Иван Кузьмич скептически усмехнулся, процедил сквозь зубы:

– Ещё раз узнаю, что ты за моей спиной с братом Петькой якшаешься, не поздоровится! Ты поняла, что я сказал?

Ей ничего не оставалось, как только согласно кивнуть. Заметив, что дочери, сидящие напротив них, заерзали и начали перешептываются, спросила:

– А вы о чем там шепчетесь? Расскажите.

– Да мама, это мы просто, – ответила Наташа.

– Устали, наверно?

Девочки отрицательно покачали головами.

– Хорошо. Скоро уже приедем. Соскучились по дому?

Те дружно закивали.

4

Колесо коляски попало в яму, и сидящие в ней пассажиры смешно подпрыгнули, девочки весело запищали, и всё их внимание переключилось на дорогу, по которой они проезжали. Сестры принялись оживленно осуждать, что они видели.

В это время их кучер повернул лошадь направо и оказался на узкой плохой дороге. Они проехали мимо заросшего тиной и ряской, дурно пахнущего застоявшегося пруда, в который с соседних дворов и улиц по земляным канавкам и желобам стекали канализационные нечистоты. Стойкий запах гниющего болота отравлял воздух. Но домашние и дикие утки и селезни радостно крякали, барахтаясь и плавая возле берега в буро-зеленой воде, весело золотящейся в лучах осеннего солнца.

Вдоль тротуара лепились деревянные дома с мезонинами, огороженные заборами, не всегда ровно державшимися. Из печных труб в небо вился белый дымок, за заборами слышались неторопливые разговоры людей, кудахтанье кур. Играли в траве и пыли босоногие ребятишки. На лавочках возле ворот грелись в лучах солнца, слезшие с печей старики и старушки. Прогрохотала, проехав по улице, водовозная телега, и вновь воцарилась пронизанная солнцем и пылью сонная тишина.

Экипажи выехали на площадь, миновали небольшую деревянную будочку городового, окруженную зеленым забором. Внутри такой будочки все было приспособлено для проживания человека: стояла печь, лавка и стол. Во дворе разбит небольшой огород, и висело на протянутой от забора до забора веревке сохнущее белье, бродили в песке куры с цыплятами. Но самого городового было не видно, наверно, спал внутри.

В Китай- городе движение стало ещё более оживленным: загромыхали железными шинами по неровным мостовым кабриолеты. Это была знакомая, как будто ещё средневековая торговая столица, с её неровными и короткими улицами, извилистыми коленчатыми переулками, разросшимися одичавшими садами, родниками, бьющими из-под камней в какой-нибудь рощице, и прудами. Но уже то там, то здесь становились заметны приметы стремительно наступающего нового времени. Камер – Коллежский вал интенсивно застраивался современными и красивыми зданиями из камня и стекла.

Но в центре этой новой капиталистической Москвы уже появились большие колониальные магазины, рестораны и кондитерские с красивыми выставками разных деликатесов. Великолепные зеркальные витрины ярко сверкая огнями, манили проходивших мимо зевак вызывающей роскошью.

В вечернее время центральные улицы освещались керосиновыми или газовыми фонарями. Но на окраинах, в глухих переулках всё ещё горели подслеповатые фонари, заправляемые конопляным маслом.

Промышленные предприятия города, нуждаясь для технических нужд в воде, строились вдоль берегов рек Москвы и Яузы. За Преображенской, Крестьянской, Калужской заставами, на Воробьевых горах также возникали рабочие слободки и кварталы.

Дворянской, чиновничьей стороной считалась та часть Москвы, которая простиралась от Москвы-реки до Малой Дмитровки и Каретного ряда, и находившимися на ней Остоженкой, Пречистенкой, Арбатом, Поварской, Большой и Малой Никитской. На улицах возвышались дворянские особняки, дворцы с колоннами и фронтонами в стиле ампир. Между ними попадались и дома поскромней, с антресолями и мезонинами, на которых красовались гербы с княжескими шапками и мантиями, с дворянскими коронами, рыцарскими шлемами и страусовыми перьями. Улицы Москвы тогда ещё не имели вида двух высоких , смотрящих друг на друга фасадов. Граничившие между собой владения усадеб с садами, были отделены друг от друга невысокими деревянными заборами. Ворота на которых почти ни у кого не запирались днём на засов и были открыты для проезда с улицы к парадному домашнему крыльцу.

