Она находилась довольно далеко от них, но Инна все же смогла разглядеть того, кто шел. Это была Селия Риччи, главный психиатр Фориса, к которой Мизуки ходила на сеансы психотерапии. Вот только здесь, на Земле, она была слишком занята – так ей сказала подруга. Инна не понимала, что могло так загружать эту женщину, тем более что форисян здесь осталось не так много, но общаться с ней желания не было. Девушка не жаловала психологов, поэтому просто лениво наблюдала за путем далекой фигуры, идущей по полю куда-то в сторону Рона.

Но нет, Селия Риччи шла не к реке. Неожиданно она повернула влево и направилась прямиком к небольшому дому в окружении зеленых кустов. Сердце Инны неожиданно пропустило удар: это был дом, в котором жили Алистер Кроссман и Мартин Вебер. Девушка постаралась не подать виду, как ее это обеспокоило, а сама тем временем впилась взглядом в фигуру психиатра. Селия шла, опустив голову, и ее походка казалась усталой, но направлялась она точно к этому дому.

Вскоре кусты скрыли ее, но Инна не сомневалась, что женщина прошла прямиком в дом. Через несколько минут они с Рене подошли достаточно близко для того, чтобы увидеть главный вход. Инна старалась не смотреть на него, но ее глаза все равно косили в ту сторону. Дверь была открыта, и внутри стоял кто-то скрытый тенью. А потом Селия Риччи шагнула в дом, и дверь закрылась.

В сердце что-то резануло. Инна с трудом удержалась от того, чтобы не заплакать. Значит, болеет… карантин… ничего не соображает и очень заразен… Как же! Просто он не хочет ее видеть. Вот и все. Так просто. Руки невольно сжались в кулаки, а ногти до боли впились в ладони. Нет, она не имеет права поддаваться эмоциям… у нее есть работа…

Рене очень быстро понял, что что-то не так. Когда Инна до крови прокусила губу, он резко остановился и схватил ее за плечи.

– Кто эта женщина? – серые глаза, казалось, заглядывали ей прямо в душу.

Инна помотала головой:

– Никто.

– Слушай, я же видел, как ты вся в лице изменилась, как только она пошла к тому дому. Кто там живет?

– Я же сказала, никто, – Инна попыталась обойти его.

– Инна! – раздраженно воскликнул Рене. – Я понимаю, что мы всего два дня знакомы, но мы не сможем ничего сделать, если ты будешь продолжать скрывать от меня разные вещи. Это как-то связано с ависонами? Я обратил внимание на то, что ты держишься настороже рядом с ними.

– Ависоны тут не при чем.

– А кто тогда причем?

– Никто. Простите, это личное, – пробормотала под нос Инна.

Рене вздохнул:

– Можешь мне рассказать, если хочешь. У меня богатый жизненный опыт. Возможно, я смогу помочь.

Но Инна молчала. Дело уже даже не в том, что она не доверяла Рене – она просто не могла выдавить ни слова. В груди что-то больно жглось от простой истины, которую она только что осознала: Алистер не хочет ее видеть. Почему? Что она такого сделала? Инна изо всех сил старалась не показывать ему своих чувств, пыталась держаться отстраненно, быть другом, но не более. Наверное, она надоела ему своими чувствами, вот он и решил спрятаться.

Ей нужно взять себя в руки. Андмор обещал ей конец света, она должна собраться и подготовиться к этому. Но на Инну неожиданно навалилось такое чувство одиночества, которого она еще не испытывала никогда в жизни. Ее пробрал холод, по коже прошли мурашки. Стоял солнечный день, но ей показалось, что резко наступила промозглая ночь. Она больше не могла выдерживать это. Окончательно потеряв контроль над собой, она села прямо на землю и разрыдалась.

Дети интерната во Фрибурге сидели на своих уроках, и заняться было вроде как нечем. Морщась от головной боли, Мизуки медленно шла по коридору, проверяя, все ли там в порядке, но вокруг было пусто. Пусто и тихо. Девушка уже начинала жалеть, что согласилась присматривать за детьми. Она практически ничего не могла предложить им, а потому большую часть дня просто слонялась по интернату, не зная, чем себя занять.

