Литмир - Электронная Библиотека

Макса долго ждали, Виктор уже хотел ему магнит возле озера оставить, когда звездолетчик из кустов вывалился, и лицо у него опять серое было. И шумел он как пьяный лось, чуть ли не громче профессора, только что не плевался. Махнул издали, и припустил рысцой, хотя и видно было, что из последних сил. Долго его ждать будем в точке Б, – подумал Виктор и достал магнит. Страусы уже на подходе были.

– Давай уже, размагничивай, пока у меня решимости не убавилось, – промычал Макс, подходя к группе. Постарел он резко, словно десять лет вперед прожил. Может, подобрал что с тропы, например черное яйцо, – невзначай подумал Виктор и отвернулся, понимая, что помочь нечем, да и не просит немец помощи. Детина такой здоровенный, помощи никогда не просил, не принимал и принимать не будет.

– Погнали!

Он размагнитил все браслетики, и они их аккуратно у озера сложили, чтобы Страусы пока не волновались, и побежали. Кто как мог. Направление одно, но тропы к нему разные идут. Кто отстанет, может по другой тропе пройти, по Гунькиной. Она короче намного, хотя Виктору не понравилась. Затаилась тропа, неприветливая такая, на первый взгляд лысая, как затылок у профессора, а что-то из нее дышит в спину и шепчется и вошкается. В общем, Виктор на профессорскую тропу свернул, длиннее, да безопаснее, там все-таки впереди Страус прошел, весь огонь на себя принял. Остальные по Гунькиной дорожке засеменили. Только Макс отстал. Согнулся пополам, воздуха глотнул, словно подкошенный.

Виктор решил, что он сейчас упадет и придется к нему вернуться и побег весь насмарку, и пайка лишат, да не бросать же его. Нет, разогнулся, воздуха набрал и опять засеменил, догоняя профессора. Ничего, дойдут, курочки, ведь не ради игигов стараются, а свое назад возвращают, свободу драгоценную. Хотя на Земле может и нет уже свободы никакой. Об этом не хотелось думать и он побежал по тропе, четко, ровным шагом, сберегая дыхание. И хорошо так было, когда браслет не пикал и рация молчала. Только надо до заката успеть в туннель нырнуть, потому как твари выйдут из джунглей и клыки у них будут как сверла, а глаза как блюдца.

Глава 6

Вот сучье вымя, стервячьи яйца! Ни зги в этом проклятом туннеле не видно. Только дыхание Мэри слышно впереди где-то, да фонарик пана Варшавски мигает и тухнет. Ровно на пол локтя он светит, а дальше туннель свет поглощает, словно младенец молоко высасывает. Нет света и направления нет, планшет выключился. Не надо было в этот чертов туннель соваться. Прошли бы они по чужой тропе, она туда же ведет. Хищников он меньше боялся, чем чертовой неизвестности. То тени мечутся, то вдруг всхлипывать начинает пустота сзади, где уже трое протопало. Да так пищит, словно ребенок плачет. Огоньку бы сейчас, проклятье, и глотку продрать чем-то позабористей, чем остатки воды в игигском термосе.

– Эй, там, впереди, не спешите, кони. Не нравится мне этот туннель.

– Да, мне тоже, – просто отозвался Стефан, без всяких своих обычных колкостей и философских притч, которые обычно из него сыпались как горох из дырявого мешка, – давай догоняй, вместе пойдем.

– А смысл?

Мэри молчала, шла ровно, только дышала через рот. Говорил ей, нельзя так дышать. А если тут газы природные, Черной подпущенные? Волновался он за Машеньку… Вместе идти, – нет резона. Ну, собьются они кучей и выплюнет туннель огненный шарик, как час назад, когда он Макса ждал, и завалит всех, так и останутся косточки в самой жопе планеты.

Сыро здесь было, как в канализации. Может туннель и был канализацией для этих гигантов, которые здесь лабиринтов настроили. Липкая дрянь комбинезон испортила, и теперь стало в нем мало пользы, а защитное поле процентов на тридцать работало. Ну, помирать, так помирать. Все же не от непосильного труда на благо игигов, а при попытке к бегству, что, конечно, почетнее намного. Впрочем, на Земле ведь не узнают. Напишут, пропали в лесах Черной и все.

Он ощупал стенку. Слизи вроде меньше стало и запах почище.

– Ребята, никак выход скоро.

– Хорошо, – отозвалась Мэри, – а то уже комок к горлу подкатывает, словно метаном дышу.

