продырявили, и сквозь неё прорывается солнечный свет. Ещё в пистолете есть баллончик с газом. Его можно включить и при выстреле получить порцию настоящих пороховых газов. А также – сымитировать звук выстрела. Полная реальность стрельбы… Следующий тумблер, – и появится другая мишень, в которую можно покидать ножи. Тут уж всё без электроники. Всё ручками, ручками… Примечательна ещё одна красная кнопочка, та, что под стеклом. Если нажать её, то сверху упадёт бетонная плита, и входная дверь заблокируется. Да так, что без взрывчатки её уже не открыть… В конце туннеля – выход в мой сад, снаружи заметить его невозможно, а выйдя через него, попадаешь в место у забора соседнего участка, через который можно незаметно «свинтить». Но он – не, то что бы обманка, он просто оправдывает наличие туннеля, да и только… Главное скрывается в одной из стен туннеля. Найти его очень непросто и ещё сложнее открыть. Это ещё один коридор, который ведёт к лазу, выходящему в лесу – который уже за пределами моих владений – и к маленькой комнате, которая предназначается для полного уединения, потому как найти меня там не может никто. В этой комнате – запас воды в больших бутылях с шунгитом1 на дне, что не даёт ей портиться несколько лет. Низкая кровать, такая удобная для медитаций. Пара аккумуляторов для того, чтобы был автономный свет. Конечно, свечи намного аутентичней, но они сжигают кислород и дают дым. В шкафчике полно чистой одежды и постельного белья. В общем – всё для того, чтобы прожить тридцать-сорок дней, проводя очистительную голодовку или ретрит2. Или скрыться от кого-нибудь. Когда хочется отдохнуть от житейской суеты, это совершенно прелестное место! Ты и тишина! Место, где можно разобраться, что в голове накопилось, и разложить в ней многое по полочкам. Во всяком случае – весь подземный этаж задумывался и для этого… Но проходило время, и я научился балансировать между известностью и супер известностью с толпами поклонников и отсутствием спокойной жизни. И слава богу – теперь мой дом никто не осаждал. И вот в моей новой жизни – с появившимися смертельными врагами – моя секретная зона обрела своё истинное назначение. Здесь можно отсидеться и «исчезнуть со всех радаров». Буквально – провалится под землю. Конечно, провести в маленькой комнате без солнечного света на одной воде целый месяц требует некоторой психологической организации. Но при некоторых тренировках такой ретрит может даже доставить удовольствие. Правда… Так надолго растягивать это удовольствие у меня не получалось, но пять-семь дней для разгрузки тела, головы и души я практикую время от времени. А так же краткосрочные часовые медитации. Безусловно, при должной тренировке место не имеет значения, но всё же такое уединение приносит удивительные результаты… Всё моё подземное царство было предназначено для меня, но для какого-то «другого меня». Совершенно не для шумного режиссёра из гламура… Помню, подарили мне как-то китайский пиджак с воротником – мандарин, расшитый золотыми драконами. Как только я надевал его – во мне многое менялось. Конечно, я не становился Джеки Чаном3, но спокойствие просто накрывало меня, и я становился другим. Так вот, и спустившись в свои подземные владения, со мной происходило то же самое… Об этих моих владения не знал никто, включая самых близких. И не потому, что я не доверял им. Это был только мой мир. Где я оставался наедине с собой. И со своими демонами. А они у меня страшные – расхлябанность, лень, несобранность. Тут я корректировал их, а не они меня… Позже я купил ещё один дом, рядом который. Но не для того, чтобы парк свой побольше сделать, а для того, чтобы иметь ещё одно жилище с гаражом. В него из основного дома можно было попасть по туннелю.
ГЛАВА 40
О «О расставании»
– Друзья! Как хорошо, что вы приехали! – О встретил Ву и Кота на пороге своего дома.
– Ну как ты, Мефодьевич? – Кот уже с порога с обеспокоенным лицом задал этот вопрос.
– Что-то случилось? – О был удивлён этим вопросом.