Тут вдруг из одной из комнат донесся такой звук, как будто что-то упало. Мизуки нахмурилась. Кто-то все же не пошел на занятия? Ромина поручила всем, так сказать, «воспитателям» следить, чтобы дети учились. Даже обрадовавшись, что ей нашлось дело, Мизуки быстро набрала на электронном замке универсальный код для входа и открыла дверь в комнату.

Но внутри оказалось пусто. Узкая незаправленная кровать, письменный стол, монитор на стене, несколько ящиков для одежды, небольшой холодильник, серебристый прибор (мультиварка или что-то в этом роде?)… Дверь в санузел открыта, как и окно, из-за чего создавался сквозняк. На полу рядом с письменным столом валялась фотография в рамке. Наверное, ее снес со стола порыв ветра, и именно этот звук она и услышала. Ребенок, живущий в комнате, сейчас на занятии, а она только зря вторглась в его жилище.

Наверное, ей стоило уйти, но почему-то этого делать не хотелось. Унылые однообразные коридоры наводили на нее тоску. Мизуки робко присела на отодвинутый стул и подняла фотографию с пола. Стекло оказалось с трещиной. Это от падения или так уже и было? На самой фотографии было двое: мужчина и женщина. Может, это родители ребенка? Мужчина – невзрачный очкарик с темными волосами. Очкарик? Какого года эта фотография? Мизуки осторожно подцепила какой-то железякой, лежавшей на столе, стекло и вытащила из-под него фотографию. Перевернула – дата не стояла, но бумага казалась очень хрупкой и слегка желтоватой, а значит, это явно не свежак. В каком веке люди перестали пользоваться очками? Мизуки не знала. В двадцать первом веке вроде некоторые еще носили, но на Форисе уже обходились без них.

Но почему у ребенка хранится столь древняя фотография? Кто для него эти люди? Мужчина невзрачный, но, очевидно, счастливый – улыбка чуть ли не до ушей. А женщина… красавицей ее не назовешь – лицо слишком широкое, подбородок тяжелый, волосы жидковатые… Но…

Девушка нахмурилась. Почему-то женщина на фотографии показалась ей смутно знакомой. Но откуда? Мизуки почти никого не видела из землян, да и эти люди явно уже давно умерли… Может, это какая-то актриса? В архиве Фориса хранилось довольно много земных фильмов и сериалов, и Мизуки частенько их смотрела. Но нет, воспоминание было совсем свежим… Где же…

А потом она вспомнила. Вчера, когда она просматривала все файлы, сохраненные на нейроресивере, среди всего прочего там мелькали фотографии этой женщины. Как же ее… Лорен. Вроде так. Помнится, даже в каком-то разговоре она упоминалась. Но что же тогда получается – ребенок, живущий в этой комнате, родственник хозяина нейроресивера? Как странно… Интересно, кто он? Мизуки быстро выглянула в коридор, посмотрела на надпись у двери. Г. К. Буланже. Класс 8. Ей тут же захотелось поговорить с этим или этой Буланже, но вряд ли Ромина обрадуется, если она вырвет ребенка с занятия. А сегодня Мизуки работала только до двух, и после должна была вернуться в Женеву, в то время как занятия у детей заканчиваются в половине четвертого. Что ж, видимо, придется отложить разговор с ребенком до завтра. А дома она еще раз взглянет на файлы нейроресивера и посмотрит, не удастся ли ей найти там что-нибудь интересное…

Инна продолжала плакать, сидя на земле. Рене стоял в стороне и не делал попыток ее успокоить – мужчина не понимал, из-за чего все это, а потому предпочитал держаться в стороне, чтобы не наломать дров. Инна не переставая всхлипывала и даже бормотала какие-то ругательства, а потому до нее не сразу дошло, что ее кто-то зовет.

Обернувшись, она увидела Селию Риччи. Она стояла рядом с ней с довольно мрачным видом. Инне почему-то захотелось наброситься на эту женщину, но сил у нее на это не осталось. Тем временем психиатр продолжала смотреть на нее как будто с сочувствием и молчать. Это Инну взбесило.

– Чего Вам надо? – грубо спросила она.

– Я увидела тебя в окно, и решила, что стоит тебе объяснить ситуацию., – пояснила она. – Я…

– Нечего тут объяснять, – проворчала Инна.