Мария фыркнула в ответ сама себе. Что-то ей вообще сегодня в голову приходили странные мысли. Загрузилась совсем, заработалась. Нет, надо точно отдохнуть, выбраться куда-то. Только не сейчас. Позже.

Дома все было по-прежнему. Телевизор разве что не вилял хвостиком при виде хозяйки, плюшевый медведь улыбался из угла дивана, часы строго тикали со стены: так-так, тик-так. Тихо, уютно, но пусто.

Чтобы отвлечься, Мария включила радио, но песни, словно сговорившись, повторяли извечные сюжеты: она полюбила – он не оценил, либо она полюбила – он погиб, либо она полюбила – он изменил, и т.д.

Что-то это стало действовать на нервы, подумалось девушке. Да что ж за день сегодня такой паршивый? Нет, спать, спать, спать! Чтобы побыстрее все это кончилось. Будет новый день – новая пища, новый интерес, новая жизнь.

Уже засыпая, она проводила мысленно уходящий день словами: «Новая жизнь… Позже…Может быть, позже…»

Ее разбудил телефонный звонок. Мужской голос, впрочем, достаточно молодой и уверенный в себе, осведомился:

– Мария, ты?

– Я, – сонно выдохнула Быстрицкая, пытаясь продрать хотя бы один глаз и посмотреть на часы. Наконец, ей это удалось: – Андрей, ты сдурел что ли? Без четверти три!

– Не ругайся, – попросил с усмешкой Стожаров, – дело есть.

– Ну? – промычала Быстрицкая, закрывая глаза обратно и возвращаясь в объятия подушки с трубкой возле уха.

– У нас убийство, приезжай утром в прокуратуру, – сообщил Андрей.

– Ладно, – бросив телефон на тумбочку, Мария снова погрузилась в свои радужные сновидения.

Что-то заставило Рудакова задержаться на секунду в коридоре. То ли Ринат так долго не выходил из своего кабинета ему навстречу, то ли что-то еще, но Дмитрий остановился как раз напротив лестницы и в следующее мгновение понял, почему его интуиция так настойчиво требовала стоять на этом месте, а не мчаться, как обычно, мимо. Он услышал голос своей вчерашней попутчицы и шаги, явно приближающиеся к месту, где Дмитрий так неожиданно задержался. Еще через несколько секунд он увидел и саму Марию. Она с обреченным видом рылась в своих бумагах и наверняка не собиралась что-то там найти, потому что рядом с ней без умолку трещала о своих горестях упитанная тетка с авоськой, полной банок и свертков. Наверняка эта особа измучила девчонку до смерти, а та в силу врожденной вежливости не решалась заткнуть ей рот и послать подальше.

Видимо, Мария почувствовала его взгляд на себе, потому что внезапно обернулась в его сторону, и щеки ее зарделись румянцем, отчего она приобрела чертовски привлекательный вид.

Чтобы прибодрить ее немного, Рудаков подмигнул ей весело. Это подействовало: обреченный вид мгновенно улетучился. Дмитрий даже удивился, как возможно так разительно измениться за такой короткий промежуток времени. И решил, что обязательно найдет ответ на эту загадку.

Между тем, предмет его размышлений легко побежал вверх по лестнице, оставляя Рудакова стоять в коридоре с открытым ртом. Тетка с невообразимой резвостью бросилась за девушкой, ни на секунду не закрывая рот и не отставая.

Дмитрий не сомневался, что теперь переносить занудство этой тетки Мария будет не так скорбно, как раньше, и потому с чувством выполненного долга отправился к Ринату, который уж очень долго копался у себя в кабинете.

Дух сумасшествия уже начинал просыпаться в Быстрицкой после получасового разговора с мамочкой ее нового клиента Панина, доставшегося ей от позавчерашнего дежурства. Печально кивая головой в такт ее речи и иногда вставляя многозначительное «угу», она плечом к плечу с женщиной поднималась по лестнице в следственное управление. Чтобы как-то отвлечься, Марья стала рыться в своей папке с бумагами, хотя сама толком не знала, что конкретно она хочет найти. В конце концов, тяжело вздохнув, девушка оторвалась от своего занятия и неожиданно встретилась глазами со своим вчерашним попутчиком. Вспыхнув, Быстрицкая, не успев даже подумать, почему и зачем, улыбнулась, встрепенулась, расправляя перышки, и от этого мгновенно преобразилась из унылого создания в веселую и привлекательную мадмуазель. Удивительно все-таки, как благотворно действовало на Марью общество этого опера: сразу захотелось жить, веселиться, нравиться.