– Слушай, ну ты даёшь… Десяток лет жил душа в душу с красотулей, каких свет не видывал, и такое дело! – Ву тоже был обеспокоен.
– А, ты о том, что Аннушка ушла? Я уж думал, что-то серьёзное. Нет, всё нормально.
– Ну да… Может, объяснишь нам, непросветлённым, как это не горевать, не ревновать?
– Други мои златы, всё просто…
– Да уж, совсем просто… – Кот даже вздохнул, вспомнив, как ему было тяжело, когда ушла его жена.
– Кот, не перебивай старших, – О улыбнулся, да так беззаботно! – Как только один в семье начинает задерживать развитие другого, то такие отношения напоминают шагающую ногу с гирей на ней. И нога – не сразу, но через некоторое время – будет стараться освободиться, чтобы пойти дальше с той скоростью, которая именно ей нужна, и туда, куда ей хочется. Но юмор в том, что не только гиря мешается ноге, но и нога мешается гире, ведь гирей она стала именно из-за ноги. И только когда они отцепятся друг от друга, они смогут найти общую дорогу для них обоих и стать не гирей и ногой, а двумя ногами, которые пойдут с удивительной скоростью. Правда… Они могут и не найти свою дорогу… Живущий подле тебя человек – не твоя собственность, а ты – не его. Люди не то что бы забывают об этом, просто не могут принять этого. Нельзя жить для другого, ты просто растворяешься в нём, исчезаешь и становишься неинтересен не только твоей половинке, но и себе. Твой мир меркнет, сжимается в кокон повседневных забот, нужных, но не главных в этом мире. Но это всё – разум. А сердцу сложнее. Сначала оно болит, а затем наступает тупое безразличие, которое для человека даже опаснее – многие непоправимые глупости совершаются именно в этом состоянии.
– А мне кажется, что во время боли и раздражения… – сказал задумчиво Ву, режиссёру был интересен разговор не только с личной точки зрения, но и с профессиональной. – Встречи-разлуки… Какой фильм обходится без этого? А часто – на этом только и держится.
– Ву, я о сердце говорю, а ты – об ЭГО. Оно-то как раз не может смириться, что тебя предпочли кому-то, и поднимает из глубины души всё самое тёмное, а иногда – и мерзкое. Но только в том случае, если оно управляет человеком, а не наоборот. Продолжу… Вообще-то процесс напоминает выздоровление от болезни. В большинстве случаев – у одного.
– А у второго что, иммунитет? – Ву продолжал спрашивать.
– В большинстве своём: один любит, а второй позволяет любить, то есть ему кажется, что он вместе с партнёром заражён болезнью по имени любовь, но это всего лишь так, за компанию. Даже при частичном выздоровлении появляются положительные моменты. И главный – это Свобода. Не свобода напиваться с друзьями, не менять партнёрш и всякое другое. А Свобода с большой буквы – Свобода Выбора. Конечно, можно разменять её на всякие мелочи, говоря, что живёшь в своё удовольствие и только один раз. Безусловно, любой может спустить свою жизнь в унитаз – ведь это только его жизнь… А можно уйти из старой жизни и начать новую: поехать наконец в Тибет, пожить в шалаше или написать книгу… Да просто почувствовать, что можно выбрать из тысяч разных дел те, которые не давали порой уснуть и казались в старой жизни невыполнимы, ведь ты уже стал гирей, прикованной к ножке, безупречно красивой и удивительной. Но как не прелестен охранник твоей тюрьмы, именно он отбирает у тебя свободу. И какое-то время ты согласен со своим рабством, ведь тебе завидуют – не всегда по доброму, но завидуют – и это сильно тешит твоё ЭГО. И как только эта замечательная ножка освободится от этой тяжеленной гири, вдруг окажется, что и не гиря это вовсе, а мячик, лёгкий на подъём и пушистый, ведь это ножка делала его гирей. Двое, когда соединяются в одно, всегда теряют часть своей свободы. И если это осознанная жертва, то она даже не воспринимается как жертва.