Дом Ухтомцевых находился на правом берегу Москвы-реки на удице Малая Якиманка в Замоскворечье. Соседние с ними улицы: Пятницкая, Ордынка, Полянка и Якиманка с большим количеством переходов и переулков были застроены купеческими домами. В этой части города с давних пор царил патриархальный и строгий семейный уклад, который можно охарактеризовать очень выразительной чертой. Когда глава семейства – «сам» или «тятенька» возвращался домой из лавки, он требовал, чтобы вся семья собиралась на ужин под его председательством. Затем ворота тщательно запирались дворником на ключ и приносились «самому». Если же ловкий и сметливый купеческий сынок хотел закатиться на ночь кутить, ему приходилось пролезать под воротами, если это пространство от земли до нижнего края ворот по особому договору с дворником не было заложено доской, называвшейся «подворотней». Возвращение в родительский дом ранним утром совершалось тем же способом. ( Прим.1 стр. 388).

Двухэтажный каменный дом из фигурного светло-розового кирпича, с мезонином, в котором жили Ухтомцевы, окнами смотрел на Малую Якиманку, скромно прятался за каменным забором, раскидистыми яблонями и вишнями в тихом зеленом переулке.

За главным домом стоял ещё один флигель, на первом этаже которого располагалась контора, а на втором жилые комнаты, сдаваемые внаем приказчику Григорьеву с семьей.

Внутреннее расположение комнат в этой усадьбе было почти таким же, как в деревенском доме. На втором этаже правого крыла расположились три гостевые комнаты, за ними большая и малая гостиные. На первом этаже слева – комнаты для работников: управляющего и ключника Тимофея Сергеевича, бойкой девицы Ариши, горничной и стряпухи, и дворника Серафима.

Направо по коридору располагалась столовая, зимняя кухня, буфетная и кладовые.

Сами хозяева с детьми и француженка проживали на втором этаже.

Слева от комнаты Ольги Андреевны находилась горница девочек, рядом с ней – комната гувернантки, справа спальня и кабинет хозяина. Из всех окон в комнатах открывался замечательный вид на восточную окраину Москвы и Малую Якиманку, на сады, разросшиеся за каменными стенами и тесовыми заборами, куда с утра слетались стаями вороны и галки. Сквозь густую темную зелень кое-где видны были крыши и верхние этажи домов, круглые крыши летних беседок. А дальше как будто в небеса устремлялись золотые купола церквей, открывалась панорама из зданий, высоких каштанов и лип. Слева как на ладони – Кремль с башнями, соборами и дворцами. В праздники и царские дни слышалось, как палят с Тайницкой башни пушки, были видны клубы дыма. ( Прим.1 стр. 277)

За жилыми комнатами на втором этаже размещался зал, предназначавшийся для приемов, который почти всегда пустовал. В зале стояли замечательные английские часы с механикой, фасад которых представлял собой сельский пейзаж с ветряной мельницей и водопадом. Несколько раз на дню часы перед боем играли незамысловатые мелодии, мельница вертела крыльями, и струился водопад.

В шкафах за стеклом теснились красиво расписанные лаковые табакерки и шкатулки, позолоченные чашки, маленькие флакончики на цепочках, которые носили дамы на мизинце левой руки, веера из слоновой кости, бронзовые курильницы, хрустальные кубки, узкие, с позолотой, для цветов и букетов и множество других, милых сердцу безделушек и предметов.

Через следующий зал, называемый малой гостиной можно было попасть в оранжерею, за которой в отсутствие хозяйки ухаживали девушки.

В середине оранжереи находился небольшой круглый бассейн, а посредине – скульптура амура с кувшином, из которого выбивался фонтан для поддержания постоянной влажности воздуха. В зеленых кадках вдоль стен росли семь больших пальм. Драцены и юкки занимали почетные места в глиняных вазонах причудливой формы. На подоконниках красовались горшки с бальзаминами и красной геранью. Росли здесь и гвоздичные деревья, и фикусы в больших вместительных горшках, померанцы и лимонные деревья. Летом домашние растения выносили в сад и красиво расставляли на траве и вдоль садовых дорожек.