Гордостью Ольги Андреевны стала королевская бегония, которой московское общество придумало необычное название «Ухо Наполеона», а также цветок с другим не менее странным названием – кротон, который ей подарил Федор Кузьмич.

В оранжерее Ухтомцевых в художественном беспорядке располагались бархатные голубые диванчики на две персоны для отдыха. Зимний сад выходил окнами на полукруглый балкон. Белые плетеные кресла-качалки, в которых можно сидеть тихими летними вечерами и наблюдать за прохожими, стояли возле парапета, украшенного рельефной лепниной.

Парадная лестница вела на второй этаж и украшена цветными изображениями лесных птиц и пастушек, овечек и оленей. Под лестницей находилась закрытая холодная галерея, открывающаяся в ещё одну залу на первом этаже. В ней хранятся припасы на зиму: банки с вареньями и повидлами, компоты.

В просторном кирпичном амбаре на заднем дворе был сложен садовый и огородный инвентарь. Возвышается аккуратная дровня, ответственность за пополнение которой целиком лежла на кучере Степане Хлыстове. В огромных добротных амбарах, двери которых запираются на огромные висячие замки, хранились солидные запасы муки и круп, завезенные из деревни. Под потолком на крючках висела солонина: зимой ее держали вне холодного погреба. Конюшня прочная и теплая, без сквозняков, сделана так, словно там должны жить люди. Лошадей в хозяйстве шесть: самые выносливые, для поездок с товаром в другие уезды и губернии; другие – для возможной охоты; третьи – красивые и породистые, для выездов, чтобы щегольнуть на прогулке или в театре, на ярмарках.

5

Скрипя колесами по гравию, экипаж остановился возле широкого крыльца, на котором в ожидании застыл управляющий домом Тимофей Сергеевич, цветущего вида представительный лысоватый мужчина с плотным животиком. Всё его жизнерадостное и безусое лицо с пушистыми рыжеватыми бакенбардами, здоровым румянцем на гладких щеках, расплывшаяся на губах добродушная улыбка, радостный взгляд выражали в эту минуту искреннюю готовность услужить. За ним к двери жалась Аринушка, бойкая молодайка из-под Полтавы, с веселыми вишневыми глазами, разлётными дугами чёрных бровей и очаровательными ямочками на белых щеках.

По обеим сторонам от подъезда возвышались аккуратные белые вазоны с нежно-сиреневыми и розовыми флоксами. Вдоль дорожки за кустами поникших роз на клумбах красовались осенние пионы и глицинии, наполняющие пространство вокруг одуряющим сладковатым ароматом.

Девочки вылезли из колясок и побежали за дом, посмотреть, что изменилось за время их отсутствия. Даша с гордым и независимым лицом сама стащила с коляски свой тяжелый чемодан и отошла с ним подальше, волоча по траве, чтобы никому не мешаться. Она закинула косу на спину и с любопытством оглядела дом и уютный палисадник, разбитый с обеих сторон от подъездной дорожки. К ней подошла француженка, поставив саквояж возле ног. Не глядя на Дашу и не разговаривая, она с подчеркнуто отчужденным видом ждала, когда вернутся её воспитанницы, чтобы вместе с ними пойти уже в дом.

– С прибытием, Иван Кузьмич, дорогая хозяюшка, Ольга Андреевна, – радушно улыбаясь, проговорил Тимофей Сергеевич, подходя к фабриканту.

Ариша тоже подошла и остановилась за широкой спиной управляющего. Она радостно и загадочно улыбалась, переводя блестящий задорный свой взгляд то на хозяина, то на хозяйку.

Тимофей протянул было руку, чтобы принять сюртук, переброшенный у хозяина на руке. Но так как тот сразу не отреагировал, не придумал лучшего, как ухватиться за его воротник и потянуть на себя.

Но хозяин сюртук не отдал. И между мужчинами состоялось шутливое состязание, заключавшееся в том, кто ловчей и быстрей перетянет сюртук. Иван ухмылялся, наблюдая, как раздосадовано пыхтит Тимофей. Тот покраснел от натуги, чувствуя оплошность, озадаченно крякнул и отступил с растерянной улыбкой.

– Неужто силёнок стало маловато? – съехидничал фабрикант.

–Да вроде бы нет, – бодро отвечал Тимофей и, поднапрягшись, с силой дернул сюртук на себя. Рукав разодрался, но сюртук оказался у него.

– Это вы в деревне так раздобрели, что он порвался, – неуклюже пошутил Тимофей.

Но хозяин шутку не понял, сердито хмыкнул. Спохватившись, Тимофей смущенно продолжил:

– Извините, Иван Кузьмич. Поторопился, не подумавши. Хотел, как лучше, чтобы руки вам освободить. Да видно перестарался…

– И кто мне его теперь починит?

– Так я и починю, если больше некому, – отозвался работник.

– Да ну, – не поверил Ухтомцев.

–Мне бы только иголку с ниткой найти, мигом исправлю.

– Ну гляди. А наперед все же спрашивай, не угодно ли отдать, а то сразу тащить… Ну да чего уж теперь: бери, зашивай. Сам напросился. Есть ли известия от моей Александры Васильевны? Архип заходит, что говорит? – расспрашивал Ухтомцев работника. Он выглядел заметно повеселевшим, стоило ему вылезти из коляски и поставить ноги на землю.

– Александра Васильевна ещё не вернулись. Про брата вашего есть известия.

– Какие?

– Воротился весь больной. Сейчас дома сидит как сыч, нос не высовывает, – отвечал Тимофей, не краснея. Дело в том, что этим утром Петр Кузьмич сам пришел к ним во двор за молоком вместо Архипа. И Тимофей Сергеевич лично его лицезрел и провел с ним за работой все утро. Мало того, Петр Кузьмич как раз в данный момент находился у них на заднем дворе, укрывшись в сарае возле курятника. Но об этом Тимофей Сергеевич не мог признаться хозяину, иначе он навлек бы на себя его гнев.

– Понятно, – кивнул Иван Кузьмич.

– У Филимоновых три дня назад бабушка померла. Вчера хоронили. Хлыстов, Степан Феоктистыч, дочку меньшую замуж выдавать собрался. Уже и сватов заслали, гуляли два дня.

– Давно пора. Их Настюхе уже, почитай, восемнадцатый годок пошел. А кто же посватался?

– Щекачев Юрий, который вместе с отцом у нас рыбой в рядах торгует. Да вы его поди, знаете?

– Знаю. Сам-то Матвей Степанович в лавку часто заходит. Юрий хороший парнишка. Сызмальства вместе с отцом ездит, шустрый, толковый. Повезло Хлыстовым, дочку хорошо пристроили.

– А мы без вас всех скучали. Как ваше семейство уехало, так и заскучали. А сейчас снова будет весело, – добродушно говорил Тимофей.

– Что же ты? Хозяин за дверь, ты – гуляй не хочу, – пошутил фабрикант и хитро подмигнул.

– Нам это ни к чему, – с некоторой даже обидой промолвил Тимофей. – Мы по нашим маленьким барышням скучали.

– Дядя Тимофей, а мы не скучали, – влезла в разговор Танюшка, крутившаяся рядом.

– Ещё бы вы скучали в деревне, милая барышня, – поддакнул ей Тимофей. – Да будь я на вашем месте, я бы оттуда ни ногой. Жил бы и жил, по грибы и ягоды ходил, да на речке купался. – Он протянув руку, потрепал девочку по волосам.

– Если нужно куда-то поехать, вы мне скажите, я отпущу, – сказал Ухтомцев.

– Один не поеду… А вот когда женюсь, так сразу и поедем к родне, вместе с женой, – добавил он, хитро подмигивая.

– Неужто поладили? – догадавшись о ком речь, ухмыльнулся хозяин. В доме все знали о давней сердечной привязанности Тимофея к Арише, которая стояла около Даши и что-то ей объясняла.

Круглое розовощекое лицо Тимофея расплылось в счастливой глупой улыбке.

– Куда она денется, уговорил, – самодовольно промолвил он.

– Вот это правильно. Справите свадьбу и поезжай, – сказал Ухтомцев и одобрительно похлопал Тимофея по плечу.

И эта намечающаяся свадьба его работника оказалась еще одной приятной новостью, порадовавшей Ухтомцева после того, как он вступил на собственный двор.

– Мы баньку для вас истопили. Не изволите ли принять с дороги-то?

– Уже нет, скоро брат должен приехать. Вы нам ее лучше завтра изобразите. И принесите мне чистую пару, пойду сполоснусь, – сказал Иван Кузьмич, останавливаясь с Тимофеем возле крыльца.

Ольга Андреевна приказала Даше идти в дом и дожидаться дальнейших распоряжений. Та кивнула, подобрала поставленный на песок туго набитый чемодан и корзину с домашней провизией и пошла вслед за Аришей.