Дмитрий между тем внимательно осмотрел ее собеседницу и хитро подмигнул девушке. Одарив его в ответ самой благодарной и очаровательной улыбкой, Мария прибавила шагу и быстренько вознеслась на следующий этаж. Неугомонная Панина не отставала ни на ступеньку, продолжая забрасывать Быстрицкую вопросами типа «может быть, его в свидетели можно перевести?». Так и хотелось ответить: какие свидетели, помилуйте! Ведь он в групповом разбое участвовал, да еще по голове потерпевшему ударил арматуриной! Она на ходу ответила лишь:

– Посмотрим, – и, убыстрив шаг еще, ринулась к благословенной двери следователя Стожарова.

Взъерошенное недавней встречей сердце улеглось обратно, лениво постукивая, румянец сменился благородной белизной – и Мария, абсолютно спокойная и уравновешенная, вошла в кабинет. За ней по пятам пробралась ее преследовательница.

– Здравствуйте, Андрей Валентинович, – произнесла Маша, подходя к Стожарову. – Как у нас дела?

Подняв свою белесую и ужасно умную голову от подшитого дела к вошедшим, Андрей хлопнул удовлетворенно белыми ресницами и кивнул, приветствуя Машу:

– Приветствую, Мария Александровна. Какие у нас дела? Так, делишки, – а крадущейся попятам за своим адвокатом мамочке строго велел: – Подождите, пожалуйста, за дверью.

Женщина моментально растворилась в полумраке.

– Не прибедняйся, – отмахнулась Быстрицкая, плюхаясь на ближайший стул. – Ну, так что? Где?

– Сейчас, – он набрал номер и, подождав пару секунд, приказал: – Это Стожаров. Давайте его сюда.

Вдавив трубку обратно на рычаги, Андрей придвинул Маше дело:

– На, почитай, что твой красавец сочиняет.

Маша пробежалась глазами по протоколу. Ничего удивительного. За воображение Панина она никогда не беспокоилась. Достаточно было намекнуть, дать направление его мысли, и робкая идейка превращалась в живописный рассказ со всеми подробностями. Самое интересное, что он сам первый во все это верил. Его сегодняшнее собственноручное «чисто сердечное» признание получилось у него особенно хорошо, и Мария с трудом смогла скрыть улыбку, подумав: Андерсен, чистый Андерсен.

Вопреки расхожему мнению, что адвокаты и честность – две вещи не совместные, Мария врать не умела. Поэтому для себя Быстрицкая сразу установила другой стиль работы. Только опираясь на факты, на имеющиеся доказательства, которым она умела давать вполне логичное объяснение, благоприятное для интересов защиты, Быстрицкая всегда создавала ту картину происшедшего, которая ей была нужна, находила лазейки в документах, добивалась нужной квалификации, нужного приговора, который мог устоять в любой надзорной инстанции. Ее правилом было сформулированное ею же утверждение, что идеальных обвинительных заключений не бывает. Зная, что ложь рано или поздно выходит наружу, она не пользовалась ею, но, даже защищая заведомо глупую позицию клиента, пыталась найти как можно больше разумных доводов в пользу защиты. Так было с большинством дел, но иногда встречались настолько интересные обстоятельства, что Быстрицкая, забывая о своей адвокатской стезе, начинала рыть землю не хуже любого детектива. Сколько раз они со Стожаровым спорили в такие моменты, ругаясь на чем свет стоит и клянясь, что никогда больше не поздороваются друг с другом, даже если солнце упадет на землю. Но проходило время, интуиция Марьи торжествовала над поспешной логической выкладкой следствия. Стожаров, умница, признавал ее правоту и угощал кофе с коньяком с очередной премии за раскрытие.

В этот раз Быстрицкую снова распирало любопытство: просто так бы Андрюша посреди ночи не позвонил, но он молчал, как партизан. И она решила из принципа сделать вид, что забыла об этом.