Где-то сзади громко вздохнул профессор, услышал, значит. Его фонарик так хаотично по стенам прыгал, что Виктору показалось, будто это сам профессор по стенам бегает, а не по полу ходит. Впрочем, кто их знает, этих нерусских физиков. Он вот подкрутит что-нибудь в комбинезоне игигском, и тот, того гляди, еще и летать будет. И тут туннель зашипел – газы выпустил. Темнота стала изумрудно зеленой, тени метнулись на потолок.

– Ложись! – Бешено заревел Виктор и сам плюхнулся в зловонную жижу, понимая, что лицо сейчас все в дерьме будет.

Повалились, лежат, молодцы. Только очень далеко что-то шлепает и кряхтит. Он надеялся, что это Макс бредёт, а не тварь какая с тропы зашла. Впрочем, следов зверья здесь не было. Видно хищники на Черной поумней пришельцев были и в такие злачные места рыла свои не совали.

Сколько они лежали, неизвестно. Виктор вроде как отключился, провалился от безмолвия в черный сон, в пропасть бездонную падал. Сначала подумал, что это «колодец», о котором профессор языком чесал, а потом вспомнил, что лежит в туннеле, и закряхтел, глаза разлепил. Свистнул, услышал вдали шаги и легкий свист в ответ. Значит, пошли уже вперед, без его команды. Ну, тогда он отвечать ни за кого не берется. Пусть на них этот свет зеленый выльется… Не то, подумал, что-то не то несу.

Мысли стали путаться, потому что защитное поле почти на нуле, еще чуть-чуть и агрессивная среда прорвется и осядет ядом на коже. Тогда уже ничего не нужно будет, ни базу игигов штурмовать, ни звездолеты искать…

Он поднажал и догнал их возле двери. Круглой и задраенной. Стоят, топчутся, тоже мне, воины света, черт возьми.

– Что там?

– Люк тут кажется закрытый.

Мэри фонарем посветила. В паутину влезла, чертыхнулась, и стукнула в отчаянии по железной двери. Философ осмотрел препятствие, насколько его севший фонарь позволял и молча сел, нос расчесывая. Аллергия у него была на сырость и черные туннели.

– Все, пришли, студент. Распаковывай чемодан, здесь жить будем.

– Да ты не хорони нас раньше времени, на тропе и хуже бывало. Дай мне лучше глотнуть.

– Не осталось ничего, сухо.

Минут десять они посидели в тягостном молчании, потом профессор подтянулся и Мэри его опять встречать побежала. Аж разозлился Виктор, что она с ним все нянчится, как с дитём малым, честное слово. Ему так и слова доброго не скажет, а старикашку чуть ли не на своем горбу тащить готова. Впрочем, не его это дело. Он понял, что пары и газы туннеля потихоньку мозг отравляют, скоро он весь желчный сделается, как Стефан Варшавски.

– Как вы, Борис Натанович?

– Да живой еще, сынок, ты обо мне, о старике не волнуйся. Еще повоюем. – Вздохнул, наверно китайскую компанию старик вспомнил, засела та война у него в сердце стальной иглой и колола не вовремя, всегда не вовремя. – А чего сидим? Дошли что ли?

– Дошли, батя, дошли до ручки. – Виктор глаза почесал и попробовал открыть, но ничего не изменилось, все также темно было, как у Страуса в брюхе, и только едва отсвечивала дверь проклятая. – Вы не волнуйтесь, присаживайтесь, где посуше, я вам анекдот расскажу, хотите? Русский, про тундру и две палки…

Профессор проворчал что-то на своем, неразборчивом, и Виктор замолк, анекдотом не стал травить уши интеллигенции. Глаза опять прикрыл и подумал, хорошо бы сейчас ноги протянуть, сапоги эти тяжеленные, как все грехи мира, снять и вздремнуть часок-другой. Только потом можно и не проснуться. Травит его туннель помаленьку, чтобы в себе похоронить, как и всех, впрочем, тоже. Опять навалилось отчаяние и хотелось бить бесполезным лазером по двери железной, хотелось ругаться на кого-то, требовать и просить у судьбы.

«Обратно не пойду, – принял он решение. – Не смогу, не доползу, да и поле сейчас совсем сдуется, если еще не сдулось. Шары эти огненные, газы дрянные и вонь, тьма и галлюцинации… Нет, лучше тут останусь. Прощай, Земля, девочки, простите, не вернется ваш мишка плюшевый. Тетку только жалко, старенькая она стала, сентиментальная, реветь будет и носом хлюпать, да причитать, какой умненький мальчик был, сгноили его игиги проклятые».

11
{"b":"791301","o